Гольдблат, Моисей Исаакович

Моисей Гольдблат
идиш ‏משה גאָלדבלאַט‏‎
Дата рождения:	16 декабря 1896(1896-12-16)
Место рождения:	Герца, румынская Молдавия, Румыния (ныне — Черновицкая область, Украина)
Дата смерти:	1974(1974)
Место смерти:	Хайфа, Израиль
Профессия:	актёр театральный режиссёр, кинорежиссёр
Гражданство:	Румыния Румыния, СССР СССР, Израиль Израиль
Годы активности:	1925—1969
Театр:	ГОСЕТ, «Ромэн», Государственный академический русский театр драмы имени М. Ю. Лермонтова, Харьковский русский драматический театр имени Пушкина
Награды:
IMDb:	ID 0325348

Моисей Исаакович Гольдблат (идиш ‏משה גאָלדבלאַט‏‎ — Мойше Голдблат; 16 декабря 1896, Герца, Молдавия, Румыния — 1974, Хайфа, Израиль) — актёр и режиссёр еврейского театра на идише, русского и цыганского театров. Создатель и первый художественный руководитель московского цыганского театра «Ромэн». Заслуженный артист РСФСР (1935), Народный артист Казахской ССР (1943), Заслуженный деятель искусств Украинской ССР (1945).

Биография

Ранние годы и Московский ГОСЕТ

Хотя большинство источников отмечают, что Мойше Гольдблат родился в Бессарабии, местом его рождения по всей вероятности стал северный молдавский городок Герца (теперь райцентр Герцаевского района Черновицкой области Украины). Вырос же он по всей видимости в соседней Бессарабской губернии.

Подростком примкнул к бродячей еврейской труппе, в 1918—1921 годах играл в еврейском передвижном театре, гастролировавшем в различных городках Украины. В 1924 году окончил театральную студию при Московском Государственном еврейском театре (ГОСЕТе) под руководством Алексея Грановского; уже с 1923 года входил в основной актёрский состав театра. В 1925 году снялся в одной из главных ролей в кинофильме «Еврейское счастье», снятом А. М. Грановским по мотивам произведений Шолом-Алейхема.

До 1937 года работал в Московском ГОСЕТе и преподавал сценическое мастерство в Московском Государственном еврейском театральном училище (МГЕТУ) при театре; был одним из ведущих актёров труппы в период её расцвета, пришедшегося на конец 1920-х — начало 1930-х годов, когда театром руководил Соломон Михоэлс.

Цыганский театр

Одновременно, с проводимой тогда в СССР политикой поощрения культур национальных меньшинств, в 1929 году Гольдблат возглавил любительскую труппу начинающих цыганских артистов. Заручившись поддержкой наркома просвещения А. В. Луначарского, 24 января 1931 года на основе этой труппы Гольдблат создал и возглавил театр-студию «Индо-ромэн» при Главискусстве Наркомпроса РСФСР. 16 декабря того же года студия приобрела статус профессионального коллектива. Художником-оформителем театра был назначен художник-оформитель Московского ГОСЕТа Александр Тышлер (1898—1980), музыкальным директором — фольклорист и композитор С. М. Бугачевский, заведующим литературной частью — Иван Ром-Лебедев, администратором — старейший еврейский актёр И. Д. Файль.

Моисей Гольдблат был художественным руководителем и главным режиссёром студии «Индо-ромэн» (также известного как индоромэнский театр-студия) до 1936 года. Спектакли в эти годы ставились на цыганском языке, начиная с первой инаугурационной постановки 30 апреля 1931 года — обзора цыганской советской жизни «Атася и дадывес» (Вчера и сегодня), написанного Э. Шолоком и М. Безлюдским. В постановке Гольдблата также вышли спектакли «Жизнь на колёсах» по пьесе А. В. Германо (1931, художественное оформление Александра Тышлера), «Фараоново племя» Сверчкова по мотивам рассказов А. И. Куприна (1933), «Между огней» по пьесе А. В. Германо (1934), инсценировка новеллы Проспера Мериме «Кармен», а также пьесы И. И. Ром-Лебедева «Табор в степи» (1934), «Дочь степей» (1935) и «Свадьба в таборе» (1935). Последней работой Гольдблата в индоромэнском театре стала постановка поэмы А. С. Пушкина «Цыганы» (1936) с музыкой Александра Крейна и художественным оформлением А. Тышлера.

В 1935 году совместно с Евгением Шнейдером был режиссёром картины «Последний табор», поставленной на киностудии им. Горького с участием Николая Мордвинова, Михаила Яншина, артистов театра «Индо-ромэн», во главе с прославившейся своим романсом на всю страну Лялей Чёрной (Надежда Киселёва). После ухода Гольдблата труппу «Индо-ромэн» возглавил М. М. Яншин и работа театра была переведена на русский язык.

Биробиджанский и Киевский ГОСЕТ

В 1937—1939 годах Мойше Гольдблат был художественным руководителем новообразованного Биробиджанского Государственного еврейского театра (БирГОСЕТа), где как режиссёр вновь сконцентрировался на серьёзном драматическом материале. Здесь им были осуществлены постановки пьес Мойше Кульбака (1896—1937) «Бойтрэ-газлен» (идиш: Разбойник Бойтрэ) и «Биньёмен Магидов» (обе в 1937 году), которые театр вынужден был остановить в связи с арестом драматурга. В 1938—1939 годах Гольдблат поставил «Тевье Дэр Милхикер» («Тевье-молочник») и «Мэнчн» (Люди) по мотивам произведений Шолом-Алейхема, пьесу К. Гуцкова «Уриэль Акоста». К оформлению постановок привлекались известные московские художники Н. А. Шифрин и И. Б. Рабичев, композитор Л. М. Пульвер и хореограф Я. Д. Ицхоки.

