Сиху

СихуСиху

</tt> </tt>

</tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Сиху кит. 西湖
30°15′ с. ш. 120°08′ в. д.30.250° с. ш. 120.133° в. д. / 30.250; 120.133
Страна	КНР КНР
Регион	Чжэцзян
Длина	3,2 км
Ширина	2,8 км
Площадь	6,5 км²
Объём	0,01429 км³
Длина береговой линии	15 км
Средняя глубина	2,27 м
Сиху

К:Водные объекты по алфавиту

Сиху́ (кит. упр. 西湖, пиньинь: Xī Hú, букв. «Западное озеро») — знаменитое пресноводное озеро в центре города субпровинциального значения Ханчжоу провинции Чжэцзян Китайской народной республики. Озеро пересекают дамбы Суди (кит. упр. 蘇堤, пиньинь: Sū Dī, «Дамба Су Дунпо»), Боди (кит. упр. 白堤, пиньинь: Bái Dī, «Дамба Бо Цзюйи») и Янгунди (кит. упр. 楊公堤, пиньинь: Yánggōng Dī ). 24 июня 2011 года озеро Сиху с окрестными храмами, мостами и садами было внесено ЮНЕСКО в список Всемирного наследия.

Общее описание

Озеро Сиху («Западное озеро») расположено с западной стороны исторического центра города Ханчжоу; с трёх остальных сторон оно окружено горами. Остров Гушань, дамбы Суди, Боди и Янгунди делят озеро на пять зон: Внешнее Западное озеро (外西湖), Западное внутреннее озеро (西裡湖), Северное внутреннее озеро (北裡湖), Малое южное озеро (小南湖) и озеро Юэ (岳湖). Остров Гушань — это самый крупный естественный остров на озере. В центре Внешнего Западного озера лежат три рукотворных острова: Сяоинчжоу (小瀛洲), Хусиньтин (湖心亭) и Жуаньгундунь (阮公墩).

Озеро Сиху изображено на тыльной стороне купюры в один юань образца 2004 года.

История

Самое старое название озера — Улиньшуй («Вода с горы Улинь»). Впоследствии озеро было известно в истории под различными названиями, но самыми распространёнными стали два: Цяньтанху («Цяньтанское озеро»; город Ханчжоу в древности назывался «Цяньтан») и Сиху («Западное озеро», то есть озеро, расположенное к западу от Ханчжоу). Название «Сиху» впервые появилось в двух поэмах Бо Цзюйи. С тех пор поэты и писатели обычно использовали именно это название, а название «Цяньтанху» постепенно вышло из употребления. В официальном документе название «Сиху» впервые употребил поэт Су Дунпо, когда он был губернатором этих мест.

От династии Цинь до династии Тан

Озеро постепенно образовалось около двух тысяч лет назад из лагуны реки Цяньтан.

При династии Тан озеро занимало примерно 10,8 км² — вдвое больше своего нынешнего размера. Так как в то время не велось никаких мелиоративных работ, то озеро выходило из берегов в случае сильных дождей и уменьшалось в размерах в случае засухи.

В 781 году губернатором Ханчжоу был назначен Ли Ми. Чтобы обеспечить горожан питьевой водой, он приказал выкопать шесть глубоких колодцев, и соединить их с озером подземными трубами. Остатки одного из этих колодцев сохранились до нашего времени.

В конце VIII века губернатором Ханчжоу стал Бо Цзюйи. Он понял, что сельское хозяйство зависит от воды из Сиху, но из-за нерадивости прежних губернаторов дамбы пришли в негодность, и поля теперь страдают от засухи. По его приказу была сооружена крепкая и прочная дамба, контролирующая уровень воды, и тем самым была решена проблема орошения полей. Благосостояние жителей улучшилось, и у Бо Цзюйи появилось время, чтобы посещать озеро и любоваться его красотами. По его приказу, вдоль дороги, идущей по дамбе, были высажены деревья, чтобы сделать пешие путешествия более удобными и приятными.

От Эпохи пяти династий до династии Сун

В эпоху пяти династий и десяти царств город Ханчжоу стал столицей царства У Юэ. Удобное прибрежное положение Ханчжоу сделало город центром торговли — как прибрежной, так и заморской. В связи с тем, что императоры У Юэ почитали буддизм, в этот период было построено большое количество буддийских храмов и пагод, а сам район стали называть «землёй буддизма».

