Административно-территориальное деление Донецкой области
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
В административно-территориальной структуре Донецкой области — 28 городов и 18 районов областного подчинения. Всего административно-территориальных единиц (по состоянию на 1 января 2014 года[1]):
- районов — 18,
- городов (укр. міста, міські ради) — 52,
- в том числе городов областного подчинения — 28,
- посёлков, пгт (укр. селища, селищні ради) — 131,
- сёл (укр. села, сільські ради) — 1 118,
- районов в городах — 21 в 4 городах.
На карте справа показаны:
Содержание
Районы
| Герб | Флаг | район | районный центр | население[2] | площадь, км²[3] | плотность, чел/км² | число городских советов | число поселковых советов | число сельских советов | число сельских населённых пунктов | год образования |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
|
Александровский | Александровка | ▬19 133 | 1 009 | 19,0 | 0 | 1 | 15 | 60 | 1924 |
|
|
Амвросиевский | Амвросиевка | ▼44 849 | 1 455 | 30,8 | 1 | 3 | 14 | 73 | 1923 |
|
|
Бахмутский | Бахмут | ▲43 697 | 1 706 | 25,6 | 1 | 1 | 24 | 89 | 1923 |
|
|
Великоновоселковский | Великая Новосёлка | ▼40 287 | 1 902 | 21,2 | 0 | 1 | 16 | 66 | 1959 |
|
|
Волновахский | Волноваха | ▼83 006 | 1 855 | 44,7 | 1 | 6 | 27 | 66 | 1930 |
|
|
Добропольский | Доброполье | ▼16 116 | 938 | 17,2 | 0 | 1 | 10 | 61 | 1935 |
|
|
Константиновский | Константиновка | ▼18 711 | 1 173 | 16,0 | 0 | 0 | 20 | 60 | 1939 |
|
|
Покровский | Покровск | ▼31 352 | 1 324 | 23,7 | 0 | 3 | 17 | 95 | 1923 |
| Лиманский | Лиман | ▲21 456 | 1 023 | 21,0 | 0 | 5 | 7 | 30 | 1923 | ||
|
|
Мангушский | Мангуш | ▲27 013 | 797 | 33,9 | 0 | 2 | 6 | 24 | 1926 |
|
|
Марьинский | Марьинка | ▼83 497 | 1 350 | 61,8 | 3 | 2 | 15 | 52 | 1923 |
|
|
Никольский | Никольское | ▼29 056 | 1 229 | 23,6 | 0 | 1 | 10 | 42 | 1923 |
|
|
Новоазовский | Новоазовск | ▼35 436 | 1 008 | 35,2 | 1 | 1 | 13 | 52 | 1923 |
|
|
Славянский | Славянск | ▼33 625 | 1 253 | 26,8 | 0 | 4 | 12 | 42 | 1936 |
|
|
Старобешевский | Старобешево | ▼50 229 | 1 282 | 39,2 | 1 | 2 | 11 | 57 | 1924 |
|
|
Тельмановский | Тельманово | ▼29 039 | 1 345 | 21,6 | 0 | 3 | 12 | 57 | 1923 |
|
|
Шахтёрский | Шахтёрск | ▼19 305 | 1 142 | 16,9 | 0 | 0 | 13 | 54 | 1947 |
|
|
Ясиноватский | Ясиноватая | ▲27 604 | 806 | 34,2 | 0 | 3 | 9 | 43 | 1965 |
Примечание: Краснолиманский район административно подчинен городскому совету города Красный Лиман
Города областного значения
В Донецкой области 28 городов областного подчинения:
| Герб | Флаг | город областного подчинения | подчинённые города | население[2] | площадь, км² | плотность, чел/км² | поселковые советы | сельские советы | районы |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
