Страстная неделя в славянской традиции

Страстная неделя
</td>
Н. К. Пимоненко. Страстный четверг. 1887(?) г.
Тип	народно-христианский
Иначе	Красная неделя
Значение	Подготовка к встрече Пасхи (Великодня)
Отмечается	восточными славянами
Традиции	убирают в доме, обязательное купание, поминание предков, ставят качели, красят яйца, пекут куличи
Связан с	Пасхой (Великднём)

Эта статья — о славянской обрядности. О церковном праздновании см. Страстная седмица.

Страстна́я неде́ля (вар. Красная неделя, Червоная, укр. Білий тиждень, Чистий тиждень, полес. Русальна недзеля, христ. Страстная седмица, Святая неделя) — следует после Вербной, седьмая последняя неделя перед Великоднём (Пасхой), продолжительностью шесть дней; она начинается в понедельник и завершается в субботу, предшествующую пасхальному воскресенью.

В течение всей недели шла подготовка к главному празднику: мыли столы, скамейки, лавки, окна, двери. Белили печь, а то и стены. Выскабливали, вымывали пол, вытряхивали половики, перемывали посуду. С четверга до субботы шло приготовление у печи и во дворе: хозяйки пекли пасхальные куличи, красили яйца, запекали мясо; мужчины ставили качели, заготавливали дрова на время праздника и др. Селяне старались быть немногословными. Как и в течение всего поста, избегали громкого уличного пения, не было уличных игр и хороводов. По поверьям болгар, за соблюдением традиций следили самовилы. Согласно славянским поверьям, перед Великднём или после него, предки возвращаются на землю, где пребывают в течение некоторого времени.

Чистый, Страшной, Великий понедельник

Начинается неделя подготовки к встрече святого Воскресения. В этот день мыли и белили хаты, чистили скотину. Тот, кто в Чистый понедельник искренне постится (не ест и не пьёт целый день), будет, как говорили на Витебщине, успешно находить летом птичьи гнезда. Гомельские полещуки избегали держать в доме в этот понедельник и вторник что-либо нечистое (из продуктов), чтобы на людей и говяду (скотину) не напала порча^{[страница не указана 2790 дней]}. Крестьяне говорили про этот день: «С великого понедельника до Великого Дня целая неделя, по горло бабам дела!».

На Херсонщине на «Жиловий понеділок» совершаются большие поминки по предкам — «Мертвецький Великдень».

Чистый вторник

Во вторник последней недели великого поста в селениях Тульской губернии сбирают из закромов семена льняные и конопляные вместе, толкут их в ступке и потом с водою приготовляют из них соченое молоко. Все это делается утром, до рассвета. Таким молоком на рассвете поят всех домашних животных, в предосторожность от будущих болезней. Здесь главное условие: мужчины не должны знать сего дела, а иначе оно будет без пользы. По замечаниям старушек известно, если животное не пьёт сочёного молока, то в нём нельзя ожидать никакого прока; оно бывает тогда уже или больным, или очарованным^{[страница не указана 2790 дней]}.

Страстная среда

В страстную среду обливают скотину снеговой водой.

В Белоруссии накануне Чистого четверга клали под крышу хлеб, соль и мыло. С тем хлебом на Юрия выгоняли скот из хлева, соль в дальнейшем использовали как средство от сглаза, а мылом назавтра до восхода солнца мылись в бане, чтобы быть чистыми (здоровыми) целый год. Если вынесенный хлеб за ночь замерзал, предполагали, что и яровые вымерзнут^{[страница не указана 2790 дней]}.

Чистый четверг

Чистый четверг, в зависимости от региона, называли: «Навський Великдень» (укр.), Деревесный четверг (белорус.), Жильник (белорус.)

