Конституция Турции (1961)
| Политика — Портал:Политика |
| Турецкая Республика |
 Эта статья — часть серии: |
|
См. также
|
Турецкая Конституция 1961 года — третья по счёту Конституция Турецкой Республики, действовавшая с 1961 по 1982 год. Принята на референдуме 9 июля 1961 года.
Содержание
Историческая ситуация
После окончания Второй мировой случился раскол в рядах Народно-республиканской партии. В майских выборах в Великое национальное собрание Турции 1950 года большинство голосов получила оппозиционная Демократическая партия. В стране был взят курс на демократизацию и либерализацию политической жизни.
В 1960-х годах в экономике Турции наметился кризис. В этой связи стала расти политическая напряжённость. Всё это вылилось в государственный переворот, случившийся в мае 1960 года.
Одним из последствий переворота стала отмена Конституции 1924 года. Произошло это 12 июня 1960 года. Спустя почти год, на референдуме была принята новая Конституция[1].
Сущность Конституции
Новая редакция конституции отражала изменения, произошедшие в жизни Турции за несколько десятилетий и представляла собой буржуазную декларацию. Она содержала некоторые гражданские права, которые не были подкреплены определёнными гарантиями со стороны государства. Конституция открыла некоторые ограниченные возможности для использования политических свобод[2]. Она была далека от демократической конституции. В ней не были решены вопросы относительно проведения аграрной реформы, а также остался не решённым национальный вопрос[3].
Отличие от Конституции 1924 года
Некоторые её положения имели существенные отличия от Конституции 1924 года[2]. Отличия выражались в усилении исполнительной власти, изменении структуры ВНСТ и введении конституционного суда[3]. Кроме того, её отличительными особенностями было введение принципа разделения властей и появление Конституционного суда, что позволило судебной власти стать самостоятельной ветвью[1].
Содержание
Согласно положениям новой конституции, Турция была провозглашена национальным, демократическим, светским и социально-правовым государством, в котором верховная власть принадлежит турецкому народу.
Одном из особых мест в конституции занимали положения, провозглашавшие светские принципы: право на образование, верующего - на исполнение молитвы, право на свободу заявлять или не заявлять о своих религиозных чувствах. Статья 19 вводила прямой запрет эксплуатацию религиозных чувств в политических и личных целях[2].
Также, данная конституция защищала неприкосновенность основ государственного устройства. В ней провозглашались некоторые основные принципы государственного строя: незыблемость формы правления, независимость всех ветвей власти друг от друга, выборность и сменяемость представительных органов, периодическая отчётность исполнительных органов власти, гарантия независимость судебной власти.
Кроме того, в документе закреплялись положения, которые касались ВНСТ. Согласно им собрание состояло из национальной палаты и сената.
В состав национальной палаты входили 450 депутатов. Они избирались на сроком на 4 года. Интересную структуру имел сенат. Он состоял из 150 членов и избирался на шесть лет. При этом, каждые 2 года его состав обновлялся на треть. 15 сенаторов назначались президентом Турции. Также, в его состав в качестве пожизненных членов входили все представители Комитета Национального Единства и бывшие президенты в независимости от своего возраста.
Значительное место в конституции было уделено социальной и экономической жизни. Признавались обычные для буржуазного государства гражданские права, но была оговорка о том, что все свои обязанности государство выполняет в зависимости от своих финансовых возможностей. Кроме того, оговаривалась отмена всех свобод при возникновении в стране каких-либо чрезвычайных ситуаций. В таких случаях совет министров имел неограниченное право объявлять в стране или на конкретной её части военное положение на два месяца. В дальнейшем меджлис мог продлевать его каждый раз ещё на два месяца. На такой территории отменялись все гарантии, предусмотренные конституцией, и вводилось военное законодательство.
Заложенные в документе права и свободы давали прогрессивным силам некоторые возможности вести борьбу за права трудящихся, за подлинную национальную независимость и прогресс страны.
Не имея отдельных положений, которые могли запретить радикальную деятельность, конституция никаким образом не ограничивала развитие национализма и политического Ислама[1].
Особенности Конституции
Главная особенность конституции состояла в значимости бюрократов и чиновников всех уровней.
В конституции присутствовали положения о различных уровнях государственной администрации, раздел о статусе и ответственности государственных служащих. Особенно подчёркивалось то, что речь идёт и о служащих общественных экономических организаций, которые составляли основу государственного сектора страны.
Институт вмешательства государства в социально-экономическую сферу представлял собой целую систему, конституционных положений, которые представляли этатизм[2].
Попытка изменения Конституции
Правительство С. Демиреля предприняло попытку внести изменения в некоторые статьи конституции и полностью отменить статью 11. Принятие подобных поправок давало возможность бывшим членам Демократической партии, некоторым осуждённым за политические преступления, а затем амнистированным, получить политические права.
Против этой идеи выступали пожизненные сенаторы, некоторые партии и властные структуры, а также высшие армейские чины и президент. В сложившейся ситуации сенат Турции принял решение о возврате в конституционную комиссию проекта закона о внесении поправок в статьи конституции и об отмене 11 статьи.
Следовательно, еще одна попытка правящей партии изменить неугодные ей статьи конституции потерпела провал.
Напишите отзыв о статье "Конституция Турции (1961)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [mgimotc.com/stuff/politicheskaja_sistema_turcii/politicheskaja_sistema/sravnitelnaja_kharakteristika_konstitucij_turcii/4-1-0-34 Сравнительная характеристика конституций Турции]
- ↑ 1 2 3 4 [www.turkishfirst.ru/stories/199-konstituciya-turcii-1961.html ИЗМЕНЕНИЕ КОНСТИТУЦИИ ТУРЦИИ В 1961 Г.]
- ↑ 1 2 [regzdes.ru/975.html Конституция 1961 г | История стран мира]
| ||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Конституция Турции (1961)
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
