Красные эстонские стрелки

Красные эстонские стрелки или Эстонская Красная Армия (эст. Eesti Punased Kütid, Eesti Punakaart) — состоявшие из эстонцев воинские подразделения Красной Армии, принимавшие участие в боях с Германской имперской армией на территории Эстонии в 1918 году, воевавшие с подразделениями Эстонской народной армии в период Эстонской войны за независимость в 1918 — 1919 годы, а также участвовавшие в боях Гражданской войны на территории России. В эстонской историографии используется также название эстонские стрелковые полки (эст. Eesti kütiväed), а в советской и российской историографии можно встретить названия красные эстонские полки и эстонские коммунистические полки.

Организация первых эстонских частей Красной Армии

12 марта 1918 года в Петрограде началось формирование Ревельского эстонского коммунистического отдельного батальона, переименованного в августе того же года в 1-й Ревельский эстонский коммунистический стрелковый полк (1918—1919).
В том же году были сформированы:

• Юрьевский эстонский коммунистический полк (по названию города Юрьев (ныне Тарту))
• 14-й Нарвский эстонский коммунистический полк
• 2-й Феллинский эстонский коммунистический пехотный полк (по названию города Феллин (ныне Вильянди); в 1919 году был реорганизован во 2-й Эстляндский коммунистический стрелковый полк; 1918—1920)

Юрьевский и 2-й Феллинский эстонские коммунистические полки сражались осенью 1918 года на фронтах Гражданской войны.

Эстонские коммунистические полки в сражении за Нарву

28 ноября 1918 года эстонские коммунистические полки приняли участие в сражении за Нарву, где им противостояли подразделения 405-го пехотного полка германской армии, только начавшие формирование части 4-го эстонского пехотного полка и добровольцы из Нарвской дружины Кайтселийта. В бою за Нарву погибло около 80 красноармейцев, в основном бойцов Феллинского коммунистического полка. В числе погибших был и Яан Сихвер — организатор и член Реввоенсовета эстонских коммунистических полков и член ЦК эстонских секций РКП(б). Бой за Нарву явил собой начало наступательной операции Красной Армии, целью которой было восстановление Советской власти в Эстонии, свергнутой в феврале 1918 в результате наступления Германской армии и немецкой оккупации. Сражение за Нарву в современной эстонской историографии принято считать началом Освободительной войны Эстонии.

Реорганизация эстонских коммунистических полков и создание Эстонской Красной Армии

После взятия Нарвы Красной Армией было провозглашено о создании Эстляндской трудовой коммуны (Эстонской Советской республики), вооружёнными силами которой стала Эстонская Красная Армия, сформированная из эстонских коммунистических полков.

С февраля по май 1919 года начальником штаба Эстонской Красной Армии являлся Август Корк, бывший до этого (с декабря 1918) военным консультантом при Народном комиссариате обороны Эстляндской трудовой коммуны.
В 1919 году эстонские коммунистические полки были реорганизованы в:

• 1-й Эстляндский коммунистический стрелковый полк (впоследствии переименован в 1-й Эстонский стрелковый коммунистический полк)
• 2-й Эстляндский коммунистический стрелковый полк (бывший 2-й Феллинский эстонский коммунистический пехотный полк; позже переименован во 2-й Эстонский стрелковый коммунистический полк)
• 3-й Эстляндский коммунистический стрелковый полк (впоследствии переименован в 3-й Эстонский стрелковый коммунистический полк)
• 4-й Эстляндский коммунистический пехотный полк (впоследствии переименован в 4-й Эстонский стрелковый коммунистический полк и вошёл в состав 1-й бригады 6-й стрелковой дивизии; 1919—1920)
• 5-й Эстляндский коммунистический стрелковый полк (впоследствии переименован в 5-й Эстонский стрелковый коммунистический полк, позже — 406-й стрелковый полк в составе 136-й бригады 46 стрелковой дивизии)
• 6-й Эстляндский коммунистический стрелковый полк (впоследствии переименован в 6-й Эстонский стрелковый коммунистический полк)

Форма Эстонской Красной Армии

Эстонские красные стрелки начали носить форму, отличавшуюся от обычной красноармейской формы. При занятии Нарвы в складах «Кренгольмской мануфактуры» было обнаружено 4 млн аршин (18 тысяч пудов) ткани, которые и пошли на обмундирование эстонских красноармейцев. Форма состояла из бледно-зеленых бриджей, гимнастерки, которую можно было носить и с открытым воротом, плаща-накидки (дождевика) и панамообразного головного убора, который стали называть просто шляпой. Кавалеристы имели на бриджах красные лампасы; они носили ботфорты, пехотинцы — краги. Ворот на гимнастёрке был обычно одного из двух типов, по тогдашней моде. Либо отложной с закруглёнными краями, как на германских солдатских мундирах обр. 1910 г., либо «матроска».

Отступление из Эстонии и участие в боях на территории России

7 января 1919 года при поддержке Антанты началось совместное контрнаступление Эстонской армии и белогвардейской Северо-Западной армии под командованием генерала Н. Юденича. В результате контрнаступления уже через неделю был взят город Юрьев (Тарту), а 19 января — Нарва, бывшая временной столицей Эстляндской трудовой коммуны. В феврале 1919 года эстонские коммунистические полки и отряды 7-й армии РККА были вытеснены за пределы Эстонии. 5 июня 1919 года в Луге (по другим источникам — в Старой Руссе) Совет Коммуны объявил о самороспуске и ликвидации Эстляндской трудовой коммуны, в результате чего Эстляндская Красная Армия была преобразована в Эстонскую стрелковую бригаду.

В августе 1919 года Эстонская стрелковая бригада участвовала в боях под Псковом вместе с 10-й стрелковой дивизией, 1-й и Сводной бригадами 11-й стрелковой дивизии, а также подчиненной этой дивизии 2-й бригадой 3-й стрелковой дивизии. В этих боях Красной Армии противостояли Эстонская армия и белогвардейская Северо-Западная армия генерала Юденича. Решающую роль во взятии Пскова сыграли 2-й и 5-й коммунистические эстонские полки.

Несколько эстонских коммунистических полков сражались на фронтах Гражданской войны в России против армии Колчака.

См. также

• Латышские стрелки
• Эстонская война за независимость
• Эстляндская трудовая коммуна
• Братское кладбище Северо-Западной армии 1918–1920 гг. в Нарве

Литература

• Маамяги В .А. «В огне борьбы: Красные эстонские стрелки». Москва. Мысль, 1987

Ссылки

• [sergeant.genstab.ru/pdf/10_chon.pdf Стальной кулак пролетариата] // журнал «Сержант», № 10, 1999

Отрывок, характеризующий Красные эстонские стрелки

– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.