|
Донецк | Донецк, Моспино | ▼959 814 | 358 | 2 681 | 1 | 0 | 9 |
|
|
Авдеевка | Авдеевка | ▼34 926 | 29 | 1 204 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Бахмут | Бахмут, Соледар, Часов Яр | ▲102 985 | 73 | 1 411 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Горловка | Горловка | ▼273 068 | 422 | 647 | 3 | 1 | 3 |
|
|
Дебальцево | Дебальцево, Светлодарск | ▼45 506 | 37 | 1 230 | 1 | 0 | 0 |
|
|
Торецк | Торецк, Железное | ▼72 396 | 62 | 1 168 | 3 | 0 | 0 |
|
|
Мирноград | Мирноград | ▲50 464 | 23 | 2 194 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Доброполье | Доброполье, Белицкое, Белозёрское | ▼62 702 | 20 | 3 135 | 1 | 0 | 0 |
|
|
Докучаевск | Докучаевск | ▼24 344 | 119 | 205 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Дружковка | Дружковка | ▼69 247 | 46 | 1 505 | 2 | 0 | 0 |
|
|
Енакиево | Енакиево, Углегорск, Юнокоммунаровск | ▼126 801 | 425 | 298 | 4 | 0 | 0 |
|
|
Ждановка | Ждановка | ▬13 143 | 2 | 6 572 | 1 | 0 | 0 |
|
|
Кировское | Кировское | ▼28 090 | 7 | 4 013 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Константиновка | Константиновка | ▼75 498 | 66 | 1 144 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Краматорск | Краматорск | ▼194 898 | 356 | 607 | 4 | 0 | 0 |
|
|
Покровск | Покровск, Родинское | ▼76 826 | 39 | 1 970 | 1 | 0 | 0 |
|
|
Лиман | Лиман | ▲23 321 | 192 | 121 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Макеевка | Макеевка | ▼388 047 | 426 | 911 | 5 | 1 | 5 |
|
|
Мариуполь | Мариуполь | ▲478 429 | 244 | 1 961 | 3 | 0 | 4 |
|
|
Новогродовка | Новогродовка | ▼15 182 | 5 | 3 036 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Селидово | Селидово, Горняк, Украинск | ▼53 464 | 108 | 495 | 2 | 0 | 0 |
|
|
Славянск | Славянск, Николаевка, Святогорск | ▼135 698 | 74 | 1 834 | 1 | 0 | 0 |
|
|
Снежное | Снежное | ▼69 564 | 189 | 368 | 5 | 0 | 0 |
|
|
Торез | Торез | ▼79 442 | 105 | 757 | 2 | 0 | 0 |
|
|
Угледар | Угледар | ▼15 227 | 5 | 3 045 | 0 | 0 | 0 |
|
|
Харцызск | Харцызск, Зугрэс, Иловайск | ▼102 791 | 207 | 497 | 2 | 0 | 0 |
|
|
Шахтёрск | Шахтёрск | ▼59 972 | 51 | 1 176 | 3 | 0 | 0 |
|
|
Ясиноватая | Ясиноватая | ▼35 565 | 19 | 1 872 | 0 | 0 | 0 |
Города районного подчинения
В Донецкой области 24 города районного подчинения:
- Амвросиевка
- Железное
- Белицкое
- Белозёрское
- Волноваха
- Горняк
- Зугрэс
- Иловайск
- Комсомольское
- Красногоровка
- Курахово
- Марьинка
- Моспино
- Николаевка
- Новоазовск
- Родинское
- Светлодарск
- Святогорск
- Северск
- Соледар
- Углегорск
- Украинск
- Часов Яр
- Юнокоммунаровск
Приложения
- Краткие данные по городам области.
