Эдвардс, Дункан

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Дункан Эдвардс
Общая информация
Прозвища	Big Dunc (Большой Данк) The Tank (Танк)
Родился	1 октября 1936(1936-10-01) Дадли, Англия
Умер	21 февраля 1958(1958-02-21) (21 год) Мюнхен, ФРГ
Гражданство	Англия
Рост	180 см
Позиция	полузащитник
Карьера
Молодёжные клубы
1952—1953	Манчестер Юнайтед
Клубная карьера*
1953—1958	Манчестер Юнайтед	151 (20)
Национальная сборная**
1949—1952	Англия (до 16)	9 (0)
1954—1957	Англия (до 23)	6 (5)
1954—1956	Англия (B)	4 (0)
1955—1958	Англия	18 (5)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ду́нкан Э́двардс (англ. Duncan Edwards; 1 октября 1936, Дадли, Англия — 21 февраля 1958, Мюнхен, ФРГ) — английский футболист, выступавший за «Манчестер Юнайтед» и сборную Англии. Он был одним из «Малышей Басби», молодой команды, созданной Мэттом Басби в середине 1950-х. Эдвардс — один из восьми футболистов, погибших в результате Мюнхенской авиакатастрофы.

Дункан родился в Дадли. В возрасте 16 лет он начал играть за «Манчестер Юнайтед», став самым молодым игроком Первого дивизиона Футбольной лиги и самым юным игроком Англии после Второй мировой войны. За его пятилетнюю профессиональную карьеру он помог «Юнайтед» выиграть два чемпионских титула Первого дивизиона и дойти до полуфинала Кубка европейских чемпионов. Он выжил во время авиакатастрофы в Мюнхене в феврале 1958 года, но умер спустя 15 дней из-за тяжёлых ранений.

Биография

Ранние годы

Эдвардс родился 1 октября 1936 года в английском городе Дадли. Он был первенцем в семье Гледстоуна и Сары Энн Эдвардс и их единственным ребёнком, дожившим до совершеннолетия, так как младшая сестра Дункана Кэрол Энн умерла в 1947 году в возрасте 14 недель.

Эдвардса выбрали в сборную английских школ, где он дебютировал в матче против такой же команды из Уэльса на стадионе «Уэмбли» 1 апреля 1950 года. Вскоре он был назначен капитаном команды и пробыл им два сезона. К этому времени на него уже обратили внимание профессиональные клубы. Скаут «Манчестер Юнайтед» Джек О’Брайан сообщил Мэтту Басби в 1948 году, что он «сегодня увидел 12-летнего школьника, который заслуживает просмотра. Его имя Дункан Эдвардс, он из Дадли».

Джо Мерсер, который в то время тренировал Сборную английских школ, уговаривал Басби подписать Эдвардса, на которого также претендовали «Вулверхэмптон Уондерерс» и «Астон Вилла». Эдвардс подписал контракт с «Юнайтед» как любитель 2 июня 1952 года. Но в некоторых докладах отмечается, что это произошло на его 17-й день рождения в октябре 1953 года, другие источники утверждают, что он подписал контракт годом ранее.

Футбольная карьера

«Манчестер Юнайтед»

Эдвардс начал карьеру в молодёжной команде «Манчестер Юнайтед» и несколько раз вышел на поле. В 1953 году команда с Эдвардсом выиграла первый розыгрыш Молодёжного кубка Англии, но к тому времени он уже дебютировал в первой команде. 4 апреля 1953 года он сыграл в матче Первого дивизиона Футбольной лиги против «Кардифф Сити», который «Юнайтед» проиграл 1:4. Он вышел на этот матч в возрасте 16-ти лет и 185 дней, став таким образом самым молодым игроком, который играл в высшем дивизионе. Команда Басби в то время состояла из возрастных футболистов, в связи с чем Басби стремился поставить молодых игроков в основной состав. Эдвардс с Деннисом Вайоллетом и Джеки Бланчфлауэром были среди молодых талантов, введённых в основной состав в 1953 году, они были известны как «Малыши Басби». Газета The Guardian так прокомментировала дебют Эдвардса в первой команде: «он показал, что неплохо бьёт по мячу и играет в пас, но он должен прибавить в скорости, так как он вингер».

