Морская (альбом)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Морская.

</td></tr>

Морская
Студийный альбом Мумий Тролль
Дата выпуска

24 апреля 1997

Записан

1996 год, Alaska Studios

Жанры

Русский рок
Брит-поп

Длительность

46:58

Продюсеры

Леонид Бурлаков
Крис Бэнди

Страна

Россия

Лейблы

Rec Records
Декада Рекордс
Бекар Рекордс
Утекай звукозапись

Профессиональные рецензии
  • Сергей Калмыков[1]
  • Светлана Костенко[2]
  • FUZZ [3]
Хронология Мумий Тролль
Делай Ю Ю
(1990)		Морская
(1997)		Икра
(1997)
К:Альбомы 1997 года

Морска́я — дебютный[~ 1] студийный альбом российской рок-группы «Мумий Тролль», записанный в 1996 году в Лондоне совместно с приглашёнными сессионными музыкантами. Издание было произведено силами звукозаписывающей компании Rec Records, релиз в России состоялся 24 апреля 1997 года. Впоследствии альбом дважды переиздавался, в 1998 и 1999 годах. В последнее издание вошёл дополнительный диск с записями концерта во Дворце культуры. В 2012 году лейблом Мирумир альбом «Морская» был выпущен на виниловой пластинке [www.vinylogy.ru/#!эксклюзивно-в-продаже].

Перед выпуском «Морской» была организована масштабная кампания по стимулированию сбыта, благодаря которой группа приобрела большую популярность. Диск стал самым продаваемым российским альбомом 1997 года по информации InterMedia[4]. Песни из альбома ротировались на ведущих теле- и радиостанциях страны, авторитетные критики в своём большинстве высказывались о дебюте «Мумий Тролля» положительно, а общий тираж составил один миллион копий, что явилось беспрецедентным случаем в среде русского рока. В поддержку альбома состоялся масштабный тур по Дальнему Востоку, по завершении которого музыканты вернулись на студию и приступили к записи следующего диска.

Альбом оказал большое влияние на развитие российской музыки, открыв для отечественной сцены такие жанры как поп-рок и брит-поп. Песни из «Морской», а также клипы на них, удостоились множества различной значимости наград, композиция «Утекай», в частности, журналом Rolling Stone включена в список сорока песен, изменивших мир и получила награду российской премии звукозаписи «Рекордъ» 1998 года, в номинации «Российский радиохит»[5].





Предыстория

До 1996 года группа «Мумий Тролль» не обладала широкой известностью, в середине 1980-х ими был записан довольно низкого качества магнитоальбом «Новая луна апреля», песни с которого, тем не менее, разошлись по владивостокским дискотекам и были популярны среди молодёжи Приморского края. В 1988 году почти всех музыкантов призвали на службу в советскую армию[6], спустя два года они вернулись и записали второй магнитоальбом «Делай Ю Ю», обернувшийся полным провалом. На волне неудач Илья Лагутенко решил прекратить музыкальную деятельность и уехал работать коммерческим советником сначала в Китай, а потом в Англию. Российский паспорт у него сохранился, и время от времени он возвращался на Родину, часто посещал Москву и Санкт-Петербург. В одной из таких поездок (май 1996 года) в клубе «Табула Раса» он встретился с Леонидом Бурлаковым, старым другом и коллегой по «Мумий Троллю», после чего было принято решение о реанимации группы[7].

Запись «Морской» происходила после того, как мы с Лёней Бурлаковым пришли к решению, что ему не жалко будет потратить определенного количества заработанных им денег на то, чтобы записать наши песни, существовавшие у меня к тому времени. И несколько старых: те четыре так называемые бонус-трека. Записать в нормальном варианте, таком, какой он принципиально всегда подразумевался нами. … Вариант-минимум, который у нас был: записать тысячу экземпляров на компакт-диски и продать их на базаре.

— Илья Лагутенко[8]

Бурлаков к тому времени уже был состоятельным бизнесменом, во Владивостоке он владел магазином, специализирующемся на продаже компакт-дисков различных исполнителей. У него имелось некоторое представление о музыкальной индустрии, поэтому во вновь собравшемся «Мумий Тролле» он обязался взять на себя роль продюсера, заниматься финансами и раскруткой. В то время как Лагутенко получил абсолютное право на свободу творчества и создание желаемого имиджа[~ 2]. После переговоров группа, фактически состоящая из одного вокалиста, вернулась в Лондон и приступила к созданию новых песен, многие из которых уже существовали в виде набросков[9].

