Heinkel He 114

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
He 114
Тип ближний разведывательный гидросамолет
Разработчик Heinkel
Производитель Heinkel Flugzeugwerke, Росток
Везер Флюгцойгбау, Эйнсварден
Главный конструктор 3. Гюнтер и В. Гюнтер
Первый полёт весна 1936 года
Начало эксплуатации июнь 1937—1939 годы
Конец эксплуатации октябрь 1952 (Испания)
Статус снят с эксплуатации
Основные эксплуатанты Люфтваффе
ВВС Швеции
Королевские Румынские ВВС
ВВС Испании
Годы производства март 1937
Единиц произведено 103
Heinkel He 114Heinkel He 114

Хейнкель 114 (нем. Heinkel He 114) — немецкий одномоторный военный гидросамолёт-разведчик.





История

Поплавковый биплан Heinkel He 60, с 1933 года стоявший на вооружении кораблей и групп береговой авиации, не в полной мере удовлетворял потребностям военно-морского флота Германии, в связи с чем уже летом 1935 года его производителю была поручена разработка нового двухместного гидросамолёта-разведчика.

При проектировании самолёта была использована цельнометаллическая конструкция, разработаны фюзеляж круглого сечения с хорошими аэродинамичекими характеристиками и кабиной-монококом для двух человек (пилота и стрелка-наблюдателя), оригинальная схема полутораплана со складывающимися назад крыльями (прямоугольным верхним и полуэллиптическим нижним), шасси с двумя цельнометаллическими поплавками, оборудованными водяными рулями.

Вместе с тем инженеры столкнулись с рядом технических проблем, первой из которых явилась неготовность к производству предназначенного для установки на одномоторный He 114 двигателя BMW-132Dс с воздушным охлаждением, в результате чего, в поисках выхода из положения, пришлось изготовить сразу несколько прототипов, оборудованных двигателями жидкостного охлаждения, которые либо не давали необходимой взлётной мощности, либо были слишком тяжёлыми для гидросамолёта.[1]

Hачальные лётные и морские испытания первых прототипов весной 1936 года не оправдали ожиданий заказчика: гидродинамические характеристики самолёта оказались неудовлетворительными из-за неустойчивости поплавков, скорость и дальность полёта также оставляли желать лучшего.

Установка штатного двигателя, сдвигающегося колпака кабины, уменьшение размаха и площади крыльев позволили добиться определённых улучшений. Однако эксперименты с изменением формы поплавков смогли обеспечить устойчивости при разбеге и взлёте только на спокойной воде, а посадка при сильном волнении приводила к аварии, что потребовало изменения конструкции киля.[2]

Также выяснилось, что конструкция фюзеляжа недостаточно прочна для катапультного запуска самолёта-разведчика с палубы корабля, что исключало его использование по основному назначению, в связи с чем пришлось заново производить расчёты и построить новый прототип с усиленным фюзеляжем.

Серийное производство Heinkel He 114 с более низким фонарём кабины и удлинённым килем было начато зимой 1936—1937 года. Вооружение самолёта состояло из 7,9-мм пулемёта MG 15 в задней части кабины с восемью магазинами по 75 патронов и двух 50-кг авиабомб, подвешенных под нижним крылом. Поплавки имели семь водонепроницаемых отсеков, которые могли использоваться в качестве топливных баков, увеличивая запас горючего с 640 до 1100 литров, что существенно увеличило продолжительность полёта.

Первый самолёт, принятый на вооружение, был поставлен в школу морской авиации в июне 1937 года, однако новая машина не пользовалась популярностью, так как вызывала недоверие пилотов, опасавшихся аварийных ситуаций при взлёте и посадке.

Многочисленные доработки конструкции He 114 не смогли эффективно решить проблемы поведения самолёта в воздухе и на воде, в результате чего было принято решение отложить снятие с вооружение He 60 до появления более подходящей замены, разработка которой по заданию военного ведомства с конца 1936 года осуществлялась сразу двумя конкурирующими фирмами — «Арадо» и «Фокке-Вульф».

После успешных испытаний летом 1937 года прототипа моноплана Arado Ar 196, характеристики которого превзошли также и альтернативную разработку (Focke-Wulf Fw 62), «Хейнкелю» было предложено организовать продажу бесперспективных Hе 114, которые были приписаны к одной из эскадрилий береговой авиации, за рубеж.

