Барвенково-Лозовская операция
| Барвенковско-Лозовская операция | |||
| Основной конфликт: Великая Отечественная война | |||
 Советские войска в освобождённом Изюме | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа СССР | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Барвенковско-Лозовская операция (18 — 31 января 1942 года) — наступательная операция вооружённых сил СССР против войск Третьего рейха в ходе Великой Отечественной войны.
Содержание
Предыстория
Подготовка к Барвенково-Лозовской операции началась с первых дней 1942 года. Операцию предполагалось проводить силами Юго-Западного и Южного фронтов. В районе Балаклея, Лозовая и Барвенково оборона противника носила не сплошной характер, а была организована в виде ряда опорных пунктов, приспособленных к ведению круговой обороны. План операции заключался в том, чтобы совместным ударом двух фронтов прорвать оборону между Балаклеей и Артёмовском, выйти в тыл донбасско-таганрогской группировки противника, оттеснить её к побережью Азовского моря и уничтожить.
Советским войскам предстояло форсировать Северский Донец с левого (пологого) берега, преодолеть пересечённую местность и линии обороны противника на правом (крутом) берегу. Участок по Северскому Донцу от устья реки Берека до района Лисичанска обороняла немецкая 17-я полевая армия (Герман Гот). Рельеф местности на правом берегу Северского Донца в районе Балаклеи, Изюма, Красного Лимана, Лисичанска, действительно, играл на руку противнику в плане возможности успешной длительной обороны ограниченными силами. Зимой 1942 года здесь ещё не было мощного рубежа вражеской обороны (как, например, в июле — сентябре 1943 года), но редкие оборонительные линии и пулемётные точки, установленные в удачных местах, стали труднопреодолимой преградой для советской пехоты. Кроме того, наличие множества деревень по берегам рек, например — Сухой Торец, благоприятствовало противнику в плане оперативного создания тыловых очагов сопротивления, линий обороны и отсечных рубежей.
Расстановка сил
СССР
- Юго-Западный фронт (командующий — Ф. Я. Костенко).
- Южный фронт (командующий — Р. Я. Малиновский).
- Поддержку с воздуха обеспечивали основные силы ВВС обоих фронтов.
Германия
- Группа армий «Юг» (генерал-фельдмаршал Вальтер фон Рейхенау, с 18 января 1942 года — Федор фон Бок).
Ход операции
На рассвете 18 января войска Юго-Западного и Южного фронтов атаковали позиции противника и смяли его оборону на участке от Балаклеи до Славянска. После подведения итогов первых двух дней советского наступления, 21 января было решено ввести в прорыв в полосе 57-й армии подвижную оперативную группу из 1-го и 5-го кавкорпусов. 22 января 1-й кавкорпус прорвался западнее Долгенькой в направлении Очеретино, а 5-й кавкорпус повёл наступление на Барвенково, взяв совместно с частями 57-й армии город к исходу 23 января. 1-й кавалерийский корпус получил задачу к утру 28 января выйти к Константиновке, Дружковке совместно с 255-й стрелковой дивизией, но был остановлен 257-й пехотной дивизией в районе Явленской, Лавровки. Для улучшения управления войсками, в ночь на 24 января инженерные части 57-й армии соорудили вспомогательный пункт управления войсками на юго-западной окраине Барвенково.
25 января 57-я армия получила задачу выхода в район Богдановки для обеспечения манёвра главных сил 5-го кавалерийского корпуса (А. А. Гречко) с юго-запада. Последний, в свою очередь, получил задачу выхода к 28 января в район Красноармейского на коммуникации противника. К 14:00 34-я кавалерийская дивизия (А. Н. Инаури) форсировала реку Самара в районе Александровки, Благодати, где накануне 4-я гвардейская (132-я) танковая бригада перерезала автодорогу Краматорск — Петропавловка. Авангард 60-й кавалерийской дивизии (Г. Н. Перекрестов) овладел Раздольем, но быстрого форсирования Самары не получилось из-за сопротивления в районе Ново-Андреевки и Ново-Беззаботовки, и конники начали обход узла сопротивления с востока. Бои завязались на обеих берегах реки. К этому времени, 351-я стрелковая дивизия (И. У. Гурский) и 130-я танковоя бригада вела бои на рубеже Зелёный, Софиевка.