По мере написания черновые записи композиций отправлялись в Москву: сначала «Вдруг ушли поезда», потом «Кот кота», «Девочка» и «Утекай». «Услышав „Утекай“, я просто выпал в осадок, — вспоминал Бурлаков. — Попросту умер. Когда я рассказывал людям про новый „Мумий Тролль“, я начинал беседу с прослушивания „Утекай“». Между друзьями постоянно шла переписка, Бурлаков давал записи своим знакомым и заставлял их писать рецензии, после чего по факсу отправлял отзывы о новом материале Лагутенко. К августу 1996 года было готово десять новых песен, и Бурлаков подсчитал, что для создания из них полноценного альбома потребуется не менее тридцати тысяч долларов. Собирая эту сумму, ему пришлось продать собственную квартиру во Владивостоке и забрать почти все деньги из своего торгового бизнеса, в результате чего магазин по продаже компакт-дисков оказался на грани разорения. Получив достаточное количество денежных средств, продюсер сразу же вылетел в Лондон[10].

Работа в студии

Сведение альбома было поручено лондонской звукозаписывающей компании Alaska Studios, что довольно необычно для российских музыкантов, поскольку до этого времени в Англии записывались только участники групп «Аквариум» и «ДДТ»[11]. Звукорежиссёром была назначена Санни, ранее работавшая совместно с Tricky во время записи альбома Maxinquaye. Музыканты, которые в 1980-е годы играли с «Мумий Троллем», на тот момент уже давно завершили музыкальную карьеру, поэтому пришлось нанимать новых. Бурлакову очень хотелось восстановить именно старый состав, но никто, кроме Альберта Краснова (клавишные), на призыв не откликнулся и в Лондон не приехал[10].

В первый же день записи между персоналом случился конфликт. В конце смены сессионный бас-гитарист Алик Джигия медленно встал со стула, подошёл к английскому барабанщику и пригрозил, что если тот будет так играть, то он выколет ему палочками глаза. Затем он вошёл в аппаратную, отодвинул Санни от пульта и выставил свои собственные настройки. Девушка вышла из студии, и после этого никто из музыкантов её больше не видел, поэтому пришлось искать нового звукорежиссёра, а также нового бас-гитариста вместо уволенного Джигии[10].

Подходящего звукорежиссёра хозяин Alaska Studios нашёл уже на следующий день — им стал Крис Бэнди, который до этого уже сотрудничал с Duran Duran и The Cure. По словам Бурлакова, Бэнди очень хорошо прочувствовал стиль «Мумий Тролля»: «К концу работы над „Морской“ Крис выучил транскрипцию слов песни „Девочка“, но так до конца и не понял, почему эта композиция заставляет его петь, плакать и смеяться одновременно»[~ 3]. Все басовые партии на альбоме сыграл русский джазовый музыкант Игорь Тимофеев. В роли барабанщика выступил Мэтт Бадди, соло-гитаристом стал Род Блейк (оба британцы). С клавишными помог пианист из России Юрий Степанов (бывший участник ленинградской группы «Мифы»). На подпевки были приглашены британские вокалистки, которые в некоторых песнях должны были повторять куплеты на русском языке с сильным английским акцентом. Никаких других конфликтов на студии больше не возникало, и в начале сентября 1996 года запись альбома была завершена. Треклист состоял из четырнадцати композиций, первые десять из которых были относительно новыми, а последние четыре явились ремейками песен, выходивших на двух предыдущих альбомах[10].

История создания песен

Заглавная композиция «Вдруг ушли поезда» посвящена городу Санкт-Петербургу, в который Лагутенко из Владивостока ездил зимой 1985 года[8]. По словам самого автора, там он отмечал окончание университета одного из своих друзей, и на основе впечатлений от праздника появились некоторые наброски текстов, которые впоследствии переросли в полноценную песню[7].

«Девочку» Лагутенко сочинил сидя за пианино ещё во время жизни в Китае. С тех пор до момента записи песня несколько раз изменяла свой вид, развивалась и доводилась до идеального варианта (среди множества её версий была даже одна на китайском языке). После сведения альбома также планировалось экранизировать эту песню, сняв клип в одном из модных лондонских ночных клубов, однако от этой идеи пришлось отказаться[7].

Главным хитом альбома несомненно является песня «Утекай», её написание происходило прямо на студии во время записи:

Песня «Утекай», наверное, одна из тех песен, когда ты её пишешь и сразу в неё веришь. И вот я когда сочинял эти «ла-ла-ла», я понимал, конечно, что всё это просто, но мне казалось, что это из разряда того просто, которое если не гениально, то почти. Хотя признаюсь честно, никому из приятелей моих, с кем мы записывали пластинку, тогда не казалось это таким образом, до того момента, пока мы не закончили сведение именно студийное. Песня на таком нашем исконно русском чёсе построена, и у нас были глубокие сомнения, что английский гитарист сыграет этот чёс, поэтому приходилось объяснять. … И ввести туда саксофон, тоже была моя такая бешеная идея. Ну и оно всё получилось. В конце концов, вот эти клавишные партии, которые я сыграл одним пальцем в студии, ни один из клавишников не может повторить, потому что они думают, нужно ещё что-то вставить, а зачем: вот оно — «па-па-па» — вот и всё.