До восхода солнца («пока ворóна своих детей не выкупала») вся семья должна искупаться, чтобы весь год не приставали болезни и недуги, а днём убирали воду, вывешивали сушить зимнюю одежду. Из воспоминаний воронежской крестьянки: «Чистый четверг — это купание. Вставали утром рано, до зари, до восхода солнца. Бабушка кипятила воду с чередой, будила меня рано, до восхода солнца, и начинала с мытья головы. Она мне голову вымыла — „Отче наш“ раз прочитала; она меня по пояс вымыла — „Отче наш“ второй раз прочитала; и третий раз она читает „Отче наш“, когда она мне вымыла ножки и всё, что ниже пояса. Трижды она читала „Отче наш“, заканчивала: „Пошли, Господи, здоровья мне и моему ребёнку“. Потом мылась сама. Вот эту воду она не выливала, она отдавала её козам пить. Козы пили её с удовольствием. Все мылись до восхода солнца. Чистый четверг не праздновали. Четверг, пятница, суббота почитались как строгие дни. Все были дома, в селе было тихо. Ночи были тёмные, жуткие». Купались, стирались, всё мыли-перемывали. Забивали поросёнка тоже до солнца, его сало считалось целебным^{[страница не указана 2790 дней]}.

«В Великий четверток порану солому палят и кличют мертвых».

— Стоглав, 1863, 41 гл., вопр. 26

В некоторых местах в этот день возжигали новый, молодой, «живой огонь» взамен старого, изжившего себя и потерявшего силу. Для этого обычно приносили домой с вечернего богослужения горящую свечу, от которой зажигали лампады и огонь в печи. Иногда для добывания огня применялся весьма архаичный обряд — его вытирали женатые мужчины при помощи деревянных палки и плашки. Огню, добытому в Великий четверг, приписывалась большая магическая сила. Та же магическая, целительная и защитная сила приписывалась и испечённому в этот день хлебу, и особо приготовленной соли. Многие ритуалы Великого четверга были связаны с «магией первого дня» и нацелены на удачу в личной жизни, хорошие урожаи, благополучие скота, защиту дома и крестьянского двора от злых сил и т. д.

На Киевщине, Подолье и Левобережье «чистый четверг» — Навский Великдень (навь, др.рус. — покойник, потусторонний мир). По старым поверьям Бог трижды в год выпускает души умерших из «потустороннего мира»: первый раз в «чистый четверг», второй раз — когда цветёт жито (вероятно на Семик), и третий раз — на Спас. Сохранились мифологические рассказы о выходе мёртвых в Страстной четверг в севернорусских и русинских (у лемков) материалах^{[страница не указана 2790 дней][страница не указана 2790 дней]}.

На Украине и в Белоруссии считают, что на Навский Великдень покойники проводят своё богослужение и каются в грехах. В этот день они не боятся ни креста, ни молитвы, а как увидят живого человека, то стараются задушить. Для того, чтобы покойники не задушили, необходимо обливаться водой: «мертвецы боятся мокрого»^{[страница не указана 2790 дней]} (также см. Поливальный понедельник).

На русско-белорусском пограничье, на востоке Белоруссии и на западно-русских территориях в Страстной четверг жгут большие общесельские костры.

Страстная пятница

Страстная пятница (белор. Вялікая пятніца, Жильника) — самый скорбный день в церковном календаре: в пятницу перед Пасхой распяли Иисуса Христа.

Посеянный на Великую пятницу хлеб, как считали на Витебщине, не боится ни ветра, ни дождя, ни града. На Полесье же говорили, что если в Великую пятницу сеять горох — он очень хорошо уродит^{[страница не указана 2790 дней]}.

О пятнице на страстной неделе говорили: «кто сию пятницу постится, тот человек от неприятелей и разбойников сохранён будет»^{[страница не указана 2790 дней]}.

Страстная суббота

Страстная суббота (рус. Красильная суббота, белор. Чырвоная субота, Вялiкдзень валачобны, укр. Великодня субота, серб. Врбица) — канун Великого дня.

В Белоруссии накануне Великодня жгли костры. На Великую Субботу ещё в XX веке в некоторых деревнях Белоруссии соблюдался обряд, который дошёл из седой старины: 12 девушек, одевши белые рубашки, брали соху и с молитвою проводили ею борозду вокруг села — этим хотели как бы отгородиться от всего лихого на целый год^{[страница не указана 2790 дней]}.

На западе Полесья, в Польше, Словении запрет спать во время всенощной мотивировался угрозой неурожая: верили, что у хозяина, заснувшего/лежащего в пасхальную ночь, полягут рожь, пшеница и лен, поля зарастут сорняками и т. д..

