Рудки
Город
|
Рудки́ (укр. Рудки́) — город районного значения в Самборском районе Львовской области Украины.
Город Рудки расположен в северной части долины речки Вишни, притока Сана, в 25 км от районного центра г.Самбора. В черте города находится железнодорожная станция на линии Львов — Самбор. Здесь проходит автодорога Львов-Самбор-Ужгород-Чоп.
История
Следы заселения территории Рудок уходят в III тысячелетие до н. э., доказательством чего является раскопанное здесь курганное погребение эпохи ранней бронзы. Найдено также погребение первых веков нашей эры .
В XIV в. Рудки были хутором села Беньковой Вишни (теперь село Вишня). Как отдельное село впервые упоминается в 1472 году . В XV—XVIII вв. оно входило в состав Перемышльской земли Русского воеводства Речи Посполитой и находилось в собственности разных феодалов. Владельцы Рудок часто менялись. Большим ограблениям подвергались Рудки со стороны польских и иностранных войск во время войн, которые велись феодальной Речью Посполитой, а также многочисленных татарских набегов. Впервые татары сожгли село в 1450 году. Опустошительный набег совершили они после поражения польских войск под Цуцорой в 1620 году.
Выгодное расположение на торговом пути Львов — Самбор способствовало дальнейшему развитию Рудок. Здесь останавливались проезжие купцы, собирались крестьяне и ремесленники из окрестных сел для продажи продуктов сельского хозяйства и ремесленных изделий. Те, кто селился около дороги, занимались преимущественно торговлей и ремеслом, а кто подальше — земледелием и добыванием глины в карьере. Сеймики перемышльской шляхты в Судовой Вишне в инструкциях своим послам на общегосударственный сейм от 11 января 1645 года и 13 сентября 1646 года именовали Рудки городом и включили в число тех, которым предлагалось дать право винного склада.
Во время национально — освободительной войны украинского народа 1648—1654 гг. г. Рудки был разорён польско-шляхетскими войсками и татарами. Часть жителей попала в татарскую неволю, часть вымерла от эпидемий.
Во время польско-турецкой войны 1672—1676 гг. город Рудки вновь подвергся нападению татар.
В первой половине XVIII в. Рудки получили магдебургское право, окончательно узаконившее их положение в качестве города. Однако к началу 70-х гг. XVIII в. они мало чем отличались от села. Основным занятием населения являлось сельское хозяйство. С ним были связаны также торговцы и ремесленники, пользовавшиеся прилегающими к их домишкам усадьбами и земельными участками в предместье. Торговля и ремесло носили локальный характер и обслуживали в основном жителей города, крестьян из соседнего имения и частично — окрестных сел. Среди ремесленников первое место занимали сапожники, затем шли ткачи, кузнецы, шорники, колесники и другие .
Большая часть пригородных земель находилась в руках феодалов Фредров (с 1753 года) и католической церкви. Земельные участки, принадлежавшие Фредрам, арендовали торговцы и ремесленники, за что платили владельцам от 15 до 70 злотых чинша. У помещиков проживали и работали коморники, платившие им по 4 злотых. Уже в XIV в. в городе был католический приход. В 1660 году владелец Рудок Грудовский передал рудковскому костёлу десятину от своих имений, право свободной рубки в них леса и рыболовства. Значительную финансовую помощь костёлу оказывало государство.
В 1772 году Рудки в составе Галиции оказались под властью Австро-Венгрии. В 1782—1918 гг. они являлись местечком и входили в состав Самборского округа, а с 1867 года стали центром уезда. Согласно классификации населённых пунктов 1784—1785 годов Рудки были именованы городком. С того времени и до 17 сентября 1939 г. — повятовый город Польши во владении польских магнатов.
В конце XVIII в. в местечке насчитывалось 76 строений, в том числе 58 халуп. Население составляло 380—450 человек.
С началом революции 1848—1849 гг. в Австрии и созданием во Львове Рады Народовой в Рудках была образована польская окружная рада. Она состояла из окрестных помещиков и верхушки польского мещанства. Её председателем был избран собственник соседнего имения польский драматург граф А. Фредро (1793—1876).
Во второй половине XIX в. в экономике Рудок значительное место занимала торговля. В 1894 году здесь открыли ремесленную школу, которая готовила специалистов по плетению корзин из лозы. Развитию торговли и промышленности в Рудках способствовала постройка в 1903 году железной дороги Львов — Самбор и железнодорожной станции. В 1904 году в местечке были основаны кирпично-черепичный завод и лесопильня, принадлежавшие собственнице соседнего имения Ф. Скарбек. Начала действовать бойня. Развивалось ремесло. Накануне первой мировой войны здесь существовали портняжные, ткацкие, сапожные, столярные, кузнечные, строительные, бондарные, шорные, часовые и другие предприятия и мастерские. Увеличилось число лавок — их стало свыше 50. Несколько торговых предприятий вели оптовую торговлю пшеницей и скотом. Выросло население Рудок. Если в 1860 году оно составляло 1695 человек, то в 1900 году — 3247 человек. Соответственно увеличилось число дворов — с 249 до 380.