| № | город | население[4] | площадь, км² | плотность, чел/км² | застроено, км² | основание | год обретения статуса города | значение города |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Донецк | ▼949 825 | 358,3 | 2 651 | 232,6 | 1869 | 1917 | областное |
| 2 | Авдеевка | ▼35 090 | 26,8 | 1 309 | 10,0 | 1778 | 1956 | областное |
| 3 | Амвросиевка | ▼18 682 | 19,4 | 963 | 13,1 | 1869 | 1938 | районное (Амвросиевский) |
| 4 | Железное | ▼5 567 | 11,8 | 472 | 8,2 | 1894 | 1938 | районное (Торецк) |
| 5 | Бахмут | ▼77 474 | 41,6 | 1 862 | 22,7 | 1571 | 1783 | областное |
| 6 | Белицкое | ▼8 627 | 2,7 | 3 195 | 1,8 | 1909 | 1966 | районное (Доброполье) |
| 7 | Белозёрское | ▼15 916 | 2,5 | 6 366 | 1,9 | 1913 | 1966 | районное (Доброполье) |
| 8 | Волноваха | ▼23 164 | 21,0 | 1 103 | 11,3 | 1881 | 1938 | районное (Волновахский) |
| 9 | Горловка | ▼254 416 | 206,5 | 1 232 | 147,8 | 1867 | 1932 | областное |
| 10 | Горняк | ▼11 510 | 5,1 | 2 257 | 3,1 | 1938 | 1958 | районное (Селидово) |
| 11 | Дебальцево | ▼25 525 | 24,2 | 1 055 | 17,0 | 1878 | 1938 | областное |
| 12 | Торецк | ▼34 750 | 22,6 | 1 538 | 16,5 | 1806 | 1938 | областное |
| 13 | Мирноград | ▼49 519 | 21,0 | 2 358 | 12,9 | 1911 | 1965 | областное |
| 14 | Доброполье | ▼30 884 | 13,9 | 2 222 | 12,7 | 40-е гг. 19 в. | 1953 | областное |
| 15 | Докучаевск | ▼23 641 | 42,0 | 563 | 12,0 | 1912 | 1954 | областное |
| 16 | Дружковка | ▼59 596 | 34,0 | 1 753 | 11,0 | 70-е гг. 19 в. | 1938 | областное |
| 17 | Енакиево | ▼81 054 | 39,2 | 2 068 | 28,5 | 1898 | 1925 | областное |
| 18 | Ждановка | ▼12 301 | 2,0 | 6 151 | 1,5 | 1924 | 1966 | областное |
| 19 | Зугрэс | ▼18 474 | 14,5 | 1 274 | 3,5 | 1929 | 1938 | районное (Харцызск) |
| 20 | Иловайск | ▼15 808 | 10,8 | 1 464 | 4,4 | 1869 | 1938 | районное (Харцызск) |
| 21 | Кировское | ▼28 155 | 7 | 4 022 | 5,5 | 1954 | 1958 | областное |
| 22 | Комсомольское | ▼11 672 | 11,9 | 981 | 3,2 | 1933 | 1956 | районное (Старобешевский) |
| 23 | Константиновка | ▼76 065 | 66,1 | 1 151 | 33,7 | 1850 | 1932 | областное |
| 24 | Краматорск | ▼162 811 | 117,1 | 1 390 | 67,1 | 1868 | 1932 | областное |
| 25 | Красноармейск | ▼64 533 | 29,7 | 2 173 | 17,4 | 1880 | 1938 | областное |
| 26 | Красногоровка | ▼15 912 | 10,7 | 1 487 | 8,7 | 1870—1880 | 1938 | районное (Марьинский) |
| 27 | Красный Лиман | ▼22 409 | 18,2 | 1 231 | 15,6 | 1667 | 1938 | областное |
| 28 | Курахово | ▼19 950 | 24,0 | 831 | 17,0 | 1936 | 1956 | районное (Марьинский) |
| 29 | Макеевка | ▼351 820 | 218,2 | 1 612 | 162,1 | 1777 | 1925 | областное |
| 30 | Мариуполь | ▼458 533 | 166,0 | 2 762 | 106,0 | 1734 | 1779 | областное |
| 31 | Марьинка | ▼9 829 | 2,3 | 4 273 | 0,6 | 1844 | 1977 | районное (Марьинский) |
| 32 | Моспино | ▼10 745 | 14,7 | 731 | 8,6 | 1800 | 1938 | районное (Донецк) |
| 33 | Николаевка | ▼15 559 | 6,5 | 2 394 | 4,5 | 1700—1750 | 2003 | районное (Славянск) |
| 34 | Новоазовск | ▼11 740 | 8,0 | 1 468 | 2,6 | 1849 | 1966 | районное (Новоазовский) |
| 35 | Новогродовка | ▼15 247 | 4,5 | 3 388 | 2,5 | 1939 | 1958 | областное |
| 36 | Родинское | ▼10 641 | 2,1 | 5 067 | 1,5 | 1950 | 1962 | районное (Красноармейск) |
| 37 | Светлодарск | ▼12 127 | 9,3 | 1 304 | 7,0 | 1970 | 1992 | районное (Дебальцево) |
| 38 | Святогорск | ▼4 630 | 8,4 | 551 | 1,3 | 1571 | 1964 | районное (Славянск) |
