Непела, Ондрей

Ондрей Непела

Персональные данные
Представляет	Чехословакия
Дата рождения	22 января 1951(1951-01-22)
Место рождения	Братислава, Чехословакия
Дата смерти	2 февраля 1989(1989-02-02) (38 лет)
Место смерти	Мангейм, Германия
Рост	176 см
Тренер	Хильда Мудра
Спортивные достижения Лучшие результаты по системе ИСУ (на международных любительских соревнованиях) Сумма: Не соревновался по Новой судейской системе Завершил выступления Олимпийские награды фигурное катание золото Саппоро 1972 Мужское одиночное катание

О́ндрей Не́пела (словацк. Ondrej Nepela; 22 января 1951, Братислава, Чехословакия (ныне Словакия) — 2 февраля 1989, Мангейм, Германия) — словацкий фигурист, восьмикратный чемпион Чехословакии, пятикратный чемпион Европы, трёхкратный чемпион мира и обладатель золотой медали на Олимпийских играх 1972 года в японском Саппоро. Заслуженный мастер спорта СССР (1972). За свои достижения был назван спортсменом года в Чехословакии в 1971 году.

Биография

Фигурным катанием Ондрей Непела начал заниматься в 7-летнем возрасте в братиславском клубе «Слован». Его тренером уже тогда стала Гилда Мудра, под руководством которой он тренировался всю свою спортивную карьеру.

На мировой сцене Ондрей Непела дебютировал в 13-летнем возрасте на Олимпиаде в Инсбруке в 1964 году. Его успех был не слишком впечетляющ — он закончил 22-м. Но уже год спустя Ондрей в первый раз получил звание чемпиона Чехословакии, а с 1966 года по 1968 год ему удалось завоевать три бронзовые медали на чемпионате Европы. На Олимпиаде 1968 года он уже претендовал на получение медали, но ему не повезло. После обязательной программы он занимал только 5-е место, а в произвольной допустил несколько ошибок. В итоге он занял лишь 8-е место.

В начале 70-х годов Ондрей Непела становится лучшим фигуристом мира. С 1971 по 1973 год ему удалось победить в мужском одиночном катании на трёх чемпионатах мира подряд. В 1971 году он получил звание лучшего чехословацкого спортсмена года.

На следующих зимних Олимпийских играх в японском Саппоро в 1972 году Ондрей выступал уже в качестве главного фаворита. После обязательных фигур он значительно опережал своих самых сильных соперников — француза Патрика Пера и Сергея Четверухина из СССР. Хотя в произвольной программе он упал, исполняя тройной риттбергер, и занял лишь четвёртое место, преимущества в фигурах хватило для общей победы. Его золотая медаль стала второй по счёту наивысшей наградой с зимних Олимпийских игр для Чехословакии. В дни 50-летия СССР (1972), Непеле, в числе первых зарубежных спортсменов из социалистических стран, было присвоено звание Заслуженный мастер спорта СССР.

После победы на Олимпиаде Ондрей остался в любительском статусе ещё на год, потому что хотел участвовать в чемпионате мира 1973 года, проходившем в его родной Братиславе. Тот чемпионат он также выиграл.

После завершения любительской карьеры Ондрей Непела в течение 13 лет выступал как солист шоу-тура «Holiday on Ice». Позже работал тренером в ФРГ, в частности тренировал Клаудию Лейстнер, чемпионку Европы 1989 года.

Непела умер от связанных со СПИДом осложнений в 1989 году, в возрасте 38 лет.

С 1993 года, словацкая Федерация фигурного катания каждую осень проводит соревнование названное Мемориалом Ондрея Непелы. Бессменный тренер Гилда Мудра вручает награды от его имени. В декабре 2000 года он был назван спортсменом столетия Словацкой республики.

Спортивные достижения

Соревнования/Сезон	1964	1965	1966	1967	1968	1969	1970	1971	1972	1973
Зимние Олимпийские игры	22				8				1
Чемпионаты мира	17		8			2	2	1	1	1
Чемпионаты Европы		8	3	3	3	1	1	1	1	1
Чемпионаты Чехословакии		1	1	1	1	1		1	1	1

См. также

• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1964

Ссылки

• [www.peoples.ru/sport/fskating/ondrey_nepela/index.html Лучший чехословацкий фигурист Ондрей Непела]
• [nepela.kraso.sk/ Ondrej Nepela Memorial  (англ.)]

Отрывок, характеризующий Непела, Ондрей

– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.