Батлер, Николас Мюррэй
| Николас Мюррэй Батлер | |
| Nicholas Murray Butler | |
 Николаc Батлер в 1924 году | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: | |
| Награды и премии: | |
Николас Мюррэй Батлер (2 апреля 1862 — 7 декабря 1947) — американский теоретик и практик педагогики, политик, публицист, профессор; с 1902-го по 1945-й год — в течение сорока трёх лет, — президент, одного из крупнейших в США, Колумбийского университета; ярый республиканец, близкий друг Теодора Рузвельта, дважды (в 1920-м и в 1928-м) пытавшийся стать кандидатом в Президенты США от своей партии; автор множества трудов и собственной автобиографии, лауреат нобелевской премии мира 1931 года, которую получил за пацифистскую деятельность совместно с Джейн Аддамс. В качестве президента Колумбийского университета был одним из главных распорядителей по завещанию Джозефа Пулитцера, согласно которому сначала, в 1912-м году, при университете открылась третья в мире (после Парижской — 1899 и Колумбийской, штат Миссури, — в 1908-м) Высшая школа журналистики, а чуть позже, в 1917-м, была учреждена Пулитцеровская премия, присуждаемая лучшим американским журналистам, а также видным творческим деятелям в области искусства. Премия стала одной из самых престижных в мире. Со дня основания премии и вплоть до своей отставки Николас Батлер был бессменным председателем Наградной комиссии Пулитцеровской премии, принимавшей порой довольно трудные решения о том, кто достоин её в прошедшем году[1][2].
Содержание
Биография
Американский педагог Николас Мьюррэй Батлер родился в г. Элизабет (штат Нью-Джерси), он был старшим из пяти детей текстильного промышленника Генри Батлера и Мэри Джоес Мьюррэй. По окончании частной и государственной школ в Патерсоне (штат Нью-Джерси) Батлер в 1878 г. поступил в Колумбийский колледж, чтобы изучать право. Однако под влиянием Фредерика А. П. Барнарда он решил посвятить себя педагогике. Окончив колледж с отличием в 1882 г., Батлер продолжил изучение философии в Колумбии, где получил степень магистра в 1883 г., а степень доктора философии в 1884 г. Назначенная ему стипендия дала возможность провести год в университетах Берлина и Парижа. В 1885 г. Батлер вернулся в Колумбию адъюнкт-профессором философии. Через два года, продолжая преподавательскую деятельность, он стал президентом Ассоциации профессиональной подготовки — филантропической организации, которая покровительствовала ремесленному обучению в государственных школах. Под руководством Батлера в 1889 году организация открыла Нью-Йоркский колледж подготовки учителей, в 1892 году переименованный в Учительский колледж. В 1901 г. между Учительским и Колумбийским колледжами были установлены творческие связи. В 1890 г. Батлер стал профессором философии, этики и психологии Колумбийского колледжа. Тогда же совет попечителей одобрил его план углублённого изучения естествознания и философии. Педагогика была включена в число академических университетских дисциплин. В те годы Батлер стремился создать централизованную администрацию школьного образования, организовать обучение педагогике как науке. Будучи членом Совета по делам народного образования штата Нью-Джерси в 1887—1895 гг., он возглавил комитет образования. Усилиями Батлера ассоциация учителей была передана государственным органам, в учебные планы включено обучение ремеслам. Переехав в Нью-Йорк в 1894 году, Батлер сумел убедить законодательное собрание штата отменить школьные советы попечителей, которые, по его мнению, имели чисто политическое значение. Организаторские способности Батлера помогли ему унифицировать систему образования в штате Нью-Йорк и создать комиссию по народному образованию. В соответствии с принятой в 1897 году Великой нью-йоркской хартией в городе появилась должность управляющего школами. В 1890 году Батлер начал издавать Педагогическое обозрение, научный журнал для распространения передовых педагогических взглядов. Как член Национальной педагогической ассоциации и её руководитель в 1894—1895 гг. Батлер участвовал в создании Комитета десяти, цель которого состояла в объединении педагогов для изучения проблем среднего и высшего образования, и комитета по требованиям к поступающим в колледж. В 1900 году Батлер сыграл важнейшую роль в учреждении Совета по вступительным экзаменам в колледжах, являясь его первым секретарём, а с 1901 по 1914 — председателем.
Семья
Николас Батлер был женат дважды. Его первая жена, на которой он женился в 1887-м году и от которой у него родилась дочь, умерла в 1903-м году. Во второй брак он вступил в 1907-м.
Напишите отзыв о статье "Батлер, Николас Мюррэй"
Примечания
Литература
- Лауреаты Нобелевской премии: Энциклопедия: Пер. с англ.- М.: Прогресс, 1992. © The H.W. Wilson Company, 1987.
- [fin-laws.ru/lib/philosophy.pdf Философия. Лекции, прочитанные в Колумбийском университете], Издательство Колумбийского университета, 1911
Ссылки
- www.persona.rin.ru/view/f/0/17718/batler-butler,-nikolae-mjurrej
- www.krugosvet.ru/enc/istoriya/BATLER_NIKOLAS_MYURRE.html
- [n-t.ru/nl/mr/butler.htm © НиТ. Нобелевские лауреаты, 1998] по:
| ||||||||||
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Батлер, Николас Мюррэй
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
