Эйндховен
Город и община
|
Э́йндховен[1] (нидерл. Eindhoven, МФА: [ˈɛi̯ntˌɦoːvə(n)]) — город и община на юге Нидерландов. Крупнейший город провинции Северный Брабант. В городе находится большое число предприятий, связанных с высокими технологиями и информатикой, например, Филипс. Город также известен футбольной командой ПСВ — второй по титулованности в Нидерландах.
Содержание
История
Письменная история города началась в 1232 году, когда герцог Хендрик I Брабантский даровал права города Эндеховену, небольшому городку на пересечении ручьёв Доммел и Гендер. В то время город состоял примерно из 170 домов, окружённых крепостным валом. Рядом со стенами города стоял небольшой замок. Городу также было дано право проводить еженедельный рынок, и крестьяне из соседних деревень были обязаны продавать на этом рынке свои продукты. Важную роль в развитии города сыграло то, что он находился на торговом пути из Голландии в Льеж.
Около 1388 защитные сооружения города были значительно усилены, и между 1413 и 1420 в городе был построен новый замок. В 1486 Эйндховен был разорён и сожжён войсками из Гелдерланда. К 1502 году город был восстановлен и получил новую башню и более мощные укрепления. В 1543 Эйндховен был вновь разорён, и пожар 1554 года разрушил три четверти домов. Однако к 1560 город вновь удалось восстановить с помощью Вильгельма I Оранского. Во время войны за независимость Нидерландов город поочерёдно захватывали голландские и испанские войска. В 1583 году испанцы захватили город и разрушили его стены. Эйндховен вступил в состав Нидерландов в 1629 году.
Промышленная революция XIX века привела к быстрому росту города. Были построены каналы, обычные и железные дороги. Между 1866 и 1870 железная дорога связала Эйндховен с Тилбургом, Хертогенбосом, Венло и Бельгией. Индустрия в основном занималась производством табака и тканей. Она получила мощный импульс с созданием в 1891 году компании Филипс, которая сначала выпускала осветительные лампы, а потом приступила к производству широкого спектра электронных продуктов.
В начале XX века индустрия города была расширена с основанием компании DAF (Van Doorne’s Automobiel Fabriek) по производству пассажирских автомобилей и грузовиков. В 1920 город был укрупнён за счёт слияния с соседними деревнями Вунсел, Тонгелре, Стратум, Гестел и Стрейп. Новый город сначала был назван «Большой Эйндховен» (Groot-Eindhoven), но затем вернул себе название Эйндховен.
Крупные бомбардировки во время Второй мировой войны разрушили значительную часть города, включая почти все старинные здания. После войны город был быстро восстановлен, и в нём было построено много высотных зданий. В послевоенный период всё больше развивались электронные и прочие технические области промышленности, в то время как традиционное производство табака и тканей всё больше увядало, окончательно исчезнув в семидесятые годы. В семидесятые, восьмидесятые и девяностые годы было построено много жилья в северных районах города Woensel-Zuid и Woensel-Noord, и в результате Эйндховен стал пятым по населению городом Нидерландов.
Промышленность и образование
В 1891 году братья Герард и Антон Филипс основали небольшую фабрику по производству осветительных ламп, которая затем вырастет в одну из крупнейших фирм в мире по производству электроники. Присутствие компании Филипс сыграло решающую роль в росте Эйндховена в XX веке. Филипс привлёк в город много компаний, специализирующихся на высоких технологиях, и немало таких компаний откололись от самого Филипса. В 2005 году треть всех расходов на исследования в Нидерландах были потрачены в Эйндховене и его окрестностях. Четверть всех рабочих мест в регионе приходится на технологию и информатику, и среди известных фирм кроме Philips и DAF можно назвать NXP Semiconductors, ASML, Toolex, Simac, Neways и Atos Origin.
15 июня 1956 года был основан Технический университет Эйндховена, в то время второй технический университет в стране после делфтского. Он занимает большой кампус в центре города. В университете работают 3000 постоянных сотрудников, 200 постдоков и 600 аспирантов. Обучаются 7200 студентов, участвующих в 100 студенческих клубах. В отчёте Европейской комиссии 2003 года университет занял третье место среди европейских исследовательских университетов (разделив его с мюнхенским; первые два места заняли оксфордский и кембриджский университеты). В своих исследованиях университет тесно сотрудничает с фирмами Philips, ASML и DAF. Каждый год сотрудники университета публикуют около 3000 научных статей и книг; ежегодно присваивается около 140 докторских степеней. В городе расположена штаб-квартира международного продовольственного концерна VION Food Group.
Спорт
В городе базируется один из лучших профессиональных футбольных клубов Нидерландов «ПСВ», проводящий свои матчи на стадионе «Филипс», вмещающем 35 тыс. зрителей. Также имеется клуб первого дивизиона ФК «Эйндховен».
Культура
В Эйндховене расположен один из самых значимых нидерландских музеев современного искусства — Музей ван Аббе, — названный в честь своего основателя, крупного промышленника Анри ван Аббе. В коллекции музея находится около 2700 произведений искусства, созданных с 1900 года по нынешнее время, в том числе крупнейшее собрание работ Эля Лисицкого. Также музею принадлежат работы:
В 2008 году с 22 июня по 5 октября в городе проходила международная выставка под названием «Велосипед».
Города-побратимы
-
Минск, Белоруссия (с 1994) -
Куми, Республика Корея
Источники информации
- [www.eindhoven.eu/ Интернет-портал города Эйндховен, нидерл.]
Напишите отзыв о статье "Эйндховен"
Примечания
- ↑ Географический энциклопедический словарь: географические названия / Под ред. А. Ф. Трёшникова. — 2-е изд., доп.. — М.: Советская энциклопедия, 1989. — С. 561. — 210 000 экз. — ISBN 5-85270-057-6.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Эйндховен
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