— Илья Лагутенко[12]

Текст песни «Кот кота (Вот и вся любовь)» Лагутенко нашёл в черновых записях своей юношеской поэмы под названием «Рвота», поэтому сама композиция появилась тоже в Лондоне, в самый последний момент перед началом работы над альбомом. Двойное название обусловлено компромиссом с издателем, настаивавшем на варианте «Вот и вся любовь». Автору песни очень нравилось словосочетание «вот и вся любовь», но он был категорически против, чтобы оно доминировало над «кот котом», потому что этот образ, по его мнению, был более сильным. «Когда смотришь на это словосочетание, кто угодно может придумать такую песню, а „кот кота“ — это только „Мумий Тролль“» — аргументировал свой выбор Лагутенко[7].

«Забавы» создавались из воспоминаний о «суровой» жизни во Владивостоке начала 1990-х годов. После распада Советского Союза в городе резко возрос уровень бандитизма, Лагутенко часто подрабатывал в барно-гостиничном бизнесе и по долгу работы вынужден был общаться со многими людьми криминальной среды, что привело к появлению характерных строчек «мне бы твои пули переплавить в струны», «ты меня убил» и «так вот за секунду наступает тихо»[7].

Можете воспринимать песню «Забавы» как реальную историю. У Элтона Джона была такая песня, суть которой: не стреляйте в пианистов. А здесь суть в том, что пианиста всё-таки застрелили. У них там «Не стреляйте!» — они и не стреляют. А у нас сначала стреляют, а потом спрашивают: «Что? Не надо было, да?».

— Илья Лагутенко[13]

Оканчивающая треклист «Новая луна апреля» — одна из самых первых песен «Мумий Тролля», написанная Леонидом Бурлаковым ещё в 1983 году. Песня тогда поимела скандальную известность и была запрещена из-за следующих слов: «Новая луна апреля // Осветила небосвод, // Но мы ей уже не верим, // Нам она ничего не несёт». Дело в том, что именно на апрель 1986 года приходилось заседание ЦК КПСС, и в условиях жёсткой советской цензуры это привело к тому, что на собрании студентов Дальневосточного университета группу наравне с Black Sabbath признали самой социально опасной[7].

Оформление

Обложку для альбома сначала попытался сделать сам Лагутенко, на ней должна была быть изображена с высунутым языком стоящая на коленях девушка, в тело которой на полной скорости влетал сёрфингист. Но тогда такая работа требовала сложной и дорогой компьютерной графики, к тому же, из-за норм цензуры на прилавках магазинов выставлять такой диск было нельзя, поэтому от первоначальной задумки отказались[14]. В итоговую версию поместили снимок, сделанный другом музыкантов Сергеем Сергеевым. На фоне чёрной сковороды он заснял синий дуршлаг, в отверстия которого поместил жёлтые нитки. Из-за этого внешний вид альбома стал менее «хулиганским», но более «отстранённым» и «абстрактным». «Мне понравилась сама идея, что самая обыкновенная вещь, которая при таком лёгком, в общем-то, мазке руки оказывается чем-то совершенно непонятным» — вспоминал Лагутенко[11]. Название пластинки «Морская», судя по всему, продиктовано тем фактом, что оба автора песен родились и выросли в морском городе Владивостоке (причём Лагутенко два года отслужил моряком на флоте)[15]. Морская тематика присутствует практически в каждой песне, в текстах часто встречаются «чайки» и «матросы», а одна из композиций полностью посвящена морской болезни[16].

Рекламная кампания

Театральность голоса Лагутенко наполнена отнюдь не мхатовскими интонациями. Пустив его к себе в душу, вы становитесь его рабами и в этом видите смысл сего. Ибо через грязь, через боль сердца вы, как феникс из пепла, восстаёте в новой божественной красе своей души. И происходит это всего за сорок семь минут — время, пока длится «Морская»… Новый альбом «Троллей» — это очередной разворот на 182 градуса, и надеюсь, сегодня стрелка успеха снова вернётся к отметке 1985 года. Но это будет новая музыка для новых людей XXI века…

