Дворец То

Дворец То (фр. Palais du Tau) — дворец во французском городе Реймс, историческая резиденция архиепископов Реймсских. История дворца неразрывно связана с французской монархией, так как коронация королей проходила в примыкающем к нему Реймсском соборе.

На месте дворца уже в 6-7 веках н. э. существовала большая вилла в галло-римском стиле, позже ставшая дворцом династии Каролингов. Первое задокументированное упоминание названия датируется 1131 годом, и происходит от плана здания, которое напоминает букву T (греческую тау). Большая часть ранних строений не сохранилась: старейшая часть с 1207 года превращена в часовню. Здание было сильно перестроено в готическом стиле между 1498 и 1509 годами, и обрело свой современный барочный внешний вид между 1671 и 1710 годами усилиями Жюля Ардуэна-Мансара и Робера де Котта. Дворец был поврежден огнём 19 сентября 1914 года и не был восстановлен вплоть до окончания Второй мировой войны.

Во дворце будущие французские короли останавливались перед коронационной церемонией. Здесь же они облачались для церемонии коронации перед тем, как идти в собор. После коронаций во дворце проходили банкеты. Первый такой банкет, о котором сохранились сведения, прошёл во дворце в 990 году, последний — в 1825 году.

С 1972 года во дворце располагается Музей соборной ризницы, демонстрирующий скульптуры и гобелены из собора, вместе с реликвариями и прочими предметами, связанными с коронацией французских монархов.

Дворец То, вместе с Реймсским собором и аббатством Сен-Реми, стал объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО в 1991 году. Сюда приезжает около 100 000 посетителей в год.

Ссылки

• [www.palais-du-tau.fr Официальный сайт]
• [whc.unesco.org/en/list/601 Сайт ЮНЕСКО]
• [www.worldheritagesite.org/sites/reims.html Мировое наследие]
• [www.ville-reims.fr/uk/museums.php?contenu=museums12.htm Туризм в Реймсе]

Отрывок, характеризующий Дворец То

Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.