Жидачов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Жидачов
укр. Жидачів
Флаг Герб
Страна
Украина
Статус
районный центр
Область
Львовская область
Район
Координаты
Первое упоминание
Площадь
13,44 км²
Население
11 683 человек
Часовой пояс
Телефонный код
+380 3239
Почтовые индексы
81700 — 81704
Автомобильный код
BC, НС / 14
КОАТУУ
4621510100

Жида́чов (укр. Жида́чів) — город районного значения во Львовской области Украины, административный центр Жидачовского района.

Один из самых старинных городов Прикарпатья. Жидачов расположен на грани холмистой Подольской возвышенности и плоской впадины Предкарпатья, за 3 км от впадения в Днестр его наибольшего притока реки Стрый.





История

Первое письменное упоминание о Жидачове датируется 1164 годом, где он упоминается как Удеч (или Зудечев). В дальнейшем в документах зафиксировано ещё около 25 названий города. В 1393 году город получил магдебургское право, которое содействовало его экономическому развитию. Он стал одним из крупных городов Галиции, центром солеторговли. Кроме того, жители занимались земледелием и ремеслами. Эти занятия отображены на гербе города 1653 года —- белая соляная голова, лемех от плуга, сердцевидный щит.

Католический приход в Жидачове был образован в 1301 году. В то время храм был деревянным, его окружало кладбище. Известно, что в 1387 году король Владислав Ягелло даровал жидачовскому костелу село Рогозно. В 1415 году брат короля, Свидригайло, который владел этим краем с 1403 года, украсил местный храм. В 1602 году было начато сооружение каменного костела.

В 1676 году польский король Ян Собеский, готовясь к войне с турецкими отрядами Ибрагима Шайтана, стоял лагерем около Жидачова. Бои длились почти месяц, решающей стала битва 17 октября 1676 года. Король подписал с турками мирное соглашение, отобрал 12 000 пленных, которых гнали в ясырь и отслужил торжественный молебен по поводу победы в костёле Жидачова.

В Польской Республике

С 23 декабря 1920 года до 4 декабря 1939 года в Львовском воеводстве Польской Республики. Центр Жидечувского повята.

1 сентября 1939 года германские войска напали на Польшу, началась Германо-польская война 1939 года.[1]

17 сентября 1939 года Красная Армия Советского Союза вторглась на территорию восточной Польши — Западной Украины, и 28 сентября 1939 года был подписан Договор о дружбе и границе между СССР и Германией.

Перед Второй мировой войной в городе насчитывалось около 4200 жителей, из них — свыше 1900 украинцев, 1290 поляков, 950 евреев. В годы Великой Отечественной войны в Жидачове было уничтожено еврейское население, а в конце 1940-х репатриировались все поляки.

27 октября 1939 года установлена Советская власть[2].

В Советском Союзе

C 14 ноября 1939 года в составе Украинской Советской Социалистической Республики Союза Советских Социалистических Республик[2].

4 декабря 1939 года стал центром Жидэчувского уезда Дрогобычской области (Указ Президиума Верховного совета СССР от 4 декабря 1939 года).

В 1939 году в УССР получил статус города.[3]

17 января 1940 года стал центром Жидэчувского района Дрогобычской области (Указ Президиума Верховного совета СССР от 17 января 1940 года).

22 июня 1941 года германские войска напали на СССР, началась Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Жизнь города перестраивалась на военный лад.

1 июля 1941 года оккупирован германскими гитлеровскими войсками.[4]

С августа 1941 года в Генерал-губернаторстве гитлеровской Германии.

1 августа 1944 года освобождён советскими войсками 1-го Украинского фронта в ходе Львовско-Сандомирской наступательной операции 13.07-29.08.1944 г.: 1-й гвардейской армии — 127-й сд (генерал-майор Говоров, Иван Павлович) 107-го ск (генерал-майор Гордеев, Дмитрий Васильевич)[4].

В послевоенные годы развитие города связано со строительством и деятельностью целлюлозно-бумажного комбината, который был запущен в действие в 1951 году. После получения независимости комбинат и другие предприятия Жидачова резко снизили уровень производства, а уровень безработицы стал одним из самых высоких во Львовской области.

В 1969 году имелись картонно-бумажный комбинат; 2 кирпичных, сыродельный заводы, фабрика культурно-бытовых изделий; железнодорожная станция (на линии Стрый — Ходоров). Узел автомобильных дорог[3].

Памятники культуры

В Жидачове сохранились остатки древнерусского городища и замка XII—XIV веков, есть чудотворная икона Богоматери Воплочення — Жидачовская Оранта 1406 года (находится в церкви Воскресенья).

Одной из основных исторических достопримечательностей является католический костёл (с 1990-х — вновь действующий), в котором в советское время сначала был автовокзал, а затем — краеведческий музей.

Сохранились старые «барские» конюшни, в которых расположены учебные классы и гаражи местного ПТУ.

Напишите отзыв о статье "Жидачов"

Примечания

  1. Военный энциклопедический словарь. Москва, Военное издательство, 1984.
  2. 1 2 Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
  3. 1 2 Большая советская энциклопедия. Москва: Советская энциклопедия 1969—1978.
  4. 1 2 Справочник «Освобождение городов: Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941—1945». М. Л. Дударенко, Ю. Г. Перечнев, В. Т. Елисеев и др. Москва: Воениздат, 1985. 598 с.

Литература

  • Большая советская энциклопедия. Москва: Советская энциклопедия 1969—1978.

Ссылки

  • [www.zhydachiv.in.ua Жидачов]
  • [zamki-kreposti.com.ua/lvovskaya-oblast/gorodicshe-zamok-zhidachov Городище и замок в Жидачове на zamki-kreposti.com.ua]

Отрывок, характеризующий Жидачов

– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.