Карлин, Бен

Бен Карлин
Frederick Benjamin Carlin
Бен Карлин, 1948 год.
Имя при рождении:	Фредерик Бенджамин Карлин
Род деятельности:	путешественник, инженер
Дата рождения:	27 июля 1912(1912-07-27)
Место рождения:	Нортхэм
Гражданство:	Австралия Австралия
Дата смерти:	7 марта 1981(1981-03-07) (68 лет)
Место смерти:	Перт

Фредерик Бенджамин Карлин (англ. Frederick Benjamin Carlin; 27 июля 1912 — 7 марта 1981) — австралийский путешественник, первый и единственный человек совершивший кругосветное путешествие на автомобиле-амфибии.

Ранние годы и военная служба

Родился 27 июля 1912 года в Нортхэме, штат Западная Австралия. Мать Бенджамина умерла, когда ему было четыре года, поэтому он воспитывался отцом, работавшим на железной дороге инженером-электриком. Окончил гимназию Гилфорд в городе Перте, после которой изучал горное дело в Горнорудной школе Калгурли. Получив квалификацию горного инженера работал на шахтах в Голдфилдс-Эсперанс.

Получив в 1939 году работу в Британской угольной компании, он отправился в Китай. Там Бен Карлин женился на гражданке Германии Гертруде Плат (англ. Gertrude Plath), проживавшей в Китае со своими тетей и дядей, с которой вскоре развёлся.

После начала Второй мировой войны в 1940 году Карлин переехал в Индию и поступил на службу в индийскую армию. Он был зачислен в штат Индийского армейского инженерного корпуса (англ. Indian Army Corps of Engineers). В августе 1941 года Бену Карлину было присвоено звание второго лейтенанта. За время Второй мировой войны Бен Карлин побывал в Индии, Ираке, Персии, Палестине, Сирии и Италии. К концу боевых действий он был повышен до звания майора. К окончанию войны он познакомился с медсестрой Красного Креста, гражданкой США Элеонорой Арон (англ. Elinore Arone) из Бостона. После увольнения Карлина со службы в 1946 году они переехали в США в штат Мэриленд, где в июне 1948 года заключили брак.

Кругосветное путешествие

Замысел кругосветного путешествия

Ещё со времён военной службы Бен Карлин вынашивал планы о совершении кругосветного путешествия. В 1947 году правительство США сняло с вооружения армии амфибию Ford GPA. Поводом для снятия с вооружения стали отрицательные оценки, полученные от американских военных по практике её использования в годы Второй мировой войны. Амфибия была признана конструктивно неудачной и малопригодной для морского десантирования. Все амфибии данного типа, которые оставались на вооружении США, решением правительства были выставлены на аукцион для продажи гражданскому населению.

Бен Карлин решил, что Ford GPA является идеальной машиной, на которой можно было совершить кругосветное путешествие. На аукционе в Вашингтоне он приобрёл амфибию с серийным номером «1239» 1942 года выпуска за 901 доллар.

За финансовой поддержкой для осуществления кругосветного путешествия Бен Карлин обратился в корпорацию Ford, которая производила данные амфибии, но получил отказ. В итоге Карлин был вынужден на собственные средства провести работы по переоборудованию амфибии для дальних путешествий по морю.

Переоборудование амфибии

Ford GPA являлась лёгкой амфибией, предназначенной для доставки по морю небольших групп военнослужащих (5—6 человек) с десантных кораблей на берег. Низкая осадка на плаву создавала угрозу перехлёстывания набегающими волнами. Значительный вес машины усложнял её выход на берег, а управляемость на морской воде была неудовлетворительной.

Карлину предстояло решить вопрос защиты внутреннего отсека от набегающих волн, которые могли затопить амфибию, перехлёстывая через борта. Для этого на базовой модели требовалось нарастить борта.

Карлин закрепил на корпусе амфибии кабину с остеклением по бортам и по носу. Покатый нос амфибии, который необходим был ей для плавного спуска в воду с рампы десантного корабля, ухудшал управляемость на воде и увеличивал сопротивление при движении. Для улучшения управляемости Карлин дорастил нос амфибии листовой конструкцией по типу корабельного форштевня. За счёт увеличения объёма в носовой части, был увеличен топливный бак до 200 галлонов (908 литров) с прежних 76 литров.

В амфибию была установлена двухъярусная койка, радиостанция, компас с самолёта и дополнительный судовой руль (на базовой модели поворот в воде осуществлялся за счёт большого угла поворота передних рулевых колёс).

Названием к судну Карлином была использована часть рекламного слогана производившегося в ту пору дезодоранта (англ. Don't be half-safe — use Arrid to be sure) — «Half-safe» (дословно — «полубезопасный»).