Рекламная речь Леонида Бурлакова в эфире Radio New Wave, сентябрь 1996 года[10]
Так как в большей части России группа на тот момент не была никому известна, «Морской» требовалась серьёзная раскрутка. 7 сентября 1996 года, в день окончания работы над альбомом, «Мумий Тролль» выступил в эфире английской радиостанции «Би-би-си», в программе Севы Новгородцева «Севаоборот», где прозвучали «Новая луна апреля», «Забавы» и «Девочка», а Леонид Бурлаков заявил о желании выпускать новый альбом тиражом в 15 тысяч экземпляров[17]. В конце сентября продюсер отправился на крупномасштабный владивостокский рок-фестиваль «ВладиРОКсток’96», где вместе с «ДДТ», «Аквариумом», «Туманным стоном» и несколькими гранжевыми группами из Сиэтла был заявлен «Мумий Тролль». Группа там играть не могла, потому что в распоряжении Лагутенко не было ещё необходимого для живых выступлений концертного состава, и вместо исполнения песен была проведена презентация «Морской». Бурлаков дал интервью в эфире приморской станции Radio New Wave, зачитал подготовленную для пресс-релиза речь и попросил прокрутить весь альбом целиком[10].

Активное участие в раскрутке принимал журналист и продюсер Александр Кушнир, который по возвращении из Приморского края договорился с бывшим басистом группы «Наутилус Помпилиус» Дмитрием Умецким о выступлении в авторской передаче «Танцы с волками» на радио «Эхо Москвы». В прямом эфире поставили несколько песен из альбома и собирались рассказать о процессе записи в Лондоне, однако реакция дозвонившихся в студию людей оказалась крайне негативной. В основном группу обвиняли в «отсутствии русских мелодий» и «непонятности текстов», подобной резкой критике Бурлаков не мог ничем возразить: «Каждый второй звонок заканчивался тем, что голос слушателя на пульте плавно уводили из эфира»[10].

За неудачей на радио последовал отказ от издания альбома всех крупнейших российских лейблов. Пробные версии диска были отнесены в компании PolyGram, General Records, «Союз», FeeLee Records, Rise Music, но ни одна из них не согласилась осуществить релиз «неформатной» группы. «С одной стороны, у нас было твердое ощущение, что „Мумий Тролль“ ничуть не хуже модных в ту пору неоромантиков вроде „Мечтать“, „Мегаполиса“ или „Свинцового тумана“. С другой стороны, несмотря на несанкционированную популярность „Морской“ во Владивостоке, в Москве альбом никому не был нужен» — вспоминал Кушнир[10].

Чтобы выйти из создавшегося тяжёлого положения, Бурлаков на последние деньги заказал несколько сотен аудиокассет с четырьмя песнями: «Девочка», «Забавы», «Утекай» и «Новая луна апреля»; после чего стал бесплатно раздавать их на «Горбушке». На обратной стороне обложки были написаны контактные телефоны московских радиостанций и просьба звонить в их эфир с требованием поставить понравившуюся песню. Одна из этих кассет случайно попала к Александру Шульгину, влиятельному композитору и директору крупной звукозаписывающей компании Rec Records, которому очень понравилась песня «Утекай». В конце 1996 года он связался с Бурлаковым, и после непродолжительных переговоров между ними было заключено соглашение. По условиям контракта фирма брала на себя все затраты на издание «Морской», а также на съёмки клипов, ротации на телеканалах, концертные туры, выступления на фестивалях и присутствие в хит-парадах[10].

Релиз и поддержка

Релиз альбома состоялся 24 апреля 1997 года, и уже через несколько месяцев он оказался настолько популярным, что тираж превысил один миллион копий[10]. Коммерческий успех группы называли «эпохальным»[18].

24 мая «Тролли» должны были выступить в спортивном комплексе «Олимпийский» на фестивале «Максидром», так как были заявлены в большинстве анонсов. Но на сцене они по неизвестным причинам так и не появились[19]. За пределами Приморья живых выступлений группы никто не видел, и скептически настроенные журналисты сразу же окрестили музыкантов «вылупившимся из лабораторной пробирки гомункулом» и «группой-однодневкой». Вплоть до выпуска следующего альбома «Мумий Тролль» не дал в Центральной России ни одного концерта. Отсутствие выступлений не имело никакого отношения к пиар-кампании, просто на тот момент ещё не было сыгранного цельного состава. Самые первые концерты, организованные в поддержку «Морской», прошли в ходе тура по Дальнему Востоку. Там к группе, состоящей из Лагутенко и Краснова, присоединился бас-гитарист и лидер «Туманного стона» Евгений Звидённый, опытный барабанщик оркестра Тихоокеанского флота Олег Пунгин, бэк-вокалистка Олеся Ляшенко и прилетевший из Англии соло-гитарист Род Блейк. Концерты проходили очень успешно, зрительские залы были переполнены и сыгранность коллектива резко возросла. В середине июля музыканты отправились в Лондон и приступили к записи следующего альбома, закончив тем самым сопровождавшую выход альбома концертную деятельность[10].