Утром 26 января 351-я стрелковая дивизия вела бои на прежнем рубеже, способствуя 5-му кавалерийскому корпусу в форсировании р. Самара. Под напором частей 60-й кавалерийской дивизии (Г. Н. Перекрестов) противник был выбит из Ново-Андреевки и начал отступление в направлении Степановки. Уже на Самаре части 5-го кавалерийского корпуса столкнулись со свежими силами противника, спешно стянутыми к реке — 94-й и 125-й пехотными дивизиями. Преодолев сопротивление их, а также отступившей из-под Барвенково 68-й пехотной дивизии, конники 34-й и 60-й дивизий устремились на Степановку. Прибывшая на фронт 100-я легкопехотная дивизия противника получила задание форсировать реку Самара и овладеть Александровкой, но была сама атакована 5-м кавалерийским корпусом в районе Степановки, и отступила. К исходу 26 января части 5-го кавалерийского корпуса овладели рубежом Марьянка, Степановка. Однако, бои в районе Александровки, Шестаковки, Иверского продолжались: уцелевшие отряды противника пыталась вытеснить 4-я гвардейская танковая бригада. Части 130-й танковой бригады выдвинулись вслед за 34-й кавалерийской дивизии в направлении Криворожья.
1-й кавалерийский корпус Ф. А. Пархоменко 26 января во взаимодействии с 255-й стрелковой дивизией и 15-й танковой бригадой освободил Некременное. Учитывая положение в полосе 1-го кавалерийского корпуса, командующий Южным фронтом Р. Я. Малиновский подчинил 255-ю стрелковую дивизию (И. Т. Замерцев) 1-му кавалерийскому корпусу для преодоления сопротивления немецкой 257-й пехотной дивизии между р. Самара и р. Маячка, и наступления в константиновском направлении. Части 255-й стрелковой, 56-й и 68-й кавалерийских дивизий развернули наступление на Очеретино, Ново-Водяное для удержания стыка с 5-м кавкорпусом, наступавшим правее.
Рано утром, 27 января 34-я кавалерийская дивизия 5-го кавалерийского корпуса форсировала р. Бык, ворвалась в Криворожье и разгромила батальон 101-й пехотной дивизии, овладев селом. Также была занята Святогоровка. Оставшееся время 27января конники 34-й дивизии отдыхали, приводили в порядок себя и коней. 60-я кавалерийская дивизия также форсировала Бык и вступила в Красноармейский рудник.
27 января части 1-го кавалерийского корпуса (Ф. А. Пархоменко), согласно приказу, пытались развить наступление в константиновском направлении в глубокий тыл противника, поскольку поставленная перед 37-й армией (А. И. Лопатин) задача наступления в направлении Артемовска, Красноармейского до сих пор не была выполнена. Так, 68-я кавалерийская дивизия (Н. А. Кириченко) атаковала 100-ю легкопехотную дивизию противника, оборонявшего рубеж Явленская, Шаврово, овладев западной частью Явленской. Части 56-й кавалерийской дивизии (Л. Д. Ильин) овладели Елизаветовкой, Фидлерово, Шаврово и устремились на Яковлевку, Михайловку, где вскоре были остановлены противником. Бои проходили в условиях отсутствия снарядов для артиллерии и больших потерь по матчасти. Так, в 15-й танковой бригаде осталось всего 8 танков.
В связи с угрозой прорыва советских войск со стороны Лозовой, штаб 17-й армии Вермахта (Г.Гот) переехал из Павлограда в Красноармейское, где были сконцентрированы значительные силы немецкой пехоты и танки. Наступил переломный момент операции на красноармейском направлении. Напряженным выдался день 28 января: части 57-й армии (Д. И. Рябышев) завязали бои на петропавловском направлении, нависнув над основной артерией снабжения Донбасской группировки противника — шоссе и железной дорогой Павлоград — Красноармейское.
Для ускорения продвижения к железной и шоссейной дорогам Павлоград — Красноармейское, установления стыка с 57-й армией (потерянного два дня назад), командование 5-го кавалерийского корпуса ввело в бой 79-ю кавдивизию. Части 34-й и 60-й кавалерийских дивизий усилили нажим на райцентр Доброполье; 34-я дивизия овладела Ново-Гришино. Части 60-й кавалерийской дивизии завязали бои на северной окраине Марьевки и в районе Святогоровки. а 79-я кавалерийская дивизия обходила Доброполье южнее. Завязались бои северо-восточнее Славянки, в Каменке, на северной окрание Сергеевки, Гришино, восточнее Красноярского, в районе свх. Шевченко. Таким образом, конники совместно с 57-й армией нависли над коммуникациями противника, усугубив положение его донбасской группировки, и пытались перерезать магистраль в районе Сергеевки (близ разъезда № 5). О стремительности манёвра конников говорит то, что только в районе Гришино было взято 600 пленных.