Угощенье водяного

В Никитин день (3 [16] апреля), а иногда на Страстной неделе, в некоторых местах рыбаки приносили в жертву водяному лошадь. Для угощения «дедушки» покупалась целой рыболовной артелью в складчину старая, отслужившая свои службы кляча, — покупалась «без торгу», за первую спрошенную цену. Трое суток откармливалась лошадь конопляным жмыхом и хлебом. Затем, в последний вечер намазывали ей голову солёным медом и украшали гриву мелкими красными ленточками. Перед самым «угощением» спутывали лошади ноги верёвками и вешали ей на шею жёрнов. В полночь лошадь вели к реке. Если лёд сошёл, то садились в лодки и тянули за собой лошадь на середину реки; если же лёд ещё не сошёл, прорубали прорубь и сталкивали в неё «подарок дедушке». После того, как лошадь утонула, старший среди рыбаков выливал в воду масло, приговаривая: «Вот тебе, дедушка, гостинец на новоселье. Люби да жалуй нашу семью!». Плохой приметой было, если лошадь долго не тонула — «речной воевода не жалует угощения».

Считалось, что водяной всю зиму лежит на речном дне и спит глубоким сном. К весне он — изрядно наголодавшийся за зимнюю спячку — просыпается, начинает ломать лёд и до смерти мучит рыбу: назло рыболовам. Вот потому-то они и стараются умилостивить угощением гневливого речного воеводу. После этого он делается покладистей-сговорчивее и сам начинает стеречь рыбу, переманивать «на княжеский хлеб» крупных рыб из других рек, спасает рыбаков на водах во время бурь и распутывает им невода^{[страница не указана 2790 дней][страница не указана 2790 дней]}.

Поговорки и приметы

• Страшной понедельник на двор идёт, всю дорогу вербой метёт.
• С Великого понедельника до Великого дня целая неделя, по горло бабам дела!
• Если под страстную пятницу заряно, пшеница будет зернистая.
• Какова погода в чистый четверток, такова и в Вознесенье.
• В великий четверг мороз, так и под кустом овёс.
• Кто в четверг до восхода солнца умоется с серебра и с яйца, здоров и чист будет^{[страница не указана 2790 дней]}.

См. также

• Четверговая соль
• Пасха в славянской традиции
• Светлая неделя в славянской традиции
• Пасха мёртвых
• Вербная неделя
• Пасхальное яйцо
• Веснянки (песни)