Съёмки видеоклипов

Выпуск альбома предваряли съёмки двух видеоклипов: на песни «Утекай» и «Кот кота (Вот и вся любовь)». Оба клипа снимались в одной и той же студии кинорежиссёром Михаилом Хлебородовым и оператором Владиславом Опельянцем в течение четырёх дней. «Я очень давно не снимал клипы, и за долгое время это первая группа, которая мне безоговорочно нравится» — говорил режиссёр. По сюжету «Утекай» Лагутенко выступал в роли парикмахера и в ходе исполнения песни наголо выстригал девушку-модель[14].

Это была идея Хлебородова про ножницы и бритву, что я должен её вживую, прямо в клипе, скажем так, в реальном времени стричь. …Дело в том, что ножницами я умел пользоваться и в армии подстригал многих своих товарищей, делал им модные причёски. Поэтому как ножницы держать я знал, машинка была ужасная, как сейчас помню, девушка кричала и визжала.

— Илья Лагутенко[12]

В клипе «Кот кота» использовались гигантские рыжие тараканы, специально привезённые из столичного зоопарка, по задумке они должны были через замочную скважину незаметно подсматривать за исполняющим песню «Мумий Троллем». Вместе с ними на съёмочной площадке находился дрессировщик, который «бродил по студии в огромных кирзовых сапогах и время от времени подстёгивал насекомых маленьким кнутом, чтобы те глубже вживались в мизансцены». «Они уверяли, что наши тараканы в кадре получились бы не такими эффектными — нужно было снимать именно больших тараканов. — вспоминал Илья Лагутенко. — По мне так можно было маленького таракана взять и потом на компьютере увеличить». Кроме того, в некоторых кадрах фигурировала уже остриженная в предыдущем клипе девушка Настя, которая, по словам очевидцев, впоследствии отрастила длинные волосы и никогда больше не появлялась на людях с лысой головой[7].

Достигнув состояния готовности, оба клипа сразу же попали в ротацию телеканала «ТВ-6» (во многом благодаря влиянию Александра Шульгина), откуда разошлись по остальным медиа-порталам. Сцена с опасной бритвой на фестивале видеоклипов «Поколение-96» выиграла в номинации «Лучший кадр года»[14]. Образ безумца с ножницами в будущем ещё несколько раз фигурировал в биографии Лагутенко. В 2002 году, находясь в этом амплуа, он открывал фестиваль «Нашествие», а в 2004 году сыграл роль злого вампира-парикмахера Андрея в фильме «Ночной дозор»[20].

В 1998 году, когда уже был выпущен следующий альбом «Икра», режиссёр Антон Борматов смонтировал клип на песню «Владивосток 2000», составленный из сцен концертного выступления «Мумий Тролля» во Владивостоке, отснятых оператором Станиславом Михайловым. Видеоролик стал первым показанным клипом начавшего вещание телеканала «MTV Россия» и позже попал в ротацию канала «Муз-ТВ», где на протяжении нескольких недель занимал первую строчку хит-парада. В 1999 году был снят ещё один клип на песню «Утекай» (так называемый «Утекай 2»), выполненный в стиле аниме. В качестве режиссёра и автора сценария выступил Павел Руминов, придумавший для клипа необычный сюжет, в котором нормальный человек по ночному городу гнался за маньяком с окровавленным ртом. В итоге человек настигал маньяка в тёмном тупике, но приезжали полицейские-маньяки (с такими же окровавленными ртами), арестовывали человека и увозили в тюрьму. В последних кадрах зрителям показывали других жителей города, и оказывалось, что все они тоже маньяки.

Отзывы и влияние

С момента выхода и по сегодняшний день бо́льшая часть музыкальных критиков оценивает альбом положительно[1][2], тем не менее, некоторые известные люди высказывались о своём негативном отношении к нему. Например, Земфира, несмотря на дружбу и сотрудничество с Лагутенко, заявляла, что не любит альбом «Морская» и считает его «совершеннейшей глупостью»[21]. Максим Фадеев в интервью журналу «ОМ» обвинял группу в неактуальности и критиковал их стремление записываться за рубежом:

«Мумий Тролль» мне не нравится вообще. Не думаю, что музыка старого Rolling Stones — самое модное на сегодня… И вообще мне странно, что некоторые наши музыканты ездят в Лондон. И после дикого крика, как в Лондоне круто, слышишь их записи и понимаешь, что это можно сделать у себя на даче.