| 39 | Северск | ▼12 036 | 11,2 | 1 075 | 10,5 | 1913 | 1961 | районное (Бахмутский) |
| 40 | Селидово | ▼23 989 | 11,4 | 2 104 | 7,8 | 1770-1773 | 1956 | областное |
| 41 | Славянск | ▼116 694 | 58,9 | 1 981 | 33,7 | 1645 | 1794 | областное |
| 42 | Снежное | ▼48 003 | 87,2 | 550 | 35,8 | 1784 | 1938 | областное |
| 43 | Соледар | ▼11 560 | 11,6 | 997 | 8,0 | 4-я четв. 17 в. | 1965 | районное (Бахмут) |
| 44 | Торез | ▼56 993 | 55,8 | 1 021 | 27,9 | 70-е гг. 18 в. | 1932 | областное |
| 45 | Углегорск | ▼7 671 | 7,3 | 1 051 | 5,9 | 1879 | 1958 | Енакиево) |
| 46 | Угледар | ▼15 294 | 5,0 | 3 059 | 4,0 | 1966 | 1989 | областное |
| 47 | Украинск | ▼11 928 | 6,4 | 1 864 | 3,8 | 1952 | 1963 | районное (Селидово) |
| 48 | Харцызск | ▼58 641 | 19,3 | 3 038 | 12,0 | 1869 | 1938 | областное |
| 49 | Часов Яр | ▼13 817 | 17,9 | 772 | 7,4 | 4-я четв. 19 в. | 1938 | районное (Бахмут) |
| 50 | Шахтёрск | ▼50 468 | 40,8 | 1 237 | 16,3 | 1764 | 1953 | областное |
| 51 | Юнокоммунаровск | ▼13 945 | 5,4 | 2 582 | 4,6 | 1908 | 1965 | районное (Енакиево) |
| 52 | Ясиноватая | ▼35 701 | 19,0 | 1 879 | 7,1 | 1872 | 1938 | областное |
- Отличия от административного деления по состоянию на 1988 год:
| № | 1988 | 2007 |
|---|---|---|
| 1 | Першотравневый район — центр пгт Першотравневое | Першотравневый район — центр пгт Мангуш |
| 2 | г. Жданов | г. Мариуполь |
| 3 | Ясиноватский горсовет: г. Авдеевка | Авдеевка — город областного значения |
| 4 | Селидовский горсовет: г. Новогродовка | Новогродовка — город областного значения |
| 5 | Красноармейский горсовет: г. Димитров | Димитров — город областного значения |
| 6 | Кировский горсовет: г. Ждановка | Ждановка — город областного значения |
| 7 | Донецкий горсовет: г. Угледар | Угледар — город областного значения |
| 8 | г. Славяногорск | г. Святогорск |
| 9 | пгт. Николаевка | г. Николаевка |
| 10 | г. Карло-Либкнехтовск | г. Соледар |
| 11 | пгт Светлодарское | г. Светлодарск |
Напишите отзыв о статье "Административно-территориальное деление Донецкой области"
Примечания
- ↑ [donetskstat.gov.ua/statinform//chisl_ruh3.php Количество административно — территориальных единиц в Донецкой области на 1 января 2014 года]
- ↑ 1 2 [donetskstat.gov.ua/statinform/chisl_ruh1.php?dn=0914 Численность населения на 1 сентября 2014 года и средняя за январь — август 2014 года]
- ↑ [atu.gki.com.ua/atu/5 Государственное агентство земельных ресурсов Украины]
- ↑ [database.ukrcensus.gov.ua/PXWEB2007/ukr/publ_new1/2014/zb_nas_13.zip Численность наличного населения Украины на 1 января 2014 года]
См. также
- Районы городов Донецкой области
- Административное деление Донецкой области на 1 января 1933 года
- Административное деление Донецкой области на 1 января 1934 года
- Административное деление Донецкой области на 1 января 1935 года
- Административное деление Донецкой области на 1 января 1936 года
- Административное деление Донецкой области на 1 января 1937 года
- Административное деление Сталинской области на 1 октября 1938 года
- Административное деление Донецкой области на 1 января 1941 года
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 12 мая 2011 года. |
Отрывок, характеризующий Административно-территориальное деление Донецкой области
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
