Замок Шенонсо

Замок
Шенонсо Chenonceau
Вид на замок с реки Шер
Страна	Франция
Департамент	Эндр и Луара
Строительство	XV век—??? годы
Состояние	исторический памятник (1840)
Сайт	[www.chenonceau.com/ Официальный сайт]

Запрос «Шенонсо» перенаправляется сюда; о коммуне во Франции см. Шенонсо (коммуна).

Замок Шенонсо (фр. Château de Chenonceaux) расположен около небольшой одноимённой деревни Шенонсо во французском департаменте Эндр и Луара. Входит в число замков, обычно называемых замками Луары. Имеет «народное» название — «дамский замок». Один из наиболее любимых, известных и посещаемых замков Франции. Является частной собственностью, но открыт для посещения.

История создания и реконструкции замка

Поместье, где возвышается сегодня замок Шенонсо, принадлежало с 1243 года семье де Марк, выходцам из Оверни. Их собственностью была и находившаяся здесь древняя крепость, окруженная водяными рвами и связанная с берегом реки Шер подъемным мостом. Рядом с крепостью стояла мельница. Во времена правления Карла VI Жан де Марк разместил в своей крепости английский гарнизон, что побудило короля приказать срыть все оборонительные укрепления и закрепить земли за их законными владельцами. Денежные затруднения заставили семью продать свой удел Томасу Бойе, интенданту по финансовым делам в Нормандии. В 1512 году он купил также и крепость. Влюбленный в ренессансный стиль, Бойе решил разрушить старый замок, за исключением донжона, чтобы возвести новое сооружение.

На руинах мельницы была воздвигнута прямоугольная конструкция с выступающими угловыми башнями, окружившими с четырёх сторон вестибюль со стрельчатыми сводами. На нижнем этаже находились четыре комнаты, соединенные с четырьмя другими комнатами второго этажа широкой прямой лестницей. В начале XVI века начался постепенный отказ от винтовых лестниц, которые стали заменять лестницами с прямыми маршами. Огромные затраты на строительные работы объясняют девиз, который семья Бойе приказала выгравировать вместе с их инициалами Т. В. К.: «Кто сюда когда-нибудь придет, пусть вспомнит обо мне.»

Строительные работы, которые вела в отсутствие мужа Екатерина Боне, жена Томаса, были завершены в 1521 году, после чего кардинал Боне, епископ Буржа, освятил капеллу замка. В 1524 году Томас Бойе умер в Италии, куда он отправился в свите короля, его жена скончалась двумя годами позже. После перехода владения в руки их сына Антуана замок был конфискован Франциском I под предлогом компенсации за ряд нарушений в финансовых делах, за которые Томас нес ответственность. По некоторым источникам, экспроприация 1533 года была продиктована желанием короля обладать прекрасным поместьем, славившимся своими охотничьими угодьями. Франциск I иногда наведывался в Шенонсо в сопровождении небольшого круга приближенных: Элеоноры Габсбургской — своей второй жены, своего сына Генриха, своей невестки Екатерины Медичи, своей фаворитки Анны де Пислё — герцогини д’Этамп и Дианы де Сен-Валье де Пуатье, фаворитки его сына. В замке устраивались охотничьи выезды, праздники, литературные вечера по моде того времени. Диана всегда имела большое влияние на дофина Генриха, который, став в 1547 году королём, несмотря на свой брак с Екатериной Медичи, не переставал осыпать Диану всевозможными подарками, хотя он был младше её на 19 лет. Вскоре замок Шенонсо стал собственностью Дианы вопреки всем законам, запрещавшим отчуждение владений, принадлежавших королю. Диана де Пуатье с 1551 года начала работы по благоустройству владения, включая перепланировку парка и фруктового сада, в котором росли овощи и фрукты, считавшиеся в ту пору экзотическими, например артишоки и дыни. Она заставила промерить глубину реки Шер с целью строительства каменного моста, которое было осуществлено по проекту Ф. Делорма.

В 1559 году Генрих II скончался от смертельной раны, нанесенной ему на турнире копьём графа Монтгомери. Королева, став регентшей, поспешила вернуть замок Шенонсо. Диана поняла, что лучше уступить, и удалилась, а вскоре умерла в возрасте 66 лет.

Возвратившись в Шенонсо, Екатерина Медичи организовала там великолепные празднества в честь своего сына Франциска II и его супруги Марии Стюарт. Архитектор Приматиччо оформил поместье с необыкновенной пышностью: колонны, статуи, фонтаны, триумфальные арки, обелиски. Во дворе салютовала батарея из 30 пушек. Были разбиты новые сады и построены новые служебные помещения. Эти работы были закончены в 1568 году к моменту подписания Амбуазского мира.

Ещё одно памятное торжество состоялось в Шенонсо в 1577 году, приуроченное к возвращению из Польши Генриха III, чтобы подтвердить право наследования для своего брата Карла IX. Здесь была возобновлена идея праздника, имевшего место в Плесси-ле-Туре, когда женщины одевались в мужские костюмы, а мужчины в женские.

В 1580 году архитектор Андруэ Дюсерсо воплотил замысел Филибера Делорма, построив на мосту через реку Шер новое крыло. Эта двухэтажная конструкция представляла собой два длинных фасада, прорезанных ритмично чередующимися окнами, ризалитами, люкарнами. Верхний этаж, оборудованный как бальный зал, был богато декорирован, как и вся остальная часть замка. Роскошные праздники закончились со смертью Екатерины в 1589 году. В своем завещании она передавала замок Шенонсо Луизе де Водемон, жене Генриха III. Несколько месяцев спустя, в августе 1589 года, король был смертельно ранен Жаком Клеманом. Перед смертью он продиктовал письмо своей супруге, в котором говорил: «Моя голубка, надеюсь, что скоро поправлюсь, просите Господа за меня и не уезжайте оттуда, где вы находитесь». Возможно эти слова послужили причиной того, что королева оставалась в Шенонсо до самой своей смерти. Все празднества прекратились, мебель и стены её спальни (существует и в настоящее время) были затянута черными драпировками в знак траура.