Итоги
Главную задачу — окружить и уничтожить крупную немецкую группировку — советским войскам полностью завершить не удалось. В условиях общего превосходства сил противника советские войска действовали недостаточно решительно, не приняли своевременно мер по расширению прорыва на его флангах. Это позволило немцам подтянуть подкрепления.
Тем не менее, благодаря этой операции немецкое командование не могло перебросить отсюда войска к Москве, где советские войска успешно перешли в контрнаступление.
Вот оценка Дмитрия Рябышева:
[3]В результате Барвенково-Лозовской операции войска 57-й и 6-й армий Южного фронта расширили прорыв до 100 километров по фронту и продвинулись на 90-100 километров в глубину на запад и юго-запад. Они поставили под угрозу коммуникации донбасской группировки неприятеля, сковали на этом направлении его значительные силы, не позволили перебросить их на другие направления. Наши войска освободили города Барвенково, Лозовая и более 400 населенных пунктов, нанесли врагу большие потери. Не считая того, что было уничтожено в ходе боев, войска захватили 658 орудий, 40 танков и бронемашин, 843 пулемета, 331 миномет, 6013 автомашин, 573 мотоцикла, 1095 велосипедов, 23 радиостанции, более 100 тысяч мин, около 80 тысяч снарядов, более миллиона патронов, свыше 23 тысяч ручных гранат, 430 вагонов с боеприпасами и военными грузами, 8 эшелонов с военно-хозяйственным имуществом, 24 склада с разными военными запасами, 2400 повозок, 2800 лошадей. При этом полностью были разгромлены 298, 68 и 257-я пехотные дивизии, 236-й противотанковый полк, 179-й пехотный полк 57-й пехотной дивизии, венгерский кавалерийский полк. Разгромлен штаб 257-й пехотной дивизии и захвачены её штабные документы, знамена 457-го и 516-го пехотных полков. Кроме того, нанесены значительные потери 44-й и 295-й пехотным дивизиям и некоторым частям 62, 46 и 94-й пехотных дивизий. За это время немцы потеряли свыше 25 тысяч убитыми, несколько тысяч фашистов попало в плен. В пехотных дивизиях гитлеровцев осталось от 30 до 50 процентов штатного состава.
Приказом ВГК присвоено наименование Барвенковских: 39-й гв. сд, 31-й отд. гв. тбр, 1890-у отд. лсап, 517-й отб.[4]
См. также
Напишите отзыв о статье "Барвенково-Лозовская операция"
Примечания
- ↑ [rus-sky.com/history/library/w/w06.htm#_Toc536603408 РОССИЯ И СССР В ВОЙНАХ XX ВЕКА]
- ↑ Human Losses in World War II [ww2stats.com/cas_ger_okh_dec42.html Heeresarzt 10-Day Casualty Reports per Army/Army Group, 1942 (BA/MA RW 6/556, 6/558)]
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/ryabyshev_di/04.html ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Рябышев Д. И. Первый год войны]
- ↑ [samsv.narod.ru/Klb/City/Harkiv/barvenkovo.html Barvenkovo city — Барвенково, страница клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
Литература
|
Портал «Великая Отечественная война» |
|---|---|
|
Портал «Вооружённые силы» |
- Лубченков Ю. Н. 100 великих сражений Второй мировой. М.:Вече, 2008
- [militera.lib.ru/h/isaev_av4/07.html/ Исаев А. В. — Краткий курс истории ВОВ. Наступление маршала Шапошникова. — М.: Яуза, Эксмо, 2005.]
- Жаркой Ф. М. [www.tankm.ru/ Танковый марш.] Изд. 4-е: МВАА. — СПб., 2012.
Ссылки
- [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2996&Itemid=29 Барвенково-Лозовская наступательная операция, 18-31 января 1942 г.]
Отрывок, характеризующий Барвенково-Лозовская операция
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