Литература

• Костер / [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=831:2011-08-29-08-34-05&catid=12:2009-08-05-10-49-56&Itemid=22 Т. А. Агапкина] // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 620–6271. — ISBN 5-7133-1207-0.
• Агапкина Т. А. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/2002_Agapkina_%20Mifopoeticheskie_osnovy_slav'anskogo_narodnogo_kalendar'a_Vesenne-letnij%20_cikl.pdf Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл]. — М.: Индрик, 2002. — 816 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования).
• Пасха / Агапкина Т. А. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 641–646. — ISBN 5-7133-1207-0.
• Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу, Том 3 — М.: 1995.
• [new.bestiary.us/books/belaruskaja-mifalogija-encyklapedychny-slownik Беларуская міфалогія: Энцыклапедычны слоўнік] / С. Санько, Т. Вало­дзіна, У. Васілевіч і інш. — Мінск: Беларусь, 2004. — 592 с.  (белор.)
• Борисовский А. [www.trust.narod.ru/arcpub14_1.htm Приметы, обычаи и пословицы в пяти волостях Нижегородского уезда]. — Нижний Новгород: Нижегородский статистический комитет, 1870.
• Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] (белор.) // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А. С.. — Мн., 1992. — С. 554-612.
• Воропай О. [www.svit.in.ua/kny/voropaj/znn_t1.pdf Звичаї нашого народу]. — Мюнхен: Українське видавництво, 1958. — Т. 1. — 310 с.
• Воропай О. Звичаї нашого народу. — К.: Оберіг, 1991.
• Громыко М. М. [statehistory.ru/books/Marina-Gromyko_Mir-russkoy-derevni/ Мир русской деревни]. — М.: Молодая гвардия, 1991. — 446 с. — ISBN 5-235-01030-2.
• Грушевський М. С. [izbornyk.org.ua/hrushrus/iur.htm Історія української літератури, В 6 т. 9 кн] / Упоряд. В. В. Яременко. — К.: Либідь, 1993. — Т. 1.  (укр.)
• Середа // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.</span>
• Забылин М. [ia700502.us.archive.org/0/items/russkinarodegoob00zabyuoft/russkinarodegoob00zabyuoft.pdf Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия]. — М.: Издание книгопродавца М. Березина, 1880. — 607 с.
• Иваницкая З. Н. [pthings.ru/portal/pisanka1 Писанка: 300 образцов]. — М.: Мир, 2001. — 63 с. — ISBN 5-03-003407-2.
• Квилинкова Е. Н. [www.prazdnikimira.ru/articles/ves_mir/europe/moldavia/obradi_gaguzov/ Календарные обычаи и обряды гагаузов] // Вести Гагаузии. — 2001. — № 9, 16, 23 октября.
• Климишин И. А. Календарь и хронология. — М.: Наука, 1990. — 480 с. — ISBN 6-02-014354-5.
• Колесо времени: традиции и современность / Янка Крук, Оксана Котович. — Мн.: Беларусь, 2003. — 350 с. — ISBN 985-01-0477-5.
• Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
• [museum.na.by/calandar/4/ Красавік]. Кабінет-музей беларускай культуры філалагічнага факультэта БДУ. [www.philology.bsu.by/by/ Філалагічны факультэт БДУ]. — [museum.na.by/calandar/ Беларускі народны каляндар].  (белор.)
• Некрылова А. Ф. Круглый год. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
• Народны каляндар беларусаў, Реферат, Крупенько Ю. У. — Мн.: Белорускi нацыянальны тэхнiчны унiверсiтэт, 2002.
• Погодин М. П. Древняя русская история до монгольскаго ига — М.: Синодальная тип., 1871.
• Рыженков Г. Д. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/rugenk/index.php Народный месяцеслов: пословицы, поговорки, приметы, присловья о временах года и о погоде]. — М.: Современник, 1991. — 129 с. — ISBN 5-270-01376-2.
• Сапіга В. К. [www.sviato.in.ua/texts/sapiga_spring.php Українські народні свята та звичаї]. — К.: Т-во «Знання України», 1993.
• Сахаров И. П. [www.bibliotekar.ru/rusSaharov/209.htm Сказания русского народа. Народный дневник. Праздники и обычаи]. — СПб.: Издательство МГУ, 1885. — 245 с.
• Соколова В. К. [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o336 Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов XIX — начало XX в.] Академия наук СССР, Институт этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.: Наука, 1979. — 286 с.
• Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-300-X.
• Толстая С. М. Ритуальные бесчинства молодёжи. Материалы к этнодиалектическому словарю: К — П. // Духовная культура Полесья на общеславянском фоне. — М.: Наука, 1986.
• Христова Г.П., Ревнева С.Н. [folk.phil.vsu.ru/publ/sborniki/afanasiev_sb3.pdf Календарные праздники и обряды Воронежской области] // Календарные обряды и обрядовая поэзия Воронежской области. Афанасьевский сборник. Материалы и исследования. — Вып. III / Сост. Пухова Т. Ф., Христова Г. П.. — Воронеж: Изд-во ВГУ, 2005. — С. 7-21.
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Obrjads/Obrjad1.php Энциклопедия обрядов и обычаев] / Сост.: Л. И. Брудная, З. М. Гуревич, О. Л. Дмитриева. — СПб.: Респект, 1996. — ISBN 5-7345-0063-1.

Ссылки

• [www.ethnomuseum.ru/section62/2092/2089/4085.htm Страстная неделя] // РЭМ
• [fondafon.ru/news/23.html Четверговая соль] // Романовский Фонд Святой Горы Афон
• [rastemvmeste.blog.ru/117060675.html Четверговая соль] // blog.ru

Отрывок, характеризующий Страстная неделя в славянской традиции

Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала: