Накашидзе, Михаил Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Александрович Накашидзе
Дата рождения

1873(1873)

Место рождения

Российская империя Российская империя, Москва

Дата смерти

12 августа 1906(1906-08-12)

Место смерти

Российская империя Российская империя, Санкт-Петербург, Аптекарский остров

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Гвардейская кавалерия, казачьи войска

Годы службы

? — 1903;
19041905

Звание

Штабс-ротмистр

Часть

Гродненский гусарский лейб-гвардии полк, Сибирский 7-й казачий полк

Сражения/войны

Русско-японская война

Связи

Александр Давидович Накашидзе, генерал от кавалерии (отец)

В отставке

Предприниматель, автомобилист

Накаши́дзе, Михаил Александрович (27 августа 1873 года, Москва — 12 августа 1906 года, Санкт-Петербург) — князь Российской империи, штабс-ротмистр Гродненского гусарского лейб-гвардии полка, предприниматель. Выходец из старинного грузинского княжеского рода Накашидзе, сын генерала от кавалерии Александра Давидовича Накашидзе (1837—1905). В чине казачьего подъесаула принимал участие в Русско-японской войне 1904—1905 годов, куда отправился добровольцем.

В 1904—1906 годах организовал постройку первого русского бронеавтомобиля, известного как «Накашидзе-Шаррон». Бронеавтомобиль был построен французской фирмой «Шаррон, Жирардо э Вуа» (фр. Charron, Girardot et Voigt), директором броневого отдела которой в 1903—1906 годах являлся князь Накашидзе. В период с 1905 по 1908 год на фирме «Charron, Girardot et Voigt» по заказу российского Военного ведомства было построено несколько бронеавтомобилей данного типа, часть из которых была доставлена в Россию.

Трагически погиб в результате взрыва на Аптекарском острове — организованного эсерами-максималистами покушения на премьер-министра России Петра Столыпина 12 августа 1906 года.





Биография

Ранние годы

Михаил Александрович Накашидзе родился в 1873 году в Москве. Происходил из древнего грузинского княжеского рода Накашидзе, который после присоединения Грузии к России вошёл в число княжеских родов Российской Империи. Отец, Александр Давидович Накашидзе (1837—1905), в рядах Русской Императорской армии сражался в Кавказской и Крымской войнах, а также на Дагестанском ТВД Русско-турецкой войны 1877—1878 годов, и дослужился до чина генерала от кавалерии[1].

О детстве и юности Михаила Накашидзе сведения крайне скупы, однако можно предположить, что он, продолжив родовую традицию, получил военное образование. В 1893 году он окончил Пажеский корпус и поступил сначала на гражданскую службу коллежским секретарём, а затем на военную — в 43-й Тверской драгунский и лейб-гвардии Гродненский гусарский полки. При этом молодой офицер проявлял большой интерес к автомобилям — технике по тем временам «ультрасовременной». Итогом этого интереса стал выход в 1902 году книги Михаила Александровича Накашидзе «Автомобиль, его экономическое и стратегическое значение для России». В своей работе князь в самых радужных красках описывал блестящее будущее автомобилизированной страны и её армии:
Самую большую услугу в России автомобиль, конечно, окажет Военному ведомству [...] он будет способствовать мобилизированию войск и подвозу припасов в местностях, где мало железных дорог и подъездных путей и даже упомянули о Кавказе, наиболее нуждающемся в этом отношении. Но взглянем шире, посмотрев на Восток нашей великой родины, где в особенности заметно отсутствие удобных путей сообщения и, наоборот, всюду прекрасные грунтовые дороги. Взглянем на Закаспийскую область, на Туркестанский край, Сибирь и, наконец, только что занятую Манчжурию. Вот где именно только и не достает автомобилей. Ровная, как скатерть, Средняя Азия будет служить удобнейшей ареною для этого рода повозок [...]. Огромную услугу оказали бы автомобили для почтового сообщения на Памирах, хотя бы даже между некоторыми пунктами, что значительно бы ускорило сообщение между Ферганским и Памирским постом, хотя бы в летние месяцы. Почему же нельзя предположить, что для горных мест не будут выработаны вьючные автомобили, ведь разбираются же конно-горные орудия; что же тут невозможного? Таким образом, автомобиль и в военном отношении будет, несомненно, иметь широкое применение для целей нашей армии и сослужит и в этом отношении для России великую службу – в этом сомневаться невозможно.
Известный акцент делался на родной для клана Накашидзе Закавказский регион. К примеру, одна из рецензий на книгу звучала следующим образом:
Автор подробно объясняет, в какой степени страдает в экономическом отношении Кавказ от примитивных способов передвижения по шоссейным дорогам, и, как военный, обращает также внимание на затруднения, которые встречают повсеместно войска на Кавказе в вопросах довольствия и быстрого передвижения.

