Либкнехт, Карл

Запрос «Карл Либкнехт» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Карл Либкнехт
Karl Liebknecht
Карл Либкнехт, предположительно, в 1912 году
Дата рождения:	13 августа 1871(1871-08-13)
Место рождения:	Лейпциг
Дата смерти:	15 января 1919(1919-01-15) (47 лет)
Место смерти:	Берлин
Гражданство:	Германская империя
Вероисповедание:	лютеранин
Партия:	КПГ (с 1918), НСДПГ (1917—1918), СДПГ (1900—1916)
Род деятельности:	политик, адвокат, антивоенный активист, теоретик марксизма
Отец:	Вильгельм Либкнехт (1826—1900)
Мать:	Натали Либкнехт (1835—1909)

Карл Ли́бкнехт (нем. Karl Paul Friedrich August Liebknecht; 13 августа 1871 года, Лейпциг — 15 января 1919 года, Тиргартен, Берлин) — деятель германского и международного рабочего и социалистического движения, один из основателей (1918) коммунистической партии Германии. Сын Вильгельма Либкнехта и брат Теодора и Отто Либкнехтов. Отец Роберта Либкнехта.

Биография

Детство и молодость

Карл Пауль Фридрих Август Либкнехт родился 13 августа 1871 года в городе Лейпциге в семье революционера и парламентского политика Вильгельма (1826—1900) и его жены Наталии (1835—1909), урождённой Ре, дочери известного немецкого адвоката Теодора Ре, президента первого парламента Германии, функционировавшего в 1848 году во Франкфурте-на-Майне. Крещён в лютеранской церкви Томакирхе, и явился вторым, после Теодора, появившегося на свет 19 апреля 1870 года, ребёнком в семье. В качестве крёстных отцов мальчика выступили «Доктор Карл Маркс из Лондона» и «Фридрих Энгельс, рантье в Лондоне». По отцовской линии принадлежал к прямым потомкам богослова и зачинателя Реформации Мартина Лютера. В 1882—1890 годах обучался в гимназии Николае в Лейпциге (ныне — «Новая лейпцигская школа Николае»).

После сдачи весной 1890 года экзамена на аттестат зрелости в гимназии Николае Карл поступил на факультет экономики и права Лейпцигского университета, а затем, в связи с переездом членов семьи в Берлин, и Университета Фридриха Вильгельма. В 1893—1894 годах в Потсдаме вольноопределяющимся находился на воинской службе в частях гвардейских сапёров. В 1894—1898 годах проходил так называемый рефендариат (практику) в Арнсберге и Падеборне, где в 1897 году опубликовал диссертацию на соискание степени доктора юридических наук «Compensationsvollzug Und Compensationsvorbringen: Nach Gemeinem Rechte» («Возмещение убытков и причины возмещения убытков в правовом обычае»), которую в том же году защитил в Университете Юлия Максимилиана, в результате чего ему была присуждена степень доктора юридических наук.

Начало политической деятельности

В 1900 году вступил в ряды Социал-демократической партии, принадлежал к её леворадикальному направлению. В 1904 году выступил в германском суде защитником русских и германских социал-демократов, обвинявшихся в нелегальном провозе через границу русской социал-демократической литературы, обличая при этом политику преследований, которую проводили российское и прусско-германское правительства по отношению к революционерам. Либкнехт выступал против реформистской тактики правых социал-демократических лидеров, уделяя большое внимание антимилитаристской агитации и политической работе среди молодёжи. На съезде Социал-демократической партии Германии в Бремене в 1904 г. Либкнехт охарактеризовал милитаризм как важнейший оплот капитализма, требовал ведения специальной антивоенной пропаганды и создания социал-демократической молодёжной организации с целью мобилизации пролетариата и молодёжи на борьбу с милитаризмом.

Отношение к российским событиям

Либкнехт с энтузиазмом приветствовал Революцию 1905—1907 гг. в России. На Йенском партийном съезде социал-демократии (1905 год) Либкнехт провозгласил всеобщую массовую политическую стачку «специфически пролетарским средством борьбы». В 1906 г. на Мангеймском партийном съезде разоблачал политику германского правительства, направленную, по его мнению, на оказание помощи российскому правительству в подавлении революции, призывал германский пролетариат последовать в своей борьбе примеру русских рабочих.

