Heinkel He 177
| He 177 | |
|---|---|
 | |
| Тип | тяжелый бомбардировщик |
| Разработчик | Heinkel |
| Производитель | Heinkel - заводы в Ростоке и Ораниенбурге, Arado - завод в Варнемюнде |
| Главный конструктор | Г. Гертель З. Гюнтер |
| Первый полёт | 19 ноября 1939 года |
| Начало эксплуатации | декабрь 1942 |
| Конец эксплуатации | апрель 1945 |
| Статус | снят с эксплуатации |
| Основные эксплуатанты |  люфтваффе
|
| Годы производства | март 1942 - 1944 |
| Единиц произведено | 1094 |
 Изображения на Викискладе
| |
Хейнкель He 177 «Грайф» (нем. Heinkel He 177 Greif; нем. грифон) — немецкий тяжёлый бомбардировщик. Создан в КБ фирмы Heinkel под руководством Г. Гертеля и З. Гюнтера.
Первый полет состоялся 19 ноября 1939 года. Принят на вооружение люфтваффе в декабре 1942 года, где имел прозвище «летающий фейерверк».[1]
Содержание
Разработка
Самолет должен был доставлять 1000 кг бомб на расстояние до 6600 км. Предполагалось, что скорость самолета составит 545 км/ч. Предусматривалась возможность сбрасывания бомб с пикирования.
В ноябре 1937 года проекту присвоили обозначение Не 177 «Greif» («гриф» или «грифон», название происходит от грифона на гербе города Росток, где находилась фирма Heinkel).
Проблемы со спаренными силовыми установками DB606/610 привели к появлению новых, четырехдвигательных моделей, на базе He 177 — He 274 и He 277, ни одна из которых не попала в массовое производство.
Конструкция
Двухмоторный цельнометаллический моноплан. Одной из основных особенностей самолета было применение спаренных силовых установок DB606/610, представляющих собой расположенные бок о бок моторы DB601/605 соответственно, работающие на общий вал. Идея, таким образом, состояла в том, чтобы создать силовую установку 2700-2950л.с. и обойтись всего двумя мотогондолами на таком большом самолете. Однако эти же силовые установки стали неиссякаемым источником разнообразных неприятностей, поломок и аварий, сопровождающихся пожарами. Выхлопные коллекторы в плотно скомпонованных установках находились друг подле друга и недалеко от топливопроводов. Лишь к 1944 г. удалось добиться относительно стабильной безаварийной работы двигателей.
Еще одной особенностью самолета было шасси. Чтобы не увеличивать размеры мотогондол, конструкторы сделали основные стойки из двух частей, которые убирались в крыло, в разные стороны.
Самолет нес разнообразное оборонительное вооружение в дистанционно-управляемых установках (впервые на немецких самолетах), хвостовой установке и подфюзеляжной гондоле (подобно другим немецким конструкциям).
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Боевое применение
Внедрение He 177 сопровождалось частыми авариями.
В 1942 году He 177 дислоцировались в Запорожье, откуда осуществляли снабжение окруженных под Сталинградом войск 6-й армии. 23 января 1943 He 177 совершили первый бомбардировочный полёт, сбросив 13 тонн бомб.
В начале 1944 года He 177 участвовали в налётах на Англию, в рамках операции «Штейнбок». На итальянском ТВД наносили удары по кораблям у побережья Италии.
В 1944 году He 177 базировались в Восточной Пруссии, совершали налёты на объекты в глубоком тылу советских войск. Крупнейшим стал налёт на железнодорожный узел в городе Великие Луки 16 июня 1944 года. Во время операции Багратион, группу, использовавшую He 177 расформировали.[2]
Тактико-технические характеристики
Приведённые ниже характеристики соответствуют модификации He.177 А-5:
Источник данных: Крылья люфтваффе. Перевод книги У. Грина "Боевые самолеты Третьего Рейха" [base13.glasnet.ru/wol/he/177.htm Хейнкель He.177]
Технические характеристики- Экипаж: 6 человек
- Длина: 22,0 м
- Размах крыла: 31,44 м
- Высота: 6,67 м
- Площадь крыла: 100 м²
- Масса пустого: 16 800 кг
- Нормальная взлётная масса: 27 225 кг
- Максимальная взлётная масса: 31 000 кг
- Объём топливных баков: 13 020 л
- Силовая установка: 2 × жидкостные Daimler-Benz DB 610A/B (спаренный DB 605)
- Мощность двигателей: 2 × 2950 л.с. (2 × 2170 кВт)
- Воздушный винт: четырехлопастной VDM
- Диаметр винта: 4,5 м
Лётные характеристики
- Максимальная скорость: 485 км/ч на высоте 6000 м (при нормальной взлётной массе)
- Крейсерская скорость: 415 км/ч на высоте 6000 м
- Боевой радиус: 1540 км
- Перегоночная дальность: 5470 км
- Практический потолок: 7000 м
- Скороподъёмность: 3,2 м/с
- Нагрузка на крыло: 310 кг/м²
- Тяговооружённость: 123 Вт/кг (6 кг/л.с.)
Вооружение
- Стрелково-пушечное:
- Боевая нагрузка: до 2800 кг бомб
</ul>
Напишите отзыв о статье "Heinkel He 177"
Ссылки
- [www.airwar.ru/enc/bww2/he177a5.html He 177 Энциклопедия «Уголок неба»]
- [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/AirWar/57/index.htm Война в воздухе 57. He 177 «Greif». Летающая крепость люфтваффе]
- [base13.glasnet.ru/wol/he/177.htm Хейнкель He.177] Крылья люфтваффе; © Перевод Андрея Фирсова, 1993. Перевод книги У. Грина «Боевые самолеты Третьего Рейха»
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Heinkel He 177
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