— Альманах «Исторический Вестник», № 2, 1902

Причём эпистолярным творчеством интересы князя отнюдь не ограничивались. Выраженный талант предпринимателя позволил Накашидзе успешно совмещать военную карьеру с сугубо гражданской коммерческой деятельностью — в 1902 году князь основал на паях с известным автомобилистом графом Потоцким и полковником Головиным Варшавское товарищество эксплуатации автомобилей Grand Garage International d’Automobiles (в переводе с фр. — «Большой международный гараж автомобилей»), получившее ограниченную известность под именем «Интернациональ». Главным направлением деятельности «Интернационаля» стала торговля импортными автомобилями, преимущественно — французскими: Mutel, Panhard-Levassor, De Dion-Bouton, Georges Richard и Mors. Вместе с тем, фирма пыталась наладить и собственное производство. В частности, осенью 1903 года российская пресса упоминала об автомобиле «Интернациональ» с 14-сильным мотором (способным, впрочем, развивать и 20 л.с.). При этом указывалось, что варшавская фирма использовала агрегаты французской компании «Мютель» (Mutel), а также некоторые запчасти собственного изготовления[2]. В других источниках встречаются данные, в соответствии с которыми в 1902—1904 годах мастерская «Интернациональ» построила несколько легковых автомобилей и автобусов с двигателями Mutel.

Накашидзе лично занимался развитием сети партнёров — в частности, в 1903 году он наладил торговые отношения с ещё одной французской автомобилестроительной фирмой Charron, Girardot & Voigt. Помимо чисто автомобильной продукции, эта фирма, основанная лишь двумя годами ранее, в 1902 году построила экспериментальный бронеавтомобиль Charron 50CV — один из первых в мире образцов бронетехники. В июле 1903 года эта машина, получившая обозначение Automitrailleuse (в буквальном переводе с фр. — «автопулемёт») испытывалась в Шалонском лагере французской армии. По-видимому, именно на этот период пришлись основные контакты фирмы «Шаррон» и князя Накашидзе, в результате которых последний стал директором отдела броневых автомобилей Charron, Girardot & Voigt. Наконец, весьма деятельный Накашидзе также участвовал в организации омнибусного сообщения в Царстве Польском, сотрудничая с варшавскими экипажно-кузовными фирмами Rentel и Romanowski.

Словом, дела шли успешно и вскоре Накашидзе принял для себя решение серьёзно заняться автомобилестроением и вышел в отставку. Планы его, однако, нарушила разыгравшаяся в 1904-м Русско-японская война.

Русско-японская война

В начале 1904 года дотоле вяло тлевший конфликт интересов на Дальнем Востоке разгорелись в полноценную войну между Российской империей и Японией. В ночь на 27 января (9 февраля1904 года, до официального объявления войны, японские миноносцы выпустили торпеды по кораблям русского флота, стоявшим на внешнем рейде Порт-Артура. В тот же день японская эскадра блокировала находившиеся в корейском порту Чемульпо бронепалубный крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец». Попытка прорыва не удалась, и получившие тяжёлые повреждения русские корабли были уничтожены.