Вождь левого течения германской социал-демократии

В эти годы в германской социал-демократии оформилось левое течение. Одним из его виднейших руководителей, наряду с Розой Люксембург, стал Либкнехт. Войдя в число основателей Социалистического интернационала молодёжи (1907), был его председателем вплость до 1910 года. На первой международной конференции молодёжных социалистических организаций, созванной в 1907 году, Либкнехт выступил с докладом о борьбе с милитаризмом. В том же году была издана его брошюра «Милитаризм и антимилитаризм», в которой Либкнехт впервые в марксистской литературе обстоятельно проанализировал существо милитаризма в империалистическую эпоху и теоретически обосновал необходимость антимилитаристской пропаганды как одной из форм классовой борьбы пролетариата.

Обвинение в государственной измене

За книгу — «Милитаризм и антимилитаризм» — Либкнехт в октябре 1907 года был судим в Лейпциге. Прокурором на суде выступал Юстус фон Ольсгаузен. Либкнехт был приговорён имперским судом по обвинению в «государственной измене» к полуторагодичному заключению в крепости Глац, где находился вплоть до 1909 г. В 1908 году, отбывая наказание, был избран депутатом прусской палаты депутатов (ландтага) от Берлина.

Депутат рейхстага

В январе 1912 года Либкнехт избран депутатом германского рейхстага. Он обличал военных промышленников, которые, по его мнению, подготавливали мировую войну. В апреле 1913 года с трибуны рейхстага Либкнехт назвал руководителей военных монополий во главе с «пушечным королём» Круппом поджигателями войны. На Хемницком партийном съезде 1912 года призывал к укреплению международной пролетарской солидарности как решающего средства борьбы с милитаризмом.

После начала Первой мировой войны Либкнехт вопреки своим убеждениям, подчиняясь решению, принятому социал-демократической фракцией рейхстага, голосовал 4 августа 1914 года за военные кредиты. Однако вскоре он изменил свою позицию. Вместе с Розой Люксембург он вступил в борьбу с руководством партии и социал-демократической фракции. 2 декабря 1914 года Либкнехт один голосовал в рейхстаге против военных кредитов. В переданном председателю рейхстага письменном заявлении Либкнехт охарактеризовал мировую войну как войну захватническую. Его заявление было затем распространено в виде нелегальной листовки. 2 февраля 1915 года исключён из социал-демократической фракции рейхстага.

На фронте

В 1915 году Либкнехт был призван в армию и отправлен на фронт, где продолжал борьбу, используя все возможности, в том числе трибуну рейхстага и прусской палаты депутатов, на заседания которых он приезжал в Берлин. Либкнехт, как указывал В. И. Ленин, присоединился к большевистскому лозунгу: «… превращение империалистической войны в гражданскую войну…», «… когда сказал с трибуны рейхстага: обратите оружие против своих классовых врагов внутри страны!». В листовке «Главный враг в собственной стране!», выпущенной в мае 1915 года, Либкнехт подчёркивал, что главным врагом немецкого народа является германский империализм. В своём послании Циммервальдской конференции (1915) Либкнехт выдвинул лозунги: «Гражданская война, а не гражданский мир! Соблюдать международную солидарность пролетариата, против псевдонациональной, псевдопатриотической гармонии классов, интернациональная классовая борьба за мир, за социалистическую революцию». В том же послании он требовал создания нового Интернационала.

Ленин называл Либкнехта одним из лучших представителей интернационализма. «Карл Либкнехт, — указывал Ленин, — вел беспощадную борьбу в речах и письмах не только со своими Плехановыми, Потресовыми (Шейдеманами, Легинами, Давидами и К°), но и со своими людьми центра, со своими Чхеидзе, Церетели (с Каутским, Гаазе, Ледебуром и К°)».

Либкнехт вместе с Люксембург принял деятельное участие в создании группы «Спартак» (оформилась в январе 1916 г.; в ноябре 1918 г. преобразована в «Союз Спартака»), вошедшей в антивоенно настроенную Независимую социал-демократическую партию Германии. В январе 1916 года был исключён из социал-демократической фракции рейхстага.

Призыв к свержению правительства, новый арест и заключение

С трибуны прусской палаты депутатов Либкнехт призвал берлинский пролетариат выйти 1 мая 1916 года на демонстрацию на Потсдамскую площадь с лозунгами: «Долой войну!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». В ходе демонстрации Либкнехт призывал к свержению правительства, ведущего, по его словам, империалистическую войну. За это выступление он был арестован и приговорён военным судом к 4 годам и 1 месяцу заключения. В 1916—1918 гг. находился на каторжных работах в тюрьме в Люккау, где впоследствии восторженно встретил известие о победе Октябрьской революции и призвал немецких солдат не дать использовать себя в качестве палачей русской революции. В октябре 1918 года правительство освободило его.