Доступная цена и сокращённый срок поставки машин привлекли внимание правительств Швеции, Румынии и Дании.

В 1939 году большинство самолётов были возвращены на завод для переоборудования и в 1939—1940 годах отправлены на экспорт: 12 в Швецию, 24 в Румынию. Контракт с Данией не был выполнен из-за начала Второй мировой войны и оккупации страны немецкими войсками, а 4 подготовленные для неё машины впоследствии заменили устаревшие He 60 на военных кораблях Испании.

Служба

До Второй мировой войны самолётами Heinkel He 114 были укомплектованы несколько новых военных кораблей кригсмарине (первым из которых был линкор «Гнейзенау»), но впоследствии все они были заменены на Arado Ar 196.

В 1939 году самолёты, не проданные на экспорт, были поставлены на переоборудованные из гражданских грузовых судов вспомогательные крейсеры (в том числе, рейдер «Атлантис») и использовались ими для ближней воздушной разведки.

На начальном этапе Великой Отечественной войны 12 He 114, по заказу Румынии оборудованных пулемётами MG 17, совместно с He 60 выполняли разведывательные полёты над Финским заливом и вдоль советского побережья Балтийского моря.

До окончания войны He 114 входили в состав ВВС Швеции и Румынии. Последние 8 самолётов Heinkel He 114, захваченных советскими войсками и переданных провозглашённой 30 декабря 1947 года Румынской Народной Республике, находились в эксплуатации до 1 мая 1960 года.[1]

Модификации

  • He 114 V1 — первый прототип с двигателем фирмы «Даймлер-Бенц» DB-600А мощностью 960 л.с.
  • He 114 V2 — второй прототип с двигателем фирмы «Юнкерс» Jumo-210Еа мощностью 680 л.с.
  • He 114 V3 — третий прототип с двигателем фирмы «БМВ» ВМW-132Dс мощностью 850 л.с.
  • He 114 V4 — четвёртый прототип с двигателем фирмы «БМВ» ВМW-132К мощностью 960 л.с.
  • He 114 V5 — пятый прототип с двигателем фирмы «БМВ» ВМW-132Dс мощностью 850 л.с.
  • He 114 V6 — шестой прототип с изменёнными поплавками
  • He 114 V7 — седьмой прототип с изменёнными поплавками
  • He 114 V8 — последний прототип Hе 114 A-1 с двигателем фирмы «БМВ» ВМW-132K и трёхлопастным винтом
  • He 114 V9 — прототип Hе 114 A-2 с усиленным фюзеляжем (для запуска с катапульты)
  • Hе 114 A-0 — предсерийный выпуск (14 машин)
  • Hе 114 A-1 — первый серийный вариант (33 машины) с двигателем фирмы «БМВ» BMW-132N мощностью 865 л.с.
  • Hе 114 A-2 — серийный вариант с креплениями для запуска с катапульты
  • He 114 B-1 — экспортный вариант Hе 114 A-1 для Швеции (приняты на вооружение с индексом S-17BS)
  • He 114 B-2 — экспортный вариант Hе 114 A-1 для Румынии
  • He 114 C-1 — экспортный вариант Hе 114 A-2 для Румынии (с двумя синхронными пулемётами MG-17)
  • He 114 D — учебно-тренировочный самолёт (без вооружения)

Технические характеристики

Лётные характеристики

Вооружение

  • Пулемётно-пушечное:
    • 1 х 7,92-мм MG 15 (600 патронов)
    • 2 х 7,92-мм MG 17 (только He 114 C-1)
    • 2 х 50-кг авиабомбы SC-50 на крыльевых подвесках

Напишите отзыв о статье "Heinkel He 114"

Ссылки

  • [www.airwar.ru/enc/sww2/he114.html «Энциклопедия Уголок неба»]
  • [weapons-of-war.ucoz.ru/publ/heinkel_he114/31-1-0-430 «Weapons of war»]

Примечания

  1. 1 2 Андрей Харук. Все самолёты люфтваффе. — Москва: Яуза, ЭКСМО, 2013. — С. 172-173. — 336 с.
  2. [www.airwar.ru/enc/sww2/he114.html Уголок Неба].

Отрывок, характеризующий Heinkel He 114

Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.