В конце того же 1939 года Гольдблат возглавил Киевский государственный еврейский театр (ГОСЕТ), располагавшийся в центре города по адресу Крещатик, 29. Первой постановкой на новой сцене стала историческая трагедия Шмуэла Галкина «Бар-Кохба» по мотивам одноимённой пьесы Аврума Гольдфадена (художник — Натан Альтман). В спектакле «Дэр Фаркишефтэр Шнайдэр» (Заколдованный портной, художник — Натан Альтман, 1940) по Шолом-Алейхему Гольдблат выступил и как режиссёр и как исполнитель главной роли портного Шимен-Эле. Здесь им были также поставлены спектакли «Десять заповедей», «Афн Бойдэм А Ярид» (Ярмарка на чердаке, то есть обыкновенное чудо), «Кол-Нидрэй» (Поминальная молитва) Переца Маркиша, «Варто жити на світі» А. Губермана и другие. К этим постановкам Гольдблат сам писал музыку и слова песен.

С началом Великой Отечественной войны театр был эвакуирован в Джамбул (впоследствии в Коканд и Фергану), а Гольдблат был по совместительству назначен художественным руководителем Казахского Государственного театра драмы (1941—1944) в Алма-Ате. В 1942 году снялся в короткометражной ленте режиссёра Бориса Барнета «Бесценная голова» (роль безымянного еврея) в Боевом киносборнике № 10 (студия ЦОКС, Алма-Ата). С окончанием военных действий на Украине Киевский ГОСЕТ был переведён в Черновцы и Гольдблат оставался его художественным руководителем вплоть до закрытия театра вместе со всеми еврейскими театрами страны в разгар борьбы с безродными космополитами 15 февраля 1950 года.

10 марта 1945 года первый сезон театра (теперь имени Шолом-Алейхема) в Черновцах начался с новой постановки спектакля по пьесе Мойше Пинчевского «Их Лэб…» (Я живу…, Гольдблат в главной роли пережившего войну Цале Шафира), вскоре разгромленной в прессе за националистические мотивы, пессимизм, отсутствие идеологического содержания и упадочничество. Впервые постановку этой пьесы Гольдблат осуществил ещё в эвакуации в Казахстане. Другим успехом Киевского ГОСЕТа послевоенного периода стала постановка шолом-алейхемовского «Тевье-молочника» (Тевье Дэр Милхикер) с Мойше Гольдблатом в роли Тевье, а также «Блуждающих звёзд» (Ди Блонджендэ Штэрн) того же Шолом-Алейхема о судьбе первых звёзд современного еврейского театра. В последний год своего существования (1949) театр показал 13 премьер.

Последние годы

В конце 1940-х годов Гольдблат проходил по делу Еврейского Антифашистского комитета, но арестован не был. С 1951 по 1959 год был художественным руководителем Казахского Государственного академического театра драмы (теперь им. Мухтара Ауэзова) и одновременно режиссёром-постановщиком Государственного русского академического театра драмы им. Лермонтова в Алма-Ате; до 1969 года работал актёром Харьковского русского драматического театра.

Гольдблат — автор воспоминаний об актёрах Лесе Курбасе и Соломоне Михоэлсе (1969), а также более поздних, неопубликованных воспоминаний о Михоэлсе и Вениамине Зускине (1974). На идише составил обзор истории советского еврейского театра «Дэр уфкум ун умкум фун дэр идишер театэр-култур ин советн-фарбанд» (Восход и гибель еврейской театральной культуры в Советском Союзе, в архиве М. Гольдблата в Институте Диаспоры в Израиле). С 1972 года — в Израиле, поселился в Хайфе.

Награды и звания

• орден Трудового Красного Знамени (03.01.1959)
• Заслуженный артист РСФСР (5 марта 1935)
• Народный артист Казахской ССР (1943)
• Заслуженный деятель искусств Украинской ССР (1945)

Работа в кино

Актёр

• 1925 — «Еврейское счастье». Режиссёр Алексей Грановский. В ролях Соломон Михоэлс, Моисей Гольдблат, Тамара Адельгейм. Автор субтитров Исаак Бабель. Художник Натан Альтман.
• 1942 — «Бесценная голова». Боевой киносборник № 10 (в роли безымянного еврея). Режиссёр Борис Барнет. Студия ЦОКС, Алма-Ата.

Режиссёр

• 1935 — «Последний табор» (совместно с Евгением Шнейдером). В ролях Александр Гранах (Данило), Ляля Чёрная, Николай Мордвинов (Юдко), Мария Синельникова, Михаил Яншин (Иван Лихо), Пётр Савин ([www.ezhe.ru/cgi-bin/vgik-bd.cgi?p=p32090 см. сюжет здесь]).

Ссылки и дополнительная литература

• [www.tmf-museum.iatp.org.ua/ua/1/public/goset.htm О работе в Киевском ГОСЕТе]
• [www.lechaim.ru/ARHIV/195/sirota.htm О работе в Биробиджанском государственном еврейском театре (БирГОСЕТе)]

• «Моисей Исаакович Гольдблат» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Гольдблат, Моисей Исаакович

Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…