В сезоне 1953/54 Эдвардс закрепился в первой команде «Юнайтед». Он произвёл хорошее впечатление в товарищеском матче против «Килмарнока». 31 октября 1953 года он заменил травмированного Генри Коберна в выездном матче против клуба «Хаддерсфилд Таун», он выходил на поле за «Юнайтед» в 24 матчах чемпионата, а также в матче Кубка Англии против «Бернли».

В мае 1955 года Эдвардс был вызван в сборную Англии, которая отправилась в тур по континентальной Европе и сыграла матчи против Франции, Португалии и Испании. В сезоне 1955/56, несмотря на почти двухмесячное отсутствие на поле из-за гриппа, Эдвардс сыграл 33 матча за «Юнайтед» и выиграл чемпионат Футбольной лиги. В следующем сезоне он сыграл 34 матча в лиге, тем самым достигнув отметки в 100 игр за клуб, а «Юнайтед» выиграл второй титул лиги подряд.

Эдвардс начал сезон 1957/58 в хорошей форме, и ходили слухи, что итальянские топ-клубы готовы подписать с ним контракт. Его последний матч в чемпионате состоялся 1 февраля 1958 года, где он открыл счёт в игре, чем помог «Юнайтед» победить «Арсенал» 5:4. Пять дней спустя он сыграл последний матч в своей жизни против клуба «Црвена Звезда» в четвертьфинале Кубка европейских чемпионов.

Смерть

Возвращаясь домой из Белграда, самолёт на котором летел Эдвардс и его товарищи по команде, разбился при взлёте после дозаправки в Мюнхене. Семь игроков «Манчестера» и 14 остальных пассажиров погибли мгновенно на месте происшествия, Эдвардс был доставлен в больницу с многочисленными переломами ног, переломами ребер и повреждёнными почками. Лечащие врачи были уверены, что он имел шанс на выздоровление, но сомневались, сможет ли он когда-то снова играть в футбол.

Эдвардс умер в 2:15 по местному времени 21 февраля 1958 года. За несколько часов до его смерти был опубликован новый выпуск журнала «Charles Buchan’s Football Monthly», с фотографией улыбающегося Эдвардса на обложке.

Эдвардс был похоронен на кладбище Дадли пять дней спустя, рядом со своей сестрой Кэрол Энн. Более 5000 человек собрались на улицах Дадли в день его похорон. Его могилу регулярно посещают болельщики «Юнайтед».

Наследие

Память Эдвардса увековечена в ряде мест в его родном городе Дадли. В 1961 году по инициативе тренера Мэтта Басби в церкви Святого Франциска, приходской церкви района Приори, был поставлен витраж, изображающий игрока, разработанный Фрэнсисом Скитом. В 1999 году в центре города была поставлена статуя Эдвардса, отлитая на средства его матери и Бобби Чарльтона. В 1993 году тупик в переулке рядом с кладбищем, на котором он похоронен, был назван в честь Дункана Эдвардса. Паб «Гнездо Рена», рядом с местом, где он вырос, был переименован в «Дункан Эдвардс» в 2001 году, но в течение пяти лет он закрылся, а затем сгорел. В 2006 году в парке Приори, где Эдвардс часто играл в детстве в память о нём был открыт игровой комплекс стоимостью £ 100000. В 2008 году южный объезд Дадли был переименован в дорогу Дункана Эдвардса. В Музее и художественной галерее Дадли есть выставка памятных вещей, связанных с карьерой Эдвардса, в том числе его матчам за сборную. В Манчестере есть жилой комплекс под названием Дункана Эдвардс Коурт, есть целая сеть улиц, названная в честь его коллег, жертв Мюнхенской трагедии, в том числе Эдди Колмана, Роджера Бирна и Томми Тейлора. 8 июля 2011 года на доме в Стрэтфорде, где жил Эдвардс, по инициативе Бобби Чарльтона была открыта мемориальная табличка.

В 1996 году Эдвардс был одним из пяти игроков, избранных для изображения на британских марках, выпущенных в рамках серии «Футбольные Легенды», изданной в честь турнира Евро 1996. В 2011 году он был изображён в британском телефильме Сэма Клафлина «Юнайтед», снятым на основе событий мюнхенской катастрофы.