Основание компартии Германии

Выйдя из заключения, Либкнехт развернул активную революционную деятельность. Листовка от 8 ноября, к числу авторов которой относился он сам, призвала немецких рабочих к свержению правительства. Вместе с Розой Люксембург Либкнехт организовал издание газеты «Роте фане», первый номер которой вышел 9 ноября 1918 года. Борясь за распространение мятежных настроений в ходе Ноябрьской революции 1918, выступил против лидеров германской социал-демократии, указывая, что прямой целью их деятельности являлось подавление революции в зародыше, и против руководителей центристской Независимой социал-демократической партии, стоявших на подобных позициях. 30 декабря 1918 года по инициативе Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Берлине открылся Учредительный съезд Коммунистической партии Германии, завершившийся 1 января 1919 г.

Глава восстания 1919 г.

В январе 1919 года встал во главе Восстания спартакистов, направленного на свержение социал-демократического руководства Германии и установление советской власти. Социал-демократы опасались, что действия Либкнехта и его сторонников приведут к началу гражданской войны. Центральный орган Социал-демократической партии Германии газета «Форвертс» («Vorwärts») потребовала организации преследования вождей КПГ, назначив за головы Карла Либкнехта и Розы Люксембург награждение в размере 100 000 марок.

Убийство Карла Либкнехта

15 января 1919 года Карл Либкнехт, Роза Люксембург и Вильгельм Пик (впоследствии первый и единственный президент ГДР) были схвачены членами фрайкора под руководством Вальдемара Пабста с санкции рейхсминистра обороны Веймарской республики социал-демократа Густава Носке (в своих мемуарах отрицавшего причастность к преступлению), в ходе чего фрайкоровец Отто Рунге дважды ударил Либкнехта прикладом винтовки по голове. На просьбу дать бинт ответ не последовал.

Капитан Хорст фон Пфлюгк-Хартунг, лейтенанты Рудольф Липман, Генрих Штиге, Ульрих фон Ритген, Курт Фогель вывели Либкнехта из отеля якобы для отправки в тюрьму. Он был грубо посажен в машину и отвезён в городской сад Тиргартен, где, находясь в полубессознательном состоянии, был вытащен из машины и застрелен Рудольфом Липманом на берегу т. н. Нового Озера. Одновременно была убита Роза Люксембург — после избиений прикладом Рунге застрелена лейтенантом Германом Сушоном. Тело было брошено в Ландверканал (в районе зоопарка), где обнаружено только 31 мая.

Позднее брат Карла Теодор Либкнехт обвинил члена ЦК РКП(б) К. Б. Радека, отправленного в Германию из РСФСР в командировку с целью оказания поддержки революции, с которым Либкнехт собирался встретиться в конспиративной квартире в связи с необходимостью разоблачения последнего, куда впоследствии нагрянули убийцы, в выдаче Карла и Розы и организации его убийства. Ряд участников убийства был оправдан судом, с других произведены незначительные взыскания.

Семья

8 мая 1900 года Карл Либкнехт женился на Юлии Парадиз (скончалась во время хирургической операции в 1911 году), от которой имел трёх детей: Вильгельма (1901—1975), Роберта (1903—1994) и Веру (1906—1934).

Вторая жена (с 1 октября 1912 года) — Софья Борисовна Рысс (1884—1964), уроженка Ростова-на-Дону. Студенткой приехала на стажировку в Германию, где в 1903 году познакомилась с Карлом Либкнехтом, а после смерти его первой жены вышла за него замуж. До войны получила степень доктора искусствоведения Гейдельбергского университета. Её брат — писатель Илья Березарк, сестра Сильвия (химик) с 1910 года была замужем за математиком Я. Н. Шпильрейном; племянник — советский учёный-теплоэнергетик Э. Э. Шпильрайн.

Память

• Населённые пункты:
  • Посёлок имени Карла Либкнехта в Курчатовском районе Курской области
  • Карла Либкнехта — населённые пункты в России и на Украине.
  • Деревня Карл Либкнехт в Белозерском районе Вологодской области.
  • Село Либкнехтовка в Ленинском районе Крыма

