Повольны, Антон
Антон Повольны | ||
Общая информация | ||
Полное имя | Антон Повольны | |
Родился | 19 августа 1899 Вена, Австро-Венгрия | |
Умер | 1961 год (?) | |
Гражданство | Австрия | |
Позиция | нападающий | |
Карьера | ||
Клубная карьера* | ||
1916—1921 | Аустрия (Вена) | |
1921 | Обер Санкт Вейт | |
1921—1924 | Винер Шпорт-Клуб | |
1924 | Винер АФ | |
1924—1926 | Реджана | 44 (25) |
1926—1927 | Интернационале | 27 (22) |
1927—1928 | Аттила (Мишкольц) | |
1928—1929 | Сабариа (Сомбатхей) | |
1929—1931 | Винер Шпорт-Клуб | |
Тренерская карьера | ||
1930—1931 | Таранто | |
1931—1935 | Рейхенберг (Либерец) | |
1938 | Дуйсбург[1] | |
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.
|
Антон Повольны (нем. Anton Powolny; 19 августа 1899, Вена — предположительно 1961) — австрийский футболист чешского происхождения, нападающий.
Содержание
Карьера
Повольны, полицейский по профессии[2], начал свои футбольные выступления в венском клубе «Аустрия». Он начал свою карьеру в основном составе команды в 1916 году. Большая часть его в «Аустрии» пришлась на годы Первой мировой войны, потому футболист быстро завоевал место в основе команды, лишённой многих игроков, сражающихся на фронте.
В 1921 году Повольны перешёл в клуб второго австрийского дивизиона «Обер Санкт Вейт», а оттуда, через несколько месяцев в «Винер Шпорт-Клуб», с которым в сезоне 1921/22 выиграл первое чемпионское звание команды в истории клуба, а в следующем году достиг финала Кубка Австрии, где обыграл Вакер со счётом 3:1. В «Винере» Повольны выступал на месте левого форварда, составляя ударную связку с полузащитником Леопольдом Гибишем.
В начале 1924 года Повольны перешёл в клуб «Винер АФ», но надолго там не задержался, известный австрийский тренер Карл Штюрмер, тренировавший итальянскую «Реджану», пригласил Повольны в свой клуб. Повольны полностью оправдал доверие тренера, в первом сезоне забив 15 мячей в 22-х матчах. Следующий сезон у «Реджаны» не заладился, команда была вынуждена играть переходный матч за право остаться в высшей итальянской лиге с клубом Мантова. «Реджана», несмотря на два гола Повольны, проиграла 3:7 и была вынуждена опуститься во второй по значимости итальянский дивизион.
Результативность Повольны привлекла внимание к австрийцу многих итальянских команд, и в 1926 году Антон перешёл в «Интернационале», его дебют новой команде состоялся 3 октября в матче против «Наполи», в котором Повольны сделал «дубль», а «Интер» победил 3:0. Всего в сезоне 1926/27 Повольны забил 22 мяча, став лучшим бомбардиром итальянского первенства, несмотря на то, что его команда, «Интер», не блистала и заняла лишь 5-е место.
По окончании сезона в «Интере», Повольны был вынужден покинуть Италию, так как было принято правило о том, что в первенстве могли принимать участие только игроки с итальянским происхождением, которого у Повольны не было. Антон переезжает в Венгрию, где выступает за клуб «Аттила» из Мишкольца, который неожиданно достигает финала Кубка Венгрии, но там проигрывает «Ференцварошу». Затем Повольны переходит в клуб «Сабариа», но команда выступает неудачно и «вылетает» из высшего венгерского дивизиона.
После венгерского этапа карьеры, Повольны возвращается в Австрию, в «Винер Шпорт-Клуб», где завершает карьеру. По окончании карьеры футболиста, Повольны, чех по происхождению, уезжает в город Либерец, где тренирует клуб «Рейхенберг».
После присоединения Судетской области к Третьему рейху, следы Повольны теряются. По некоторым данным, футболист погиб во время Второй мировой войны[1], а по другим сведениям, пережил войну и дожил до 1961 года.
Достижения
Командные
- Чемпион Австрии: 1922
- Обладатель Кубка Австрии: 1923
- Финалист Кубка Венгрии: 1927
Личные
- Лучший бомбардир чемпионата Италии: 1927 (22 мяча)
Напишите отзыв о статье "Повольны, Антон"
Примечания
Ссылки
- [archivio.inter.it/cgi-bin/giocatori-scheda?codice=G0519&L=it Профиль на inter.it]
- [www.enciclopediadelcalcio.com/Powolny.html Профиль на enciclopediadelcalcio.com]
|
Отрывок, характеризующий Повольны, Антон
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.