— Максим Фадеев[22]

«Морская» считается первым и наиболее значимым альбомом в российской музыкальной индустрии, записанным в жанре поп-рок (или «рокапопс», как его иронично называл Лагутенко)[23][24][25]. «В массовой культуре наконец произошла смена героя. — пишет журнал Fuzz. — Романтика нигилизма и страданий за идею сменилась разгильдяйством весёлого пофигизма»[26]. Критики признавали, что року совершенно незачем быть занудным и трёхаккордным — в нём вполне допустима раскованность и изобретательность. Оказалось, что чисто развлекательная, популярная музыка вовсе не обязана быть тупой и примитивной — её можно сделать неодномерной и интеллигентной. Как пишет газета «Моя столица», такого обаяния, хулиганства, таких абсурдистских игрищ и такого потока идей в российской музыке не было со времён аквариумовского «Треугольника»[13]. По словам Александра Кушнира, фраза «в подворотне нас ждёт маниак» стала для поколения 1990-х чем-то вроде пароля, подростки ломились на концерты «Троллей» и песни с «Морской» пели хором — вне зависимости от темпа и ритма[11].

По версии журнала Fuzz песня «Утекай» была названа лучшей песней 1998 года — «невиданный доселе органичный симбиоз дальневосточной дворовой песни с декадентским брит-попом. Новое слово в российской рок-музыке»[27]. «Утекай» и «Владивосток 2000» вошли в список «100 лучших песен русского рока в XX веке» и заняли, соответственно, 30-е и 61-е места. Кроме того, песня «Утекай» занесена в список «40 песен, изменивших мир», составленный редакцией русскоязычной версии журнала Rolling Stone[28], а журналом Time Out помещена в список «100 песен, изменивших нашу жизнь»[29].

Списки композиций

Внешние видеофайлы
[www.youtube.com/watch?v=NIUaC7TVW0Q Концертная версия песни «Утекай»] с первым куплетом на английском языке.
[www.youtube.com/watch?v=PRnlQ3bvQzg Живое исполнение песни «Скорость»] в клубе Independent в Сан-Франциско, 17 мая 2009 год.
[www.youtube.com/watch?v=FUDwpbIDhxM «Владивосток 2000»], концертная версия.
Вся музыка написана Ильёй Лагутенко.
Оригинальное издание
№ НазваниеСлова Длительность
1. «Вдруг ушли поезда» Лагутенко 3:51
2. «Девочка» Лагутенко 3:24
3. «Утекай» Лагутенко 2:18
4. «Морская болезнь» Лагутенко 4:40
5. «Владивосток 2000» Лагутенко 2:38
6. «Роза Люксембург» Бурлаков 2:23
7. «Кот кота (Вот и вся любовь)» Лагутенко 3:09
8. «Забавы» Лагутенко 2:33
9. «Скорость» Лагутенко 3:52
10. «Время тепла» Бурлаков 3:07
11. «Делай меня точно» Лагутенко 2:57
12. «Всецело всем» Бурлаков 3:53
13. «Воспитанник упавшей звезды» Лагутенко 4:29
14. «Новая луна апреля» Бурлаков 3:01
45:11
Диск, вошедший в переиздание 1999 года
№ НазваниеСлова Длительность
1. «Инопланетный гость» Лагутенко 3:41
2. «В думах о девушке из города центрального подчинения КНР» Бурлаков 2:46
3. «Блудливые коты» Лагутенко 5:06
4. «Далеко» Бурлаков 9:16
5. «Скорость» Лагутенко 4:03
6. «Делай Ю-Ю» Лагутенко 5:19
29:31

Примечания:

  • В буклетах к изданиям 1999 и 2008 гг. авторство песен указано следующим образом: «Все песни МТ Илья Лагутенко Леонид Бурлаков».
  • Авторство песни «Инопланетный гость» с магнитоальбома «Новая луна апреля» (1985) указано как «Музыка и слова — Илья Лагутенко, Леонид Бурлаков».
  • В изданиях 1999 и 2008 гг. треки с 11 по 14 помечены как Bonus Tracks.
  • На сборниках и концертных альбомах последующих лет, в которые входили песни с «Морской» автором музыки и слов записан Илья Лагутенко (за исключением песен, где автор слов Леонид Бурлаков).</small>

Участники записи

Музыканты
Технический персонал

Напишите отзыв о статье "Морская (альбом)"

Примечания

Комментарии
  1. ↑ Фактически альбом является третьим по счёту, однако первые два записывались на любительских студиях, имели сравнительно низкое качество и не обладали широкой известностью. Сам Лагутенко относится к тому периоду творчества со скептицизмом, поэтому в официальной дискографии Морская числится первой студийной работой.
  2. ↑ Судя по переписке с Бурлаковым, Лагутенко хотел объединить в новом проекте звучание таких групп как «Lightning Seeds», «Space», «Sleeper», «Dubstar», «The Cardigans», «Orange Juice», «Squeeze», «Garbage», «Blur», «ABBA», Аманда Лир и «Sex Pistols». Посредством смешения их музыкального стиля он планировал добиться неповторимого «Мумий Тролля».
  3. ↑ Несмотря на то, что Крис Бэнди был британцем, он очень хорошо понимал, чего от него хочет Лагутенко. Возможно, именно поэтому его приглашали участвовать в записи многих будущих альбомов группы.
Источники
  1. ↑ 1 2 Сергей Калмыков. [www.lebedev.com/MusicPhone/Review/kalmykov/morskaja.htm Ты живи, чтобы жить, а ищи, чтоб искать]. www.lebedev.com. — Рецензия на «Морскую» Мумий Тролля. Проверено 18 ноября 2009. [www.webcitation.org/652vrGpPR Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  2. ↑ 1 2 Светлана Костенко. [www.trollmahouse.narod.ru/snork/morskaya.html «Морская» 1996]. Владивосток (1997). — Рецензия на «Морскую» Мумий Тролля. Проверено 22 ноября 2009. [www.webcitation.org/652vroaZT Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  3. ↑ Рецензия в журнале FUZZ № 7/8 (46/47) июль/август, 1996 год
  4. ↑ Топ продаж альбомов (отечественный репертуар) // Российский музыкальный ежегодник’98.. — М.: InterMedia, 1998. — С. 207.
  5. ↑ Юлия Бедерова. [www.musiccritics.ru/?id=3&readfull=3866 Бетховен выиграл у Бетховена]. musiccritics.ru, «Русский Телеграф» (24 июня 1998). Проверено 10 августа 2013. [www.webcitation.org/6IrGxl7ph Архивировано из первоисточника 14 августа 2013].
  6. ↑ Инга Дроздова. [www.izvestia.ru/spb/article3131056/ Достала морская его болезнь]. Известия (24 июля 2009). — Обзор концерта в преддверии Дня ВМФ. Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/652vsPpmZ Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Программа «Летопись», выпуск, посвященный альбому «Морская». Архив программы доступен по адресу nashe.ru/letopis/731/  (Проверено 19 ноября 2009)
  8. ↑ 1 2 Владислав Бачуров. [www.newfuzz.ru/index.php/ru/encyclopedia/1996/5-6-1996/569-2009-07-29-13-46-37 Мумий Тролль: Недопаренность](недоступная ссылка — история). Fuzz (29 июля 2009). — № 5/6 1996. Проверено 9 ноября 2009.
  9. ↑ Ольга Мартисова. [fuzz-magazine.ru/magazine/1997/9-1997/565-2009-07-29-13-34-03 Мумий Тролль сделал себя точно]. Fuzz (1997). Проверено 21 января 2013. [www.webcitation.org/6E6nydlX6 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2013].
  10. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Александр Кушнир. Глава VII. Леонид Бурлаков // [www.kushnir.ru/headliners.php Хедлайнеры]. — Москва: Амфора, 2007. — 416 с. — ISBN 978-5-367-00585-1.
  11. ↑ 1 2 3 Александр Кушнир. Глава III. Илья Лагутенко // [www.kushnir.ru/headliners.php Хедлайнеры]. — Москва: Амфора, 2007. — 416 с. — ISBN 978-5-367-00585-1.
  12. ↑ 1 2 Сергей Курий. [h.ua/story/11010/ Стёб и тоска (Постсоветские рок-хиты 1990-х), часть 2]. Интернет-издание ХайВей (18 апреля 2006). — МУМИЙ ТРОЛЛЬ — «Утекай» (1996-97). Проверено 19 ноября 2009. [www.webcitation.org/652vuqdjt Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  13. ↑ 1 2 Дмитрий Орлов. [www.msn.kg/ru/news/27920/ Воспитанник упавшей звезды]. Общественно-политическая газета «МСН» (29 мая 2009). Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/652vxDrte Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  14. ↑ 1 2 3 Александр Кушнир. Скорость // [www.kushnir.ru/books_info.php?cid=4 Мумий Тролль. Правда о мумиях и троллях]. — Москва: Арбор, 1997. — 94 с. — ISBN 5-900048-01-2.
  15. ↑ Светлана Щагина. [www.newfuzz.ru/index.php/ru/articles/55-2009-07-09-19-22-40/2326-2009-10-05-16-26-33 Мумий Тролль. Моряк, красивый сам собою](недоступная ссылка — история). Fuzz (5 октября 2009). — Интервью с Ильёй Лагутенко. Проверено 27 ноября 2009.