По королевскому обычаю, существовавшему ещё со времен античности, она носила траур белого цвета, который не снимала до 1601 года, года своей смерти, откуда и возникло её имя — «Белая дама». Замок по наследству перешёл к Франсуазе де Меркёр, жене Цезаря Вандомского. Начиная с этого момента короли Франции покинули Шенонсо. Последним там жил Людовик XIV в 1650 году в возрасте 12 лет. Состояние заброшенности, в котором герцоги Вандомские и Бурбоны-Конде оставили замок, было прервано с переоборудованием одного из его крыльев в монастырь капуцинов. От этой эпохи остался подъемный мост, служивший для изоляции монахов от внешнего мира.

В 1733 году герцог Бурбонский продал замок богатому землевладельцу-банкиру Клоду Дюпэну (Claude Dupin). Его жена, поклонница искусств, науки, литературы и театра, открыла в Шенонсо модный салон, на котором мелькали имена многих знаменитостей той эпохи. Луиза Дюпэн устроила небольшой театр с показом спектаклей и оборудовала физический кабинет. Комнаты старых апартаментов были заново меблированы и стали более уютными. Мадам Дюпэн провела свои последние годы в замке в окружении своих деревенских слуг, которые её очень любили. Благодаря этому Шенонсо во время революции не получил никаких повреждений.

Мадам Дюпэн умерла в 1799 году в возрасте 93 лет и была похоронена в парке. Опустевший замок был продан в 1864 году мадам Пелуз (Marguerite Pelouze, урождённая Wilson), которая предприняла большие реставрационные работы, намереваясь вернуть замку его первоначальный облик (до преобразований Екатерины Медичи). Таким образом фасад лишился своих окон и кариатид, но крыло на мосту через Шер не было тронуто. После разорения семьи Пелуз замок был конфискован в 1888 году и продан Анри Менье (Henri Emile Anatole Menier), одному из богатых промышленников того времени. Замок и по сей день является собственностью этой семьи. В 1914 году Гастон Менье, в то время сенатор департамента Сены и Марны, преобразовал замок в госпиталь, где он разместил более 2000 раненых до окончания Первой мировой войны. Во время Второй мировой войны здесь находился связной пункт для местных партизан, так как одна его часть выходила в зону, оккупированную гитлеровцами, а вторая — на территорию вишистского режима.

Экскурсия по замку и окрестностям

Сегодня замок, полностью восстановленный, открыт для посещений публики.

При входе в поместье нужно пересечь длинную аллею, окаймленную вековыми платанами, которая ведет на широкую эспланаду. По правой стороне раскинулся сад Дианы де Пуатье, у хода в который — Канцелярия — дом управляющего, построенный в XVI веке. Сад защищен от наводнений прогулочной террасой. На углу Парадного двора, омываемого водами реки Шер, возвышается средневековый частично обновленный донжон, самое древнее сооружение замка. Подъемный мост позволяет попасть на нижний этаж, где можно увидеть Зал Гвардейцев, стены которого увешаны гобеленами XVI века. В капелле находятся скульптуры каррарского мрамора, среди которых «Мадонна с младенцем». Кроме Зелёного зала и Комнаты Дианы де Пуатье можно посетить галерею, где выставлены картины Рубенса, Приматиччо, Ван Лоо, Миньяра и Наттье. На второй этаж можно подняться по лестнице с прямыми маршами, чтобы увидеть там Комнату Габриэль д’Эстре, Парадную комнату, или Комнату «пяти королев» (названа так в память о двух дочерях (в том числе королеве Марго) и трёх невестках (в том числе Марии Стюарт) Екатерины Медичи, Комнату Екатерины Медичи и Комнату Карла Вандомского.

В кухне, заполненной медной утварью, особый интерес представляет оригинальный огромный вертел.

В служебных помещениях вне замка, в которых раньше были королевские конюшни, и помещениях, в которых впервые во Франции стали выращивать шелкопрядов, размещается Музей восковых фигур — «Галерея дам». Там воспроизведены сцены из жизни замка с некоторыми наиболее известными историческими персонажами. Также около замка находятся ферма XVI века, цветник, в котором выращиваются около 130 тысяч растений для посадки в садах каждой весной и оформления букетов в помещениях, огород, тисовый лабиринт с кариатидами, устроенный в духе Екатерины Медичи по итальянскому плану 1720 года, луг, на котором пасутся ослики, и несколько заведений общепита.

См. также

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 933 [whc.unesco.org/ru/list/933 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/933 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/933 фр.]

• Замки Луары
• Замки Франции

Ссылки

• [www.chenonceau.com/ Официальный сайт — Chenonceau]  (фр.), (англ.), (исп.)
• [guide.travel.ru/luara/shenonso.html Замок Шенонсо на сайте «Замки Луары»]
• [www.paris2france.com/chenonceau Замок Шенонсо на сайте «Русская Франция»]
• [www.castle-france.ru/chenonso/chenonso1.htm Замок Шенонсо на сайте «Замки Франции»]
• На Викискладе есть медиафайлы по теме Замок Шенонсо

Отрывок, характеризующий Замок Шенонсо

– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.