Хичкок (округ, Небраска)
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в | |
| Административный центр | |
| Крупнейший город | |
| Дата образования |
1873 |
| Официальный язык |
английский |
| Население (2010) |
2908 |
| Плотность |
2 чел./км² |
| Площадь |
1862 км² |
|
| |
|
| |
| [www.co.hitchcock.ne.us Официальный сайт] | |
Округ Хичкок (англ. Hitchcock County) — округ, расположенный в штате Небраска (США) с населением в 2908 человек по статистическим данным переписи 2010 года[1]. Столица округа находится в деревне Трентон.
Содержание
История
Округ Хичкок был образован в 1873 году и получил своё официальное название в честь бывшего сенатора США от штата Небраска Финеаса Уоррена Хичкока[2].
География
По данным Бюро переписи населения США округ Хичкок имеет общую площадь в 1862 квадратных километра, из которых 1839 кв. километров занимает земля и 23 кв. километра — вода. Площадь водных ресурсов округа составляет 1,19 % от всей его площади.
Соседние округа
- Хейс (Небраска) — север
- Фронтир (Небраска) — северо-восток
- Ред-Уиллоу (Небраска) — восток
- Роулинс (Канзас) — юг
- Данди (Небраска) — запад
Демография
| Население округа по десятилетиям | |
|
1880 — 1012 | |
По данным переписи населения 2000 года[3] в округе Хичкок проживал 3111 человек, 899 семей, насчитывалось 1287 домашних хозяйств и 1675 жилых домов. Средняя плотность населения составляла 2 человека на один квадратный километр. Расовый состав округа по данным переписи распределился следующим образом: 98,36 % белых, 0,10 % чёрных или афроамериканцев, 0,29 % коренных американцев, 0,13 % азиатов, 0,84 % смешанных рас, 0,29 % — других народностей. Испано- и латиноамериканцы составили 1,41 % от всех жителей округа.
Из 1287 домашних хозяйств в 28,00 % — воспитывали детей в возрасте до 18 лет, 61,10 % представляли собой совместно проживающие супружеские пары, в 6,40 % семей женщины проживали без мужей, 30,10 % не имели семей. 27,40 % от общего числа семей на момент переписи жили самостоятельно, при этом 15,50 % составили одинокие пожилые люди в возрасте 65 лет и старше. Средний размер домашнего хозяйства составил 2,37 человек, а средний размер семьи — 2,89 человек.
Население округа по возрастному диапазону по данным переписи 2000 года распределилось следующим образом: 23,80 % — жители младше 18 лет, 5,90 % — между 18 и 24 годами, 22,60 % — от 25 до 44 лет, 25,40 % — от 45 до 64 лет и 22,30 % — в возрасте 65 лет и старше. Средний возраст жителей округа составил 44 года. На каждые 100 женщин в округе приходилось 95,00 мужчин, при этом на каждых сто женщин 18 лет и старше приходилось 92,60 мужчин также старше 18 лет.
Средний доход на одно домашнее хозяйство в округе составил 28 287 долларов США, а средний доход на одну семью в округе — 34 490 долларов. При этом мужчины имели средний доход в 25 833 доллара США в год против 18 879 долларов США среднегодового дохода у женщин. Доход на душу населения в округе составил 14 804 доллара США в год. 10,90 % от всего числа семей в округе и 14,90 % от всей численности населения находилось на момент переписи населения за чертой бедности, при этом 22,90 % из них были моложе 18 лет и 8,40 % — в возрасте 65 лет и старше.
Основные автодороги
Населённые пункты
Деревни
- Калбертсон
- Палисейд — частично
- Стреттон
- Трентон
Напишите отзыв о статье "Хичкок (округ, Небраска)"
Примечания
- ↑ [www.omaha.com/article/20110301/NEWS01/110309991/0 Metro population hits 865,350 - Omaha.com]
- ↑ [www.nacone.org/webpages/counties/countywebs/hitchcock.htm] Retrieved on March 14, 2008.
- ↑ [factfinder.census.gov/ Сайт Бюро переписи США]
Ссылки
Отрывок, характеризующий Хичкок (округ, Небраска)
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