Через некоторое время за боевыми действиями на море последовала и война на суше — 18 апреля (1 мая) началось вторжение японских войск в Маньчжурию. Вскоре князь Михаил Накашидзе, к тому времени уже год с лишним находившийся в отставке, записался добровольцем на Маньчжурский фронт, получил чин подъесаула и принял под команду отряд казаков-разведчиков 7-го Сибирского казачьего полка. Что же до фирмы «Интернациональ», то её управление перешло к другим собственникам. Однако Накашидзе, несмотря на фронтовую службу, продолжал оставаться в контакте со своим основным партнёром во Франции — фирмой Charron. В том же 1904 году Накашидзе, учтя опыт боевых действий в Маньчжурии, в инициативном порядке связался с фирмой Charron и согласовал постройку нового пулемётного бронеавтомобиля для Русской армии. Немаловажным является тот факт, что фирма, представителем которой являлся князь, на тот момент была единственной в Европе (если не в мире), имевшей реальный опыт постройки бронеавтомобилей. Конструкция машины в целом была разработана инженерами «Шаррона», хотя Накашидзе, как директор броневого отдела фирмы, внёс в проект ряд изменений и доработок. Прежде, чем представить проект броневика в Военное ведомство, рассудительный князь заручился поддержкой командующего 1-ой Маньчжурской армии[3] генерала Николая Линевича, которому понравилась идея оснащения армии «неуязвимыми пулемётными автомобилями». Протекция прославленного генерала и энергичность Накашидзе принесли результат — инициатива князя была одобрена, правда, на условиях софинансирования. Броневик строился фирмой «на свой страх и риск», причем Военное ведомство не гарантировало его приобретения. По договорённости, оно оплачивало только провоз бронеавтомобиля и приглашение механика фирмы «Шаррон», который должен был осуществлять техническое обслуживание машины. Накашидзе планировал перебросить бронеавтомобиль в Маньчжурию и опробовать машину в бою, причём обязанности шофёра он брал на себя.

После улаживания всех формальностей и согласования всех деталей Накашидзе отбыл из Манчжурии на другой конец империи — в Варшаву, где на станции Александрово Варшавско-Венской железной дороги должен был встретить заказанный бронеавтомобиль.

«Накашидзе-Шаррон»

Тем временем, пока опытный образец броневика фирмы «Шаррон» добирался до России (а князь Накашидзе — до Варшавы) Российская империя, потерпев поражение под Цусимой и сдав Порт-Артур, была вынуждена заключить неприятный Портсмутский мир с Японией. В связи с этим штаб Верховного Главнокомандующего отказался от доставки броневика в Манчжурию и предложил Генштабу провести испытания машины в Санкт-Петербурге. Князя Накашидзе такое решение застало врасплох, поскольку он, будучи уверен в успехе, уже организовал постройку на фирме Charron не одного, а сразу шести броневиков. Накашидзе предпринял попытку получить разрешение о беспошлинном ввозе в Россию остальных пяти бронеавтомобилей для совместных испытаний, причём все транспортные расходы князь брал на себя и гарантировал, что «если Военное Ведомство не пожелает их приобрести, они немедленно будут отправлены мною обратно во Францию». Военные, однако, решили приобрести лишь один «мотор» для испытаний.

В марте 1906 года броневик был доставлен наконец в Санкт-Петербург.

По прибытии в Российскую империю бронеавтомобиль, получивший название «Накашидзе-Шаррон», был подвергнут масштабным испытаниям. В частности, был организован испытательный пробег по маршруту Санкт-Петербург — Ораниенбаум — Венки, а также пробные стрельбы в Ораниенбаумской стрелковой школе. Результаты испытаний были признаны в целом обнадёживающими. Специальная комиссия Военного ведомства признала бронеавтомобиль вполне пригодным для разведки, связи, борьбы с конницей, а также для преследования отступающего противника. Впрочем, военные нашли и ряд серьёзных технических недостатков новой машины — в частности, отмечалась громоздкость и большая масса машины, низкие показатели манёвренности и проходимости, недостатки вооружения и прочее. В результате, комиссия Военного ведомства сделала весьма осторожные выводы относительно нового оружия и констатировала, что в существующем виде броневик «не может быть допущен к приёму».

Князь Накашидзе на такой ответ отреагировал весьма стойко и «предпринял новое наступление», написав депешу напрямую начальнику Главного управления Генерального штаба генерал-лейтенанту Фёдору Фёдоровичу Палицину, которую последний и получил 14 июля 1906 года. Депеша, сочетавшая аргументированные доводы с откровенным давлением, смогла убедить Палицина санкционировать продолжение испытаний броневика. Было решено передать броневик в распоряжение штаба Красносельского лагерного сбора для применения его в ходе манёвров. Интересно, что все расходы, связанные с участием машины в манёврах, Накашидзе взял на себя.

