Кинематограф Молдавии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кинематограф Молдавиикиноискусство и киноиндустрия Молдавии.





До создания собственной киностудии

Первые кинокадры снятые на территории Молдавии были фронтовой кинохроникой и сделаны были в 19181919 годах. Позже они были смонтированы в документальный фильм «Вступление Красной Армии в Бессарабию» («На Бессарабском фронте») (1919), сняты предположительно оператором Г. Дробиным[1].

В фильм созданный к 10-й годовщине Октябрьской революции «Документы эпохи» (1927) вошли кадры снятые на территории Молдавии[2]. С января 1928 года в Государственном техникуме кинематографии ВУФКУ в Одессе выходит периодический киножурнал «Кiнонедiля». В специальной рубрике «В АМССР» этого киножурнала рассказывается непосредственно о Молдавии. Первым сюжетом, который сняла студенческая киногруппа, был «Митинг протеста: „Помни о Бессарабии!“», состоявшийся в Одессе в январе 1928 года в связи с десятилетием присоединения Бессарабии к Румынии. В этом же выпуске был смонтирован ещё один сюжет: «В советской Бессарабии — АМССР трудящиеся строят новую жизнь»[1][2]. В этом же 1928 году выходит полнометражный документальный фильм «Бессарабская сельскохозяйственная коммуна», который снял выпускник Одесского кинотехникума Г. Александров. Фильм рассказывает о коммунарах-бессарабцах, демобилизованных из кавалерийского корпуса Григория Котовского и основавших на левобережье Днестра в 1924 году сельскохозяйственную коммуну[1].

В начале 30-х годов на «Одесской киностудии» выходят художественные фильмы по молдавской тематике: «Всё спокойно» (Карл Томский, 1930) и «Праздник Унири» (Павел Долина, 1932). В 1930 году создаётся Молдавский отдел «Украинфильма», в 1934 — «Молдкинофототрест», а в 1936 — Управление кинофикации при СНК МАССР[1].

В 1940 году после присоединения Бессарабии к СССР снят документальный фильм «На Дунае». В первые месяцы Великой Отечественной войны и в 1944 году, когда Молдавия была освобождена, события на территории республики снимались многими фронтовыми кинооператорами. Часть этих съёмок была включена в картину «Победа на юге», повествующую о Ясско-Кишинёвской операции, другая часть в отдельные номера киножурналов и спецвыпуски[1].

На базе «Киевской студии кинохроники» (1945—1947) и «Черноморской кинофабрики» в Одессе (1948—1952) выпускались киножурналы «Молдова советикэ» и полнометражные киноежегодники: «Советская Молдавия» (1948, 1950, 1951), «Равная среди равных» (1949)[1].

«Молдова-фильм»

50-е

В ноябре 1950 года первый секретарь ЦК КП(б) Молдавии Леонид Брежнев обратился с письмом в ЦК ВКП(б) с просьбой о создании в Кишинёве студии кинохроники. 26 апреля 1952 года Министр кинематографии СССР Иван Большаков подписал приказ об образовании в Кишинёве киностудии хроникально-документальных фильмов[1].

Появились киноочерки: «Кодры» (1953), «Памятники боевой славы» (1955) и др. В середине 50-х на студиях других республик созданы фильмы о жизни Молдавии: «Андриеш» (Яков Базелян и Сергей Параджанов, 1954), «Ляна» (Борис Барнет, 1955). В съёмках принимали участие молдавские кинематографисты. В 1955 году на Кишинёвской студии поставлен первый художественный фильм Молдавии — «Молдавские напевы» (Алексей Золотницкий). В 1957 году Кишинёвская студия хроникально-документальных фильмов реорганизована в киностудию художественных и хроникально-документальных фильмов «Молдова-фильм»[2].

60-е

В 1961 году на киностудии появляется один из первых «поэтический фильмов» периода «хрущёвской оттепели» — «Человек идёт за солнцем» (Михаил Калик)[3][4].

В 1962 году создан Союз кинематографистов Молдавской ССР[2].

В 60-е годы в молдавском кино сильна историко-революционная тематика: «Последний месяц осени» (Вадим Дербенёв, 1965), «Марианна» (Василий Паскару, 1967), «Сергей Лазо» (Александр Гордон, 1967). Фильмы по теме современности: «Обвиняются в убийстве» (Борис Волчек, 1969), «Десять зим за одно лето» (Валериу Гажиу, 1969)[2].

На экраны в 1968 году небольшим тиражом вышла сильно отредактированная версия фильма «Любить…» (Михаил Калик).

70-е — 80-е

Выходит много фильмов на патриотическую тему: «Риск» (Василий Паскару, 1970), «Красная метель» (Василий Паскару, 1971), «Лаутары» (Эмиль Лотяну, 1971), «Красно солнышко» (Василий Паскару, 1972), «Мосты» (Василий Паскару), «Последний гайдук» (Валериу Гажиу, 1972), «Зарубки на память» (Николай Гибу и Михаил Израилев, 1973), «Дмитрий Кантемир» (Владимир Иовицэ и Виталий Калашников, 1973)[2].

На тему современности выходят фильмы: «Спасённое имя» (Виталий Дёмин и Дмитрий Моторный, 1972), «Дом для Серафима» (Якоб Бургиу, 1973)[2].

Заметные фильмы 80-х годов: «Где ты, любовь?» (Валериу Гажиу, 1980), «Женщина в белом» (Вадим Дербенёв, 1981), «Мария, Мирабела» (Ион Попеску-Гопо, 1981), «Маленькое одолжение» (Борис Конунов, 1984), «Таинственный узник» (Валериу Гажиу, 1986).

Период независимости

После распада СССР из-за недостатка финансирования кинопроизводство художественных фильмов остановилось.

В 2010 году в Великобритании вышла комедия Тони Хоукса «Теннис с молдаванами». В съёмках участвовали британские и молдавские киноактёры. Некоторые сцены фильма снимались в самой Молдавии.

Напишите отзыв о статье "Кинематограф Молдавии"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [www.dissercat.com/content/rannie-gody-moldavskogo-kino Диссертация на тему «Ранние годы молдавского кино» автореферат по специальности ВАК 17.00.03 - Кино-, теле- и другие экранные искусства | disserCat — электронная библиотека ди...]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 [modernlib.ru/books/bse/bolshaya_sovetskaya_enciklopediya_mo/read_20/ БСЭ. Большая Советская Энциклопедия (МО) (стр. 20) - ModernLib.Ru]
  3. movieglossary.ru/term/Поэтическое%20кино
  4. [www.rehes.org/lst7/lst7_k.html Заметки о творчестве кинорежиссера Михаила Калика]

Литература

Отрывок, характеризующий Кинематограф Молдавии

– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.