• Улицы имени Либкнехта сохранились до 2013 года в 75 населённых пунктах России. Больше всего улиц и переулков его имени — шесть — находятся в Йошкар-Оле. Улицы имени Либкнехта есть в Азове, Аксае, Архангельске, Балахне, Белореченске, Боровичах, Бузулуке, Бодайбо, Великих Луках, Владивостоке, Волгограде, Воронеже, Гусь-Хрустальном, Демянске, Дзержинске, Ейске, Екатеринбурге, Жуковке, Ижевске, Иркутске, Калуге, Камешкове, Камышлове, Кирове, Кизеле, Коломне, Кольчугине, Королёве, Красноярске, Красном Сулине, Курске, Кыштыме, Люберцах, Малаховке, Марксе, Мурманске, Мышкине, Нерехте, Николаеве, Новосибирске, Нытве, Омске, Орехово-Зуеве, Острове, Покрове, Прокопьевске, Пскове, Ревде, Рыльске, Рязани, Самаре, Саранске, Сергиевом Посаде, Славгороде, Советске, Соликамске, Сочи, Старощербиновской, Сызрани, Сысерти, Таганроге, Тарусе, Тихорецке, Туапсе, Туле, Ульяновске, Усолье-Сибирском, Усть-Лабинске, Фурманове, Челябинске, Череповце, Чистополе, Ярославле.
  • В Белоруссии: в Бресте, в Минске, в Бобруйске, в Слуцке, в Червене.
  • На Украине: в Коростене, в Бердичеве, Валках (Харьковская обл.), Лозовой, Марганце, Мариуполе, Мелитополе, Никополе, Одессе, Каховке, Николаеве, Первомайске Николаевской области, Черновцах, Полтаве, Гадяче, Славянске (Донецкая обл.), Александрии, Шостке (Сумская обл.), Васильков (Киевская обл.), Нежин (Черниговская обл.),
  • в Приднестровской Молдавской республике: в Тирасполе.
  • В Казахстане: в Усть-Каменогорске и Караганде.
• Учреждения и предприятия:
  • Детский дом им. К. Либкнехта во Владимире.
  • Ленинградский механический завод им. Карла Либкнехта в Санкт-Петербурге.
• Мост Либкнехта — мост через Шпрее в центре Берлина.

Карл Либкнехт изображён на почтовых марках ГДР 1951 и 1955 года.

Кинематограф

• 1965 — Пока я жив (Solange Leben in mir ist), в роли Либкнехта — Хорст Шульце.
• 1971 — Несмотря ни на что (Trotz alledem!), в роли Либкнехта — Хорст Шульце.

Библиография

Сочинения

• Klassenkampf gegen den Krieg, В., 1919.
• Ausgewählte Reden, Briefe und Aufsätze, B., 1952.
• Gesammelte Reden und Schriften, Bd 1—9, В., 1958—68.
• Bd 8,2 ergänzte Auflage, 1972.
• Bd 9,2 ergänzte Auflage, 1971.

В переводе на русский язык

• Либкнехт К. Мой процесс по документам. Пг., 1918.
• Либкнехт К. [www.antimilitary.narod.ru/XX.htm#liebknecht Милитаризм и антимилитаризм в связи с рассмотрением интернационального движения рабочей молодёжи] Пг., 1921
• Либкнехт К. Письма. Пг., Госиздат, 1922.
• Либкнехт К. [www.antimilitary.narod.ru/XX.htm#liebknecht Милитаризм и антимилитаризм в связи с рассмотрением интернационального движения рабочей молодёжи]. М., Госполитиздат, 1960.
• Либкнехт К. Избранные речи, письма и статьи / Либкнехт К. — М.: Госполитиздат, 1961. — 512 с., 10 000 экз.
• Либкнехт К. Мысли об искусстве. Трактат, статьи, речи, письма. М., 1971.

О Либкнехте

• Вольгемут Х. До последнего дыхания. Биография Карла Либкнехта. М.: Политиздат, 1980
• Зиновьев Г. Е. Карл Либкнехт, 1933. — 216 с. (Жизнь замечательных людей)
• Марксистская философия в международном рабочем движении в конце 19 — начале XX века / отв. ред. д-ра философ. наук Б. В. Богданов, И. С. Нарский; Акад. наук СССР, Ин-т философии, Акад. обществен. наук при ЦК КПСС. — М.: Наука, 1984. — 447 с.
• Троцкий Л. [www.1917.com/Marxism/Trotsky/CW/Trotsky-VIII/VIII-01-05-01.html Мученики Третьего Интернационала (Политическая биография Розы Люксембург и Карла Либкнехта)], [www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotm174.htm Карл Либкнехт — Гуго Гаазе]
• Чёрный О. Е. Немецкая трагедия: Повесть о Карле Либкнехте. — М.: Политиздат, 1971. (Пламенные революционеры) — 478 с, ил., То же. — 2-е изд. — 1982. — 445 с, 7 л. ил.

Литература

• Яновская М. Карл Либкнехт. — М.: Молодая гвардия, 1965. — 320 с. — (Жизнь замечательных людей). — 65 000 экз.

Ссылки

• [www.marxists.org/archive/liebknecht-k/index.htm Архив работ Карла Либкнехта] (нем.)

Отрывок, характеризующий Либкнехт, Карл

Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.