Современники Эдвардса не скупились на похвалу его способностей. Бобби Чарльтон описал его смерть как «крупнейшую трагедию, когда-либо случавшуюся с „Манчестер Юнайтед“ и английским футболом». Английский тренер Терри Венейблс заявил, что, если бы он жил, именно Эдвардс, а не Бобби Мур, поднял бы трофей Кубка мира как капитан Англии в 1966 году. Шотландский тренер Томми Дохерти заявил: «У меня нет никаких сомнений, что Дункан стал бы величайшим игроком в истории. И не только в британском футболе, с „Юнайтед“ и Англией, а лучшим в мире. Джордж Бест был чем-то особенным, также как Пеле и Марадона, но, на мой взгляд, Дункан был намного лучше с точки зрения всесторонних способностей и мастерства». В знак признания его талантов Эдвардс стал первым членом Зала славы английского футбола в 2002 году.

Стиль игры

Хотя его в основном помнят опорным полузащитником, Эдвардс мог играть практически на любой позиции: центрального полузащитника, центрального нападающего, инсайда или даже защитника. Его универсальность была таковой, что в одном случае он начинал матч как нападающий вместо одного травмированного игрока, прежде чем перейти в центр обороны вместо другого. Он обладал физической мощью, атлетизмом, прекрасным владением мяча обеими ногами, мощнейшим ударом, а особенно он был известен своим высоким уровнем выносливости. Стэнли Мэтьюз назвал его «скалой в бушующем море». Его телосложение принесло ему прозвища «Большой Данк» и «Танк», он занимает первое место в рейтинге самых жестких игроков всех времен по версии The Times.

Физически, он был огромен. Он был сильным и имел фантастический футбольный мозг. Он был единственным игроком, рядом с которым я чувствовал себя ничтожным.

— Бобби Чарльтон

Статистика выступлений

Клубная карьера

Клуб	Сезон	Лига		Кубок Англии		Кубок чемпионов		Суперкубок Англии		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Манчестер Юнайтед	1952/53	1	0	0	0	-	-	0	0	1	0
	1953/54	24	0	1	0	-	-	0	0	25	0
	1954/55	33	6	3	0	-	-	0	0	36	6
	1955/56	33	3	0	0	-	-	0	0	33	3
	1956/57	34	5	6	1	7	0	1	0	48	6
	1957/58	26	6	2	0	5	0	1	0	34	6
Всего за карьеру		151	20	12	1	12	0	2	0	177	21

Международная статистика

Сборная	Сезон	Матчи	Голы
Англия
	1954/55	4	0
	1955/56	5	1
	1956/57	6	3
	1957/58	3	1
	Итого	18	5

Голы Дункана Эдвардса за сборную Англии
№	Дата	Соперник	Счёт	Голы Эдвардса	Соревнование
1	26 мая 1956	ФРГ	3:1	1	Товарищеский матч
2	5 декабря 1956	Дания	5:2	2	Отборочные матчи ЧМ-1958
3	6 апреля 1957	Шотландия	2:1	1	Чемпионат Великобритании 1957
4	6 ноября 1957	Северная Ирландия	2:3	1	Чемпионат Великобритании 1958

Вне футбола

Эдвардс был трезвенником и вне футбола занимался рыбалкой, играл в карты, посещал кинотеатры. Известен случай, когда он был оштрафован на 5 шиллингов дорожной полицией, когда ехал домой после игры на мотоцикле с выключенными фарами.

На момент смерти Эдвардс проживал в съёмной квартире на Горс-авеню в Стретфорде. Он был помолвлен с Молли Лич, которая была старше его. Пара познакомилась в отеле возле аэропорта Манчестера.

Литература

• Total British Football. — Flame Tree Publishing, 2006. — ISBN 1-84451-403-X.
• Understanding Sport: An Introduction to the Sociological and Cultural Analysis of Sport. — Taylor & Francis, 1999. — ISBN 0-419-13640-1.
• McCartney Iain. Duncan Edwards: The Full Report. — Britespot Publishing Solutions, 2001. — ISBN 0-9539288-5-3.
• Meek David. Legends of United: The Heroes of the Busby Years. — Orion Books, 2006. — ISBN 0-7528-7558-2.
• Wagg Stephen. Manchester United: A Thematic Study. — Routledge, 2004. — ISBN 0-415-33333-4.
• Leighton James. Duncan Edwards: The Greatest. — London: Simon & Schuster UK, 2002. — ISBN 978-0-85720-781-4.

Ссылки

• [www.duncan-edwards.co.uk Сайт памяти Дункана Эдвардса]  (англ.)
• [www.manutd.com/en/Players-And-Staff/Legends/Duncan-Edwards.aspx Профиль футболиста] на ManUtd.com  (англ.)

Отрывок, характеризующий Эдвардс, Дункан

Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.