Кинематограф Казахстана
Кинематограф Казахстана — киноискусство и киноиндустрия Казахстана.
Содержание
Зарождение кинематографа в Казахстане
Первый киносеанс на территории Казахстана состоялся в 1910 году, однако это было просто зарабатывание денег коммерсантами, и ни к распространению киноискусства, ни к созданию киноиндустрии не привёл.
Первые шаги кино в Казахстане состоялись в 1925 году, когда была проведена хроникальная съёмка V съезда Советов республики, проходившего в городе Кзыл-Орде. В том же году появился первый документальный фильм о Казахстане — «Годовщина существования КАЗССР».
В 1929 году в городе Алма-Ата была создана первая киностудия, являвшаяся производственным отделением Всероссийского треста «Востокфильм». Были построены лаборатория, монтажная, мультипликационная и цех по съемке надписей. Отделение самостоятельно выпустило несколько хроникальных киножурналов под общим названием «Последние известия». Были выпущены короткометражные документальные фильмы: «Кооперация в аулах», «Новая столица» (об Алма-Ате), «Кзыл Аскер», «На джайляу» и два киноочерка о ходе строительства Турксиба.
Производственное отделение треста «Востокфильм», согласно замыслу его организаторов, должно было стать базой для создания в дальнейшем киностудии в Алма-Ате, однако оно просуществовало недолго: уже в 1931 году оно было закрыто, и правление «Востоккино» перенесло все работы в Москву. Причиной закрытия явилось в первую очередь, слабость технической базы, а во вторую — отсутствие сценариев для кино. Но если на технической базе отделения, какой бы она слабой ни была, выпускались фильмы, и она могла бы по мере возможности постепенно оснащаться техникой, то сценарная проблема была неразрешимой, так как кинодраматургия в ту пору не нашла своего развития как самостоятельный жанр в казахской художественной литературе.
В 1934 была организована Алма-Атинская студия кинохроники. Был начат регулярный выпуск киножурнала «Советский Казахстан» и документальных фильмов. В Москве было начато дублирование лучших советских фильмов на казахский язык.
Первые связанные с Казахстаном фильмы
Первый художественный фильм на казахстанском материале был снят в 1928 году на киностудии «Совкино» по роману Фурманова «Мятеж» (режиссёр С. А. Тимошенко). В 1935 году на «Мосфильме» по роману И. П. Шухова «Ненависть» снят художественный фильм «Вражьи тропы» (режиссёр И. К. Правов). Трест «Востоккино» выпустил художественные фильмы «Джут» (1931), «Тайна Каратау» (1932).
В 1939 году на «Ленфильме» был снят первый казахский художественный фильм «Амангельды» (сценаристы: В. Иванов, Б. Майлин, Г. Мусрепов; режиссёр М. Левин; исполнитель главной роли Е. Умурзаков). Этот фильм положил начало казахстанскому кинематографу. Его выход на экраны стал огромным событием культурной жизни Казахской ССР. Как рассказывают очевидцы, публика, едва выйдя из зрительного зала, вновь становилась в очередь за билетами на следующий сеанс. Восторженно отозвалась о фильме и пресса, а его создатели были награждены Почетными грамотами Верховного Совета Казахской ССР.
Казахстанский кинематограф в годы Великой Отечественной войны
В 1941 на основании Постановления Совета Народных комиссаров Казахской ССР № 762 от 12 сентября 1941 года была организована Алма-Атинская киностудия художественных фильмов. 15 ноября 1941 Алма-Атинская киностудия слилась с эвакуированными в Казахстан киностудиями «Мосфильм» и «Ленфильм» в Центральную Объединённую киностудию (ЦОКС), которая работала в Алма-Ате до 1944 года и выпускала в годы войны 80 % всех отечественных художественных фильмов. 25 января 1944 года Алма-Атинская киностудия была переименована в Алма-Атинскую киностудию художественных и хроникально-документальных фильмов. В 1945 году после реэвакуации «Мосфильма» и «Ленфильма» Алма-Атинская киностудия художественных и хроникально-документальных фильмов начала работать самостоятельно.
Кинематограф Казахской ССР в послевоенное время
В годы войны, благодаря общению с москвичами и ленинградцами, с выдающимися мастерами советского кино, были подготовлены кадры национального кинематографа, которые продолжили работу после реэвакуации учителей. В послевоенный период в Казахской ССР развилась киноиндустрия, производившая в год до восьми полнометражных художественных и более пятидесяти документальных фильмов. В эти годы прославился выдающийся казахский кинорежиссёр Шакен Айманов, трагически погибший в 1970 году.