Два века спустя, уже при династии Сун, губернатором Ханчжоу стал другой великий поэт — Су Ши. Ему тоже пришлось решать проблемы орошения окрестных земель, и он также прославился построением дамбы.

С 1227 года Ханчжоу стал столицей династии Южная Сун. Начался резкий рост численности населения, активно развивалась экономика, и красоты озера Сиху стали широко известны, так как о них писали многие столичные поэты.

От династии Юань до династии Цин

Во времена династии Юань Ханчжоу оставался процветающим городом. Согласно «Истории династии Юань», в 1309 году только за полгода город посетило свыше 1200 иностранных визитёров. В период монгольского правления в Ханчжоу побывал знаменитый венецианский путешественник Марко Поло. Во времена Хубилая, в годы правления под девизом «Чжиюань» (1264—1294) озеро было вновь углублено. Однако к концу монгольского правления частные владельцы монополизировали водные ресурсы, внимание к озеру ослабло, и оно стало постепенно превращаться в болото.

При династии Мин Ханчжоу начал восстанавливать своё богатство. Губернатор Ян Мэнъин при поддержке специального уполномоченного Цзюй Ляна сломил сопротивление местных магнатов и получил разрешение углубить озеро. Работы длились 152 дня, стоили 23.607 лян серебра, было уничтожено много незаконных полей, озеро Сиху восстановило вид, который оно имело при династиях Тан и Сун. За счёт извлечённой из озера земли была расширена дамба Суди, а также выстроена дамба Янгунди.

Во времена династий Мин и Цин озеро многократно углублялось; из извлечённой земли были насыпаны острова Сюйсиньтин и Сяоинчжоу.

При династии Цин императоры, правившие под девизами «Канси» и «Цяньлун», неоднократно посещали южный Китай и много раз бывали в Ханчжоу; они оставили многочисленные записи о видах озера Сиху. Во времена правления под девизом «Цяньлун» братья Цюй Хао и Цюй Хань написали книгу «Взгляд на озеро и холмы», в которой описали 1016 достопримечательностей в районе озера Сиху — это был первый в истории туристический путеводитель по Ханчжоу.

От Китайской республики до третьего тысячелетия

В конце династии Цин и в начале периода Китайской республики были построены железные дороги Шанхай-Ханчжоу-Нинбо и Чжэцзян-Цзянси, а также автострады Ханчжоу-Шанхай, Ханчжоу-Нанкин и Ханчжоу-Нинбо. Улучшенные транспортные возможности привели к росту числа туристов как из Китая, так и из-за рубежа. Местные власти стали создавать условия для отдыха и улучшать достопримечательности в Ханчжоу и вокруг озера Сиху.

25 сентября 1924 года, из-за постоянных подкопов под фундамент, неожиданно обрушилась пагода Лэйфэн, в результате чего озеро Сиху лишилось одного из классических видов. Это событие оказалось шоком для общественности; знаменитый писатель Лу Синь оставил две заметки об этом инциденте.

6 июня — 20 октября 1929 года правительство провинции Чжэцзян провело международную «Выставку у озера Сиху», которую посетило свыше 20 миллионов человек.

После образования КНР Ханчжоу стал первым туристским центром страны. Местные власти взяли под охрану горный район вокруг озера и высадили много деревьев, а также провели большие работы по углублению озера. В 1959 году озеро Сиху посетили 1400 иностранных туристов, 2300 туристов из Гонконга и свыше 5 миллионов туристов из Китая. После Культурной революции произошёл резкий рост числа туристов: в 1978 году озеро Сиху посетило 53 тысячи туристов из-за границы (включая Гонконг и Макао) и свыше 6 миллионов туристов из Китая.

С 20 октября по 10 ноября 2000 года, после перерыва в 71 год, вновь состоялась международная «Выставка у озера Сиху», которую посетило 1.400.000 человек из Китая и из-за границы.

Проект обновления южного берега Сиху

С февраля по октябрь 2002 года власти города Ханчжоу создали четыре общественных парка на южном берегу озера Сиху, которые открыты круглые сутки всю неделю. 25 октября 2002 года на месте пагоды Лэйфэн, обрушившейся за 78 лет до этого, была открыта новая пагода, высотой 71,7 м.

Природа

Флора

Вокруг озера Сиху растут самые разные растения, которые цветут в разное время года: магнолия обнажённая, сакура, гибискус изменчивый, османтус душистый и др.