  16. ↑ Сеня Мариенгоф. Интервью с Ильёй Лагутенко // Газета «Новости Владивостока». — Москва, Балашиха, 10 июня 1998.
  17. ↑ Сева Новгородцев. [www.seva.ru/oborot/archive/?y=1996 Архив «Севаоборота» — Передачи 1996 года]. Seva.ru — Официальный сайт Севы Новгородцева (7 сентября 1996). — Гости: Илья Лагутенко, поп-музыкант; Леонид Бурлаков, продюсер группы «Мумий Тролль». Проверено 21 ноября 2009. [www.webcitation.org/652vyf9IQ Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  18. ↑ Валерия Чернышёва. [novosibirsk.rfn.ru/region/rnews.html?id=82691&rid=571 Всё смешалось в стиле, музыке, образе про-рока Ильи Лагутенко]. Новосибирская ГТРК (12 октября 2009). Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/652w1gI2i Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  19. ↑ Александр Кушнир. [www.newfuzz.ru/index.php/ru/encyclopedia/2001/7-2001/1914----qq- ФЕСТИВАЛЬ. Рок-фестиваль «Максидром»](недоступная ссылка — история). Fuzz (1 июля 2001). — № 7 2001. Проверено 27 ноября 2009.
  20. ↑ Роман Корнеев. [www.kinokadr.ru/articles/2004/02/15/night_watch.shtml Ночной дозор: Экранизация в стиле модерн]. Журнал «Кинокадр» (15 февраля 2004). — Превью фильма. Проверено 15 декабря 2009. [www.webcitation.org/652w4qQB8 Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  21. ↑ Александр Кушнир. [www.newfuzz.ru/index.php/ru/encyclopedia/2008/1-08/2111-2009-09-18-03-48-45?start=3 Земфира. Первый бал — страница 3](недоступная ссылка — история). Fuzz (1 января 2008). — № 1-2 2008. Проверено 27 ноября 2009.
  22. ↑ Александр Кушнир. Глава IV. Максим Фадеев // [www.kushnir.ru/headliners.php Хедлайнеры]. — Москва: Амфора, 2007. — 416 с. — ISBN 978-5-367-00585-1.
  23. ↑ Дарья Шамина. [spletnik.ru/buzz/calendar/15692-kalendar-spletnika-den-rozhdenija-ili-lagutenko.html Календарь «Сплетника»: день рождения Ильи Лагутенко]. www.spletnik.ru (16 октября 2009). Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/652w7yiTP Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  24. ↑ Вадим Пономарёв. [www.nashe.ru/VadimPonomarev/2136/ Почему «Мумий Тролль» стал роком?]. Наше Радио (6 августа 2007). — Блог Вадима Пономарёва. Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/652wDGYol Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  25. ↑ Алексей Мунипов. [www.izvestia.ru/culture/article23146/ Илья Лагутенко: «Альтернативы рокапопсу нет»]. Известия (30 августа 2002). — Интервью перед концертом в «Лужниках». Проверено 28 ноября 2009. [www.webcitation.org/652wE7vwR Архивировано из первоисточника 29 января 2012].
  26. ↑ Елена Вишня. [www.newfuzz.ru/index.php/ru/encyclopedia/1996/1-2-1996/525-2009-07-28-20-02-38 Мумий Тролль. Я всегда из всего делаю выводы](недоступная ссылка — история). Fuzz (28 июля 2009). — № 1 1998. Проверено 27 ноября 2009.
  27. ↑ [www.newfuzz.ru/index.php/ru/component/content/article/3098 Моя музыка — песни, которые стоит загрузить в свой плейер](недоступная ссылка — история). Fuzz (27 октября 2009). — Список песен, получавших премию Fuzz в номинации «Лучшая песня» (1997—2006 года). Проверено 27 ноября 2009.
  28. ↑ Редакция Rolling Stone. 40 песен, изменивших мир // Rolling Stone. — Москва: Издательский дом СПН, Октябрь 2007.
  29. ↑ Максим Тувим, Антон Милехин, Дмитрий Демидов. [www.timeout.ru/journal/feature/25400/?pictureID=15775/?pictureID=15745 100 песен, изменивших нашу жизнь]. Time Out (7 декабря 2011). Проверено 26 октября 2012. [www.webcitation.org/6BvZBBiWt Архивировано из первоисточника 4 ноября 2012].

Ссылки

Портал «Музыка»
Проект «Русский рок»
  • [music.yandex.ru/#!/album/217019 Морская] — прослушивание альбома на сайте Яндекс.Музыка
  • [www.discogs.com/release/700261 Морская] (англ.) на сайте Discogs
  • [rock_meloman.livejournal.com/ rock_meloman] — [rock-meloman.livejournal.com/1849.html МУМИЙ ТРОЛЛЬ — «Морская» (1996)]

Отрывок, характеризующий Морская (альбом)

Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Морская_(альбом)&oldid=80083997»