С большим успехом прошли по экранам СССР и зарубежных стран такие снятые в Казахской ССР фильмы, как «Конец атамана» и «Транссибирский экспресс».
В годы перестройки был снят кинофильм «Игла», ставший знаменем всего «перестроечного» кинематографа не только Казахстана, но и Советского Союза.
1989 год принес казахстанским режиссёрам первые призы на престижных международных кинофестивалях: лента «Прикосновение» — была показана в конкурсе Нантского кинофестиваля, «Волчонок среди людей» — во Франкфурте-на-Майне и в Лиссабоне, премьера «Влюбленной рыбки» состоялась в Нью-Йорке. Именно в этот год появилось определение «казахская новая волна».
Кинематограф независимого Казахстана
После обретения Казахстаном независимости в нём появилась частная киностудия «Катарсис», директором которой являлся Максим Смагулов: из пяти кинолент снятых в 1990 году три были сделаны на этой студии. Однако вследствие отсутствия в Казахстане какой-либо законодательной базы в отношении кино деньги, вложенные меценатами, облагались высокими налогами, что привело к быстрому закрытию большинства частных киностудий, попытавшихся пойти путём Смагулова. Государственная киностудия «Казахфильм» уделяла в этот период большое внимание фильмам на историческую тематику: вышли такие исторические фильмы, как «Гибель Отрара», «Абулхаир-хан», «Абай», «Юность Жамбыла». Однако казахстанский зритель не видел не только «Абая» и «Юность Жамбыла», по причине того, что в стране не была налажена система кинопроката. Кинокритики обвиняли «Казахфильм», что они делают ставку на фестивальное кино, снимая фильмы только для «фестивалей и кучки кинокритиков». Такие режиссёры, как Абай Карпыков, Бахыт Килибаев, Александр Баранов перебрались работать в Россию, Серик Апрымов — в США.
В 1998 году начался перелом в развитии казахстанского кино. Начиная с 1999 года ежегодно при поддержке фонда Сорос-Казахстан проводится фестиваль молодёжного кино «Смотри по-новому», на котором демонстрируются фильмы студентов и выпускников Алматинского института театра и кино. В начале 2000-х годов по стране началось строительство кинотеатров, которые начали открываться с 2005 года: в 2009 году в стране работало 129 кинозалов, к концу 2010 года — 196. В 2005 году был снят фильм «Кочевник», который смогли увидеть и зрители Казахстана и убедиться, что отечественное кино реально существует. В 2007 году вышел фильм «Рэкетир», который собрал достаточно большую аудиторию и вызвал огромный интерес. В настоящее время казахстанский кинематограф выпускает 12-15 кинокартин в год.[1]
Казахстанские кинофестивали
См. также
Напишите отзыв о статье "Кинематограф Казахстана"
Примечания
- ↑ [www.interfax.kz/?lang=rus&int_id=13&category=&news_id=161 «ОСНОВНОЙ АКЦЕНТ КИНОФЕСТИВАЛЯ В ЭТОМ ГОДУ БУДЕТ СДЕЛАН НА БИЗНЕС-КОМПОНЕНТЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО КИНЕМАТОГРАФА»]
Ссылки
- [www.zonakz.net/articles/11511 А. Карпыкова «Казахстанский Кинематограф: прошлое, настоящее, будущее?…»]
- [www.kondor-tour.kz/kaz_kinematogrof Е. Дьячков «Все для фронта! Все для победы!»]
- Г. Абикеева [www.arba.ru/article/709 «Казахский кинематограф: диаграмма выживания»]
- [www.encyclopedia.kz/index.php/%D0%9A%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F:%D0%9A%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84_%D0%9A%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D1%85%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B0 «Казахстанский кинематограф»]
- [news.nur.kz/189904.html «Казахстанский кинематограф вырвался из застоя»]
- [meta.kz/novosti/kazakhstan/188116-otechestvennyjj-kinematograf-zhdet-novaja-volna.html М. Эрванд «Отечественный кинематограф ждет новая волна молодых режиссёров»]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Кинематограф КазахстанаВсе глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам! Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних. – Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась. – Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать. – Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин. – Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю. Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным. – Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове. «А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе. «О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание. Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа. Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его. «Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?» Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад. «О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей. Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа. В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть. – Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“. Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей. Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это. Навигация | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||