Попытки пересечь Атлантику в 1948 году

Начальной точкой своего путешествия Карлин с супругой Элеонорой выбрали Монреаль в Канаде. Стартовав из него в конце 1947 года, они по суше добрались до Нью-Йорка и планировали вплавь пересечь Атлантический океан и достигнуть побережья Англии.

Первый пробный спуск амфибии на воду произошёл в январе 1948 года. 16 июня 1948 года Карлин и Элеонора отплыли из Нью-Йорка. Амфибия буксировала за собой резиновый понтон с 680 галлонами топлива (3087 литров) Первая попытка закончилась неудачей. Из-за поломки судового руля и обнаружившейся течи они были вынуждены вернуться через три дня обратно. 3 июля была предпринята вторая попытка, также закончившаяся неудачей по причине поступления воды в корпус амфибии от волн, захлестнувших выхлопную трубу двигателя.

7 августа 1948 года была предпринята третья попытка, которая закончилась через неделю плавания. Из-за проблем со смазкой гребного винта, его привод заклинило (расплавление подшипника). Неуправляемая амфибия в дрейфе отклонилась от маршрута на 300 миль севернее. По случайности амфибия была подобрана заметившим её экипажем канадского грузового корабля. Карлин решил отказаться от, по его мнению, бесполезной затеи с подобным путешествием, но капитан корабля убедил его закончить начатое. Корабль доставил амфибию с путешественниками в Монреаль.

Карлин устроился на работу в канадскую судоходную компанию и приступил к подготовке следующего путешествия.

Попытка пересечь Атлантику в 1949 году

Летом 1949 года Бен Карлин с супругой начали четвёртую по счёту попытку преодолеть Атлантику. В качестве дополнительных топливных ёмкостей были взяты два буксируемых плавучих бака. Однако из-за сильного волнения моря, баки сталкивались между собой и один из них, дав течь, затонул. На обратной дороге в порт утонул второй бак. Элеонора убедила супруга не отчаиваться и попытаться ещё раз в следующем 1950 году.

Пятая попытка пересечь Атлантику

В июле 1950 года Бен Карлин и его супруга предприняли пятую по счёту попытку преодолеть Атлантику.

На этот раз Карлин сконструировал новый буксируемый бак на 735 галлонов (3337 литров), что вместе с баком на амфибии дало суммарный запас в 935 галлонов (4245 литров). 19 июля 1950 года амфибия выплыла из Галифакса в направлении Азорских островов. Спустя 32 дня они добрались до острова Флориш, западной оконечности архипелага. От Флориша амфибия проследовала до Мадейры и далее до побережья Марокко. Далее следуя по суше амфибия добралась до Гибралтарского пролива. Преодолев его в середине апреля 1951 года вплавь, Бен Карлин с супругой проделали дальнейший путь по суше через ряд европейских стран. К 1 января 1952 года они прибывают в Англию, в Бирмингем, попутно преодолев вплавь пролив Ла-Манш.

Для продолжения дальнейшего путешествия требовалось проведение большого объёма технических работ над амфибией, а также финансовое обеспечение. Бен Карлин сделал перерыв на два с половиной года, устроился на работу и начал писать первую часть книги о путешествии через Атлантику «Half-life. Через Атлантику на джипе» (англ. Half-life. Across the Atlantic by jeep). Книга была издана тиражом в 32 000 экземпляра и переведена на пять языков.

Из Европы в Азию

В начале 1955 года Бен Карлин и Элеонора выехали из Англии и, преодолев вплавь Ла-Манш, въехали во Францию.

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=z-Gqi-RlbO0 Архивная кинохроника кругосветного путешествия Бена Карлина на Ford GPA.]

Следуя далее через Швейцарию, Италию, Югославию и Грецию, они добрались до Турции. Преодолев Босфор и оказавшись в Азии, они по суше проследовали по территории Сирии, Иордании, Ирака, Ирана, Пакистана, Индии и достигли Калькутты на побережье Бенгальского залива.

В Калькутте Элеонора решила, что не в состоянии продолжать дальнейшее утомительное путешествие, и отправилась домой в Бостон. При этом она подала на развод.

Австралийское турне

Для решения финансовых проблем Бен Карлин решил посетить Австралию и встретиться с семьёй, с которой не виделся 16 лет. Ввиду высоких цен на бензин и финансовых проблем, он отказался от варианта вплавь добираться до Австралии. Амфибия была погружена на пароход и перевезена в Австралию. Путешествие амфибии по Австралии началось в октябре 1955 года. Карлин посетил родной Перт. Далее он посетил такие крупные города, как Аделаида, Брисбен, Мельбурн и Сидней.