Персиковые деревья: на берегах озера, а также вдоль дамб Су Дунпо и Бо Цзюйи высажено большое количество персиковых деревьев и ив; говорят, что на одну иву приходится по три персиковых. Сезон цветения персиков в Ханчжоу обычно длится с конца февраля до середины апреля.

Лотосы: целый ряд мест в Ханчжоу имеет в своём названии слово «лотос» — например, «лотосовый пруд» или «лотосовый переулок». Живший при династии Сун поэт Ян Ваньли написал стихи про лотосы с озера Сиху, что прославило местные цветы. В настоящее время в районе озера имеется 14 районов, где выращивают лотосы. Согласно статистике, они начинают цвести в начале июня, достигают пика цветения к концу июня и прекращают цветение к концу августа-началу сентября.

Османтусы: османтус является символом города Ханчжоу. Османтусы различных видов массово растут в парках вокруг озера. Период их цветения длится с начала сентября до начала ноября.

Слива мэйхуа: период цветения сливы мэйхуа приходится на время китайского Нового года (конец января — конец февраля).

Фауна

Благодаря тому, что городские власти уделяют большое внимание защите окружающей среды, экологическая ситуация в районе озера Сиху постепенно улучшается. На озере живут кряквы и зимородки, в озере встречаются карпы кои, а среди деревьев на берегах видны стрижи.

Десять видов Сиху

Традиционно насчитывают десять лучших видов озера Сиху, про каждый из которых имеется фраза из четырёх иероглифов; вместе они известны как «10 видов Сиху» (кит. 西湖十景). Каждый из них помечен стелой, на которой выгравированы иероглифы, начертанные кистью императора, правившего под девизом «Цяньлун». Эти десять видов таковы:

• С дамбы Су Дунпо весной (蘇堤春曉)
• Искривлённый двор и Лотосовый бассейн летом (曲院風荷)
• Луна над мирным озером осенью (平湖秋月)
• Остатки снега на мосту зимой (斷橋殘雪)
• Пагода Лэйфэн на закате (雷峰夕照)
• Два пика пронзающие облака (雙峰插雲)
• Иволги поющие в ивах (柳浪聞鶯)
• Вид рыб в цветочном пруду (花港觀魚)
• Три пруда завлекающие луну (三潭印月)
• Вечерний колокол на холме Наньпин (南屏晚鐘)

Достопримечательности

• Кумирня Юэ Фэя (岳王庙)
• Чань-буддийский храм Линъиньсы (灵隐寺) с окружающими холмами и садами
• Фермы, где выращивается чай Лунцзин
• Буддийский храм Цзинцысы (净慈寺)
• Минеральный источник мчащегося тигра (虎跑夢泉)
• Могила поэтессы Су Сяосяо
• Могила народного героя У Суна

Связанные с озером события

Сиху считается инкарнацией Си Ши — одной из четырёх красавиц Древнего Китая. Из-за этого озеро Сиху с древних времён оказывалось связанным с поэтами-романтиками, философами, национальными героями и героинями.

• Живший при династии Цзинь философ Гэ Хун занимался даосизмом в этих местах.
• Живший при династии Тан поэт Ло Бинван стал монахом в храме Линъиньсы на берегу озера Сиху.
• Живший при династии Тан поэт Бо Цзюйи, став губернатором Ханчжоу, построил дамбу, названную в его честь «дамба Бо» (Боди).
• Живший при династии Тан поэт Су Дунпо, став губернатором Ханчжоу, построил дамбу, названную в его честь «дамба Су» (Суди). Эта дамба стала одной из достопримечательностей озера. Также он придумал специальный рецепт приготовления свинины; приготовленную по этому рецепту свинину можно попробовать в любом ресторане Ханчжоу.
• Могила жившего при династии Сун национального героя Юэ Фэя расположена возле озера Сиху.
• Живший при династии Мин писатель-эссеист Чжан Дай написал много эссе об озере Сиху в сборнике «Думы и мечты в Даоань», и даже целую книгу «Во сне в поисках Сиху».
• Озеро Куньминху на территории Летнего дворца в Пекине было сделано из существующего озера так, чтобы имитировать озеро Сиху.
• Пруд в центре парка Кюсиба-Рикю в Токио был создан под влиянием озера Сиху.

Отрывок, характеризующий Сиху

– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.