До начала августа 1906 года броневик применялся в ходе манёвров. По итогам использования машины особая комиссия под председательством генерал-майора Розеншильд-Паулина сделала выводы, во многом аналогичные выводам первой комиссии, отметив как перспективность и полезность машины для армии, так и её технические недостатки. Собственно, такой ответ не сулил для броневика перспектив быстрого принятия на вооружение, поэтому Накашидзе отправил на фирму «Шаррон» указания о модернизации образца, а готовый броневик решил попытаться пристроить в Министерство внутренних дел.

Гибель

Свою идею использования бронеавтомобиля в полицейских целях Накашидзе решил представить лично председателю совета министров (а ранее — министру внутренних дел) Российской империи Петру Аркадьевичу Столыпину. Князь записался на приём к премьер-министру, принимавшему просителей на собственной даче на Аптекарском острове, во второй половине дня 12 августа 1906 года. По роковому совпадению, именно в этот день и именно в то время, пока князь Накашидзе ожидал приёма, на даче прогремел взрыв, разворотивший пол-здания, убивший три десятка человек и ранивший ещё семьдесят. Взрыв являлся террористическим актом, организованным эсерами-максималистами с целью убийства Столыпина. Сам премьер-министр при этом не получил ни одной царапины, а вот в числе погибших оказался и князь Михаил Александрович Накашидзе. В докладной записке товарища министра внутренних дел значилось, что «вместе с ним погибли все чертежи, планы, договоры с французской автомобильной компанией и прочие документы, относящиеся к его изобретению».

По случаю гибели Накашидзе газета «Русское слово» писала[4]:
Из числа жертв взрыва на даче председателя совета министров П. А. Столыпина штаб-ротмистр запаса гвардии князь Михаил Александрович Накашидзе, изобретатель того бронированного боевого пулемётного мотора, о котором недавно писалось на столбцах нашей газеты.

— «Русское слово», 27 (14) августа 1906 года

Напишите отзыв о статье "Накашидзе, Михаил Александрович"

Примечания

  1. Стоит напомнить, что следующий чин — фельдмаршал — в русской армии того времени был крайне эксклюзивен.
  2. Кочнев, 2008, с. 261.
  3. Русская армия. Название «Маньчжурская» дано по географическому признаку.
  4. Газетные Старости. [starosti.ru/article.php?id=2043 Заметка о гибели князя М.А. Накашидзе] (рус.). Газета «Русское слово» от 27 (14) августа 1906 года. Проверено 3 июля 2012. [www.webcitation.org/6BDHLSvyn Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].

Литература

  • Барятинский М. Б., Коломиец М. В. Бронеавтомобили русской армии 1906—1917 гг. — М.: Техника-молодёжи, 2000. — 108 с. — 2000 экз. — ISBN 5-88879-029-X.
  • Кочнев Е. Д. Интернациональ // [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9E%D1%82%D0%B5%D1%87%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B5%20%D0%B0%D0%B2%D1%82%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%B1%D0%B8%D0%BB%D0%B8/%D0%98%D0%BD%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C/ Энциклопедия военных автомобилей]. — 2-е изд. — М.: За рулем, 2008. — 640 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9698-0152-3.
  • Бондаренко И. И., Климов Д. В. [www.runivers.ru/doc/historical-journal/article/?JOURNAL=&ID=459562 Жертвы политического террора в России (1901—1912)] / [www.runivers.ru/upload/iblock/ec9/istoricheskyvestnik.pdf Терроризм в России в начале XX в.] (Исторический вестник. — Т. 2 [149]. — Декабрь 2012). — С. 190—215.

Ссылки

  • «Военный журнал» Военно-исторический электронный журнал. [military-journal.com/index.php/2011-04-26-11-33-02/185--l---r?showall=1 БРОНЕАВТОМОБИЛИ «ШАРРОН, ЖИРАРДО И ВУА»] (рус.). Проверено 3 июля 2012.
  • Газетные Старости. [starosti.ru/article.php?id=2043 Заметка о гибели князя М.А. Накашидзе] (рус.). Газета «Русское слово» от 27 (14) августа 1906 года. Проверено 3 июля 2012. [www.webcitation.org/6BDHLSvyn Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Накашидзе, Михаил Александрович

– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.