По административному делению Галичины, введенному австрийской властью 28 февраля 1867 г., Рудки стали центром Рудковского повяту. Кроме католического костела (Перемишльская епархия), тут были православная церковь и синагога. С 23 декабря 1920 года до 4 декабря 1939 года в Львовском воеводстве Польской Республики. Центр Рудковского повята. 1 сентября 1939 года германские войска напали на Польскую Республику, началась Германо-польская война 1939 года.[1] 17 сентября 1939 г. город в составе УССР вошел в Советский Союз. 17 сентября 1939 года Красная Армия Советского Союза вступила на территорию восточной Польши — Западной Украины, и 28 сентября 1939 года был подписан Договор о дружбе и границе между СССР и Германией. 27 октября 1939 года установлена Советская власть.[2] C 14 ноября 1939 года в составе Украинской Советской Социалистической Республики Союза Советских Социалистических Республик.[2] 4 декабря 1939 года стал центром Рудковского уезда (с другими органами управления) Дрогобычской области (Указ Президиума Верховного совета СССР от 4 декабря 1939 года). В 1963—1964 годах Рудки входили в состав Городоцкого района.
На протяжении нескольких столетий, до окончания Второй мировой войны, город Рудки был широко известен, как место паломничества к чудотворному образу Богоматери, который находился в парафиальном костёле. Восточная икона попала сюда благодаря рудковскому помещику Ежи Чурилло. В 1612 г., после очередного татарского наезда на Подолие, икона чудом сохранилась на месте сгоревшей церкви. В католическом храме в Рудках образ нашёл новых многочисленных поклоняющихся ему. Однако и тут на долю иконы выпали испытания огнём, так как кочевники несколько раз поджигали деревянный на то время костёл. Однако образ остался неповреждённым, а глубоко верующие люди, которые молились перед ним, избавлялись от болезней.
В 1728 г. в Рудках соорудили каменный костёл, куда и перенесли чудотворный образ. Сооружение было построено с элементами как ренессанса, так и ультрамодного в то время на Западной Украине барокко. Лишь колокольня осталася ещё со времён деревянного храма, поэтому её датируют XVII в. 31 декабря 1917 г. из Ватикана поступил декрет о коронации иконы, однако военные действия помешали осуществить проведение торжеств до 2 июля 1921 г. С того времени, рудковский костёл стал одним из наиболее почитаемых сакральных сооружений в довоенной Польше. Во время перестройки костёла в 1885 г. к основному объёму храма был пристроен притвор. Тогда же пострадал самый старый, нижний ярус колокольни с контрфорсами на углах, когда была заложена кирпичом древняя арочная брама (ворота). В 1946 г., спасая чудотворный образ, тогдашний настоятель храма о. М.Войтась вывез его в Польшу. Рудковская богоматерь какое-то время пребывала в Перемышле, а в 1968 г. образ был перенесён в костёл в Ясеню, близ городка Долишние Устрики. Вскоре сюда потянулись паломники, а от кардинала Кароля Войтылы Богоматерь Рудковская получила имя «Царица Бещад».
Но случилось происшествие. Летом 1992 г. во время проведения церковных мероприятий реликвию украли злоумышленники. В Рудки в ноябре 1995 г. вернулась лишь копия образа. Коронацию иконы в ноябре 1995 г. совершил архиепископ и митрополит Львовский Марьян Яворский.
Возвращение общине парафиального костёла Успения Девы Марии способствовало приведению в порядок крипты, где похоронен известный польский драматург граф А. Фредро, ведь проживал писатель в своём имении в Вишне.
15 мая 1989 г. состоялось торжественное переосвящение храма, а осенью следующего года в новый саркофаг в отреставрированной крипте были водружены останки рода Фредров. Теперь отовсюду снова в город Рудки приезжают паломники — как религиозные, так и литературные.
Напишите отзыв о статье "Рудки"
Примечания
- ↑ Военный энциклопедический словарь. Москва, Военное издательство, 1984.
- ↑ 1 2 Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919-1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
Ссылки
- [www.igsu.org.ua/Lvovskaja.obl/Samborskij.rajon/Rudki.html] История Городов и Сел. Том Львовская область.
- [www.castles.com.ua/rudky.html Рудки]
Отрывок, характеризующий Рудки
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