Из Азии в Америку

В январе 1956 года Бен Карлин также на пароходе перевёз амфибию обратно в Калькутту для продолжения кругосветного путешествия. В одиночку он совершил плавание из Калькутты через воды Бенгальского залива до порта Акьяб в Бирме.

Карлин нуждался в помощнике для дальнейшего путешествия, и на его обращение откликнулся австралийский путешественник Барри Хэнли (англ. Barry Hanley). С ним он встретился в Акьябе в Бирме в конце февраля 1956 года.

Преодолев дороги в горной местности, к 11 марта они прибыли в Рангун.

Далее они по суше доехали до территории Таиланда и посетили Бангкок. Затем они проследовали по территории Вьетнама до Сайгона. Через воды Южно-Китайского моря в начале мая Карлин и Хэнли доплыли до Гонконга. К началу июня 1956 года амфибия вплавь добралась до Тайваня. Посетив острова Окинава и Рюкю, Бен Карлин на амфибии вплавь добрался до острова Кюсю, а затем — до Хонсю и по суше к началу июля приехал в Токио. В Токио Карлин в очередной раз устроил длительный технический перерыв для ремонта амфибии, а Барри Хэнли вернулся домой.

1 мая 1957 года Бен Карлин приступил к последнему морскому участку кругосветного путешествия через воды Тихого океана. На этот раз его напарником стал журналист Бой Лафайет де Менте (англ. Boye Lafayette De Mente). По суше они добрались до пролива, отделяющего острова Хонсю и Хоккайдо. В Сангарском проливе амфибия столкнулась с подводными скалами и дала течь.

К 12 мая амфибия достигла самого северного японского города Вакканай. Дальнейшим пунктом был остров Симия из группы Алеутских островов. По пути к острову Симия Бен Карлин сделал крюк в западном направлении и посетил советский город Петропавловск-Камчатский.

К 8 июля Карлин достиг острова Симия. Далее вдоль цепи Алеутских островов амфибия вплавь проследовала до города Колд-Бей и к концу августа 1957 года по суше до города Хомер. После Хомера амфибия проследовала в Анкоридж, где Лафайет де Менте покинул Бена Карлина, который продолжил дальнейшее путешествие в одиночку. Преодолев по суше западную часть Канады, он к началу ноября 1957 года добрался до Сиэтла. Там он встретился с супругой, которую не видел два года.

Заключительный сухопутный участок кругосветного путешествия проходил через США на север Канады.

10 мая 1958 года Бен Карлин прибыл в Торонто. 12 мая прибыл в Монреаль где и завершилось кругосветное путешествие, которое было предпринято 10 лет назад.

За это время Бен Карлин преодолел по морю 17 780 километров и 62 744 километров по суше. Маршрут путешествия проходил через территорию 38 государств и моря трёх океанов.

Затраты на путешествие составили около 35 000 долларов.

После путешествия

После завершения путешествия амфибия осталась в США в собственности Джорджа Калимера (англ. George Calimer), друга Карлина, который был совладельцем транспортного средства.

Карлин в 1963 году женился в третий раз на гражданке США Синтии Хендерсон (англ. Cynthia Henderson). В марте 1964 года у них родилась дочь Дейдра Скотт Карлин (англ. Deirdre Scott Carlin). Брак вскоре распался.

Бен Карлин остался в стране на срок, заключённый контрактом для проведения лекций, после чего вернулся в Перт в Австралии, в котором окончил школу.

Бенджамин Карлин умер в Перте в марте 1981 года от сердечного приступа. Его вторая жена Элеонора, с которой он совершил первую половину кругосветного путешествия, умерла в 1996 году в Нью-Йорке.

Карлин завещал свою долю на владение амфибией своей школе Гилфорд.

Фонд школы Гилфорда впоследствии выкупил оставшуюся долю владения на амфибию у Джорджа Калимеро, после чего она была перевезена на территорию учебного заведения в Гилдфорд и выставлена как почётный экспонат.

См. также

• Ford GPA

Ссылки

• [mirknig.ws/russkoyazychnye-zhurnaly/94828-avtolegendy-sssr-i-socstran-190-2016-ford-gpa.html Ford GPA. Земноводный джип. Незаменим в разведке. Вездеход и морская яхта.] // Журнал «Автолегенды СССР и СоцСтран». — № 190. — Издательство ООО «Де Агостини», 2016 год.
• [samsebeskazal.livejournal.com/114715.html «Через Атлантический океан на джипе».]

Отрывок, характеризующий Карлин, Бен

Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»