Письменность и транскрипция австралийских языков

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

До появления европейцев австралийские языки использовались исключительно в устном общении и не имели никакой письменности. Поэтому латинский алфавит стал неизбежно использоваться сначала в практической транскрипции, а затем и для впервые создававшихся орфографий. Однако довольно долго не существовало никакой чёткой системы, одни и те же звуки передавались по-разному, что привело к большому количеству вариантов написания одних и тех же слов.





Ранние опыты письма

Вначале австралийские языки записывались английскими буквами так, как слышалось пишущему. Это означало, что разные австралийские фонемы, неразличимые для английского уха, записывались одинаково, и наоборот, разные аллофоны одной фонемы, соответствующие разным английским фонемам, записывались по-разному.

Большинство слов, заимствованных из местных языков в английский (а через него и в другие языки, в том числе русский), были записаны именно так, поэтому на их основе трудно понять как звучало изначальное слово.

Более осведомлённые в лингвистике писатели иногда использовали такие символы как ŋ или ġ для велярного носового /ŋ/, ñ для палатального носового /ɲ/, макрон (¯) или циркумфлекс (^) для долгих гласных, дужку (˘) для кратких. Однако эти знаки использовались несистематично.

Современная орфография

Для многих современных австралийских языков лингвистами разработаны орфографии, в основе которых лежат общие принципы. Все эти орфографии стремятся быть фонематичными: одно слово может быть записано и прочитано только одним способом.

В большинстве австралийских письменностей используются только стандартные буквы английского алфавита, что приводит к необходимости использовать диграфы для тех звуков, которые не обозначаются отдельными буквами. Это в свою очередь может приводить к неоднозначностям. Например, и одна фонема /ŋ/, и сочетание /ng/ должны записываться одинаково. Чтобы их различать, сочетания записывается разными способами: n.g (с точкой), n’gапострофом) или nk.

Гласные

Вокализм большинства австралийских языков представлен тремя фонемами, которые часто различаются по долготе: i, a и u. На морфонологическом уровне некоторые системы (например, в языке энинтиляква) могут быть описаны с помощью всего двух фонем. Тем не менее эти базовые гласные в определённых позициях могут реализовываться в виде аллофонов [e], [o] [ɯ] или [æ], что как правило не отражается на письме. Например, в языке матутунира слово wirrirri «пламя» произносится [weɾeɾɪ]. Широко распространённые долгие гласные обозначаются с помощью двух одинаковых букв, например: ii /iː/, aa /aː/, uu /uː/.

Тем не менее, встречаются языки, где гласные /e/ и/или /o/ могут быть отдельными фонемами.

Согласные

Для консонантизма большинства австралийских языков характерно наличие большого количества локальных рядов (мест образования) для смычных согласных (от 4 до 7) при практическом отсутствии фрикативных согласных.

Другой особенностью австралийских языков является отсутствие фонологического противопоставления согласных по звонкости / глухости. Обычно для каждого локального ряда имеется только одна глухая фонема, которая в некоторых позициях может частично озвончаться (между гласными, после носовых согласных). Тем не менее, в орфографиях многих языков они обозначаются буквами для звонких согласных, так как их английское произношение оказывается ближе, чем произношение английских глухих, являющихся придыхательными. Столь же часто используются и буквы для глухих фонем. В некоторых языках звонкие аллофоны обозначаются буквами для звонких, глухие — для глухих. Наконец, в работах одних лингвистов или в ранних орфографиях может использоваться один способ передачи смычных, в работах других или в поздних орфографиях — другой. Всё это вносит страшную путаницу и, например, название одного и того же австралийского языка может иметь по несколько десятков вариантов написания (с учётом вариаций для других фонем).

Таким образом, в каждом локальном ряду имеется одна взрывная фонема, одна носовая и часто ещё одна боковая и/или преназализованная. Встречаются следующие типы согласных:

Зубные согласные передаются диграфами с буквой h. При этом th обозначает не фрикативный межзубный как в английском, а обычный зубной взрывной как русские т/д.

Ретрофлексные согласные также обычно обозначаются диграфами с буквой r (rt, rn, rl), но в некоторых языках используется подбуквенная диакритика «подчёркивание»: ṯ, ṉ, ḻ, например, в языке питянтятяра. Сочетания «носовой+чистый взрывной» могут передавать как одну преназализованную фонему, так и сочетания двух фонем, в зависимости от языка. Например, в языке яньюва представлены следующие преназализованные фонемы: mb /mb/, ngk /ŋɡ/, nj /ɲɟ/, nth /ⁿd̪/, nd /ⁿd/, rnd /ɳɖ/.

Практически во всех австралийских языках представлены скользящие w /w/ и y /j/. В нескольких языках представлен также зубной скользящий, который записывается как yh.

В большинстве австралийских языков представлены две р-образные фонемы:

Практическая транскрипция на русский язык

Так как фонологические системы русского и австралийских языков очень различны, при передаче русской графикой слов, заимствованных из последних (этнонимов, лингвонимов, личных имён, реалий), используется практическая транскрипция, в которой различаются не все австралийские фонемы. Так, не различаются согласные зубного, альвеолярного и ретрофлексного рядов. Взрывные предпочтительнее передавать буквами для глухих (так как в русском языке глухие непридыхательны и тем самым ближе к австралийским звукам, чем английские глухие). Однако, для некоторых слов уже устоялось написание со звонкими согласными (например, бумеранг, языки дирбал, вальбири).

Гласные «е/э» и «о» используются для тех языков, в которых соответствующие звуки являются отдельными фонемами, хотя бы на поверхностном уровне. Например, первая гласная в названии языка энинтиляква противопоставляется в других словах гласной «a» и поэтому записывается по-русски через «э».

практическая
орфография
IPA русская транскрипция
a a, æ а (э/е)
i / e i, e и (е)
u / o u, ɯ, o у (о)
aa аа
ii ии
uu уу
w w в
y j й
ya, yi, yu ja, ji, ju я, (й)и, ю
p, b p / b п
t, d t / d т
th, dh t̪ / d̪ т
rt, rd, ṯ ʈ / ɖ т
tj/ty/dj/dy/c/j tʲ / c / dʲ / ɟ ть (тя, тьи, тю)
yk k̟ / ɡ̟ кь
k, g k / g к
m m м
n n н
nh н
rn, ṉ ɳ н
ny, nj, ñ nʲ / ɲ нь (ня, ньи, ню)
nyng, nyŋ ŋ̟ нгь
ng, ŋ, ġ ŋ нг
ngg, ŋg ŋk / ŋg нгк
n.g, n’g, nk nk / ng нк
l l л
lh л
rl, ḻ ɭ л
ly, lj lʲ / ʎ ль (ля, льи, лю)
rr r, ɾ рр
r, ṟ ɻ р
rd ɽ р

Напишите отзыв о статье "Письменность и транскрипция австралийских языков"

Литература

  • Dixon R. M. W. [www.cambridge.org/catalogue/catalogue.asp?isbn=0521473780 Australian Languages: Their Nature and Development]. — Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
  • McGregor William. The Languages of the Kimberley, Western Australia. — London, New York: Taylor & Francis, 2004. — P. 21–26.

Ссылки

  • [www.ling.mq.edu.au/speech/phonetics/phonology/aboriginal/index.html The Phonetics and Phonology of Australian Aboriginal Languages]

Отрывок, характеризующий Письменность и транскрипция австралийских языков

Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]