Крюков, Владимир Викторович

Владимир Викторович Крюков
Дата рождения	2 (15) июля 1897(1897-07-15)
Место рождения	Бутурлиновка, Воронежская губерния, Российская империя
Дата смерти	16 августа 1959(1959-08-16) (62 года)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя; СССР СССР
Род войск	кавалерия, пехота
Годы службы	1914—1948; 1953—1957
Звание	Российская империя Российская империя Поручик СССР СССР Генерал-лейтенант
Командовал	20-й кавалерийский полк; 306-й стрелковый полк; 8-я стрелковая бригада; 198-я моторизованная дивизия; 198-я стрелковая дивизия; 10-й кавалерийский корпус; 2-й гв. кавалерийский корпус; конно-механизированная группа 1-го БФ
Сражения/войны	Первая мировая война; Советско-финская война; Великая Отечественная война
Награды и премии	Российской Империи: Иностранных государств:

Владимир Викторович Крю́ков (2 (15) июля 1897, Бутурлиновка, Воронежская губерния - 16 августа 1959, Москва) — советский военачальник, генерал-лейтенант. Герой Советского Союза (1945).

Один из ближайших сподвижников Георгия Жукова. Муж заслуженной артистки РСФСР Лидии Руслановой.

Биография

Родился 2 (15) июля 1897 года в Бутурлиновке (ныне город в Воронежской области). Отец, Виктор Андреевич, работал мелким почтовым чиновником VI разряда. В 1914 году Владимир Крюков окончил реальное училище в Рязани и поступил в Московскую школу прапорщиков, которую окончил в 1915 году.

Участник Первой мировой войны — воевал на Западном фронте в должности помощника командира роты. Последнее звание царской армии — поручик. За боевые отличия на фронте был награждён Георгиевским крестом.

Военная служба

С 1918 года служил в Красной Армии.

Межвоенное время

В 1924 году закончил отделение старшего комсостава при Высшей кавалерийской школе и в 1932 году — 1 курс Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Работал начальником оперативного отделения штаба 6-й кавалерийской дивизии, затем командовал 20-м Сальским Краснознамённым кавалерийским полком 4-й кавалерийской дивизии, которой с 26 марта 1933 по июль 1937 года командовал Георгий Жуков).

Крюков преподавал тактику на Кавалерийских курсах усовершенствования командного состава.

Советско-финская война

С февраля 1940 года принимал участие в советско-финской войне в должности командира 306-го стрелкового полка. С мая 1940 года служил командиром 8-й стрелковой бригады.

Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 4 июня 1940 года полковнику Владимиру Викторовичу Крюкову присвоено воинское звание «генерал-майор».

11 марта 1941 года Владимир Крюков был назначен командиром 198-й моторизованной дивизии.

В 1941 году вступил в ВКП(б).

Великая Отечественная война

На начало войны 198-я моторизованная дивизия дислоцировалась в Ораниенбауме и Стрельне. 23 июня была передислоцирована в район северо-восточней Выборга, где 4 июля вступила в бой с финскими войсками. В результате боев дивизия понесла тяжёлые потери и была окружена в районе Ладожского озера. С 12 по 20 августа судами Ладожской флотилии дивизия была эвакуирована. 17 сентября 1941 года дивизия была переформирована в 198-ю стрелковую дивизию.

С 12 января по 3 февраля 1942 года Крюков командовал 10-м кавалерийским корпусом, с 6 марта того же года командовал 2-м гвардейским кавалерийским корпусом.

В апреле 1942 года в Спас-Нуделе, под Волоколамском, познакомился с известной певицей Лидией Руслановой, которая выступала с концертами во 2-м гвардейском кавалерийском корпусе. Вскоре они поженились.

В ноябре 1942 участвовал в операции «Марс» в составе Западного фронта, его корпус, даже не вступив в соприкосновение с противником, понёс тяжелейшие потери. С. Герасимова писала со слов военного прокурора корпуса:

«…Незначительная по размерам площадь была наводнена войсками, обозами, транспортом, боеприпасами, артиллерией, кавалерией и другими родами войск. Причем местность открытая, лесов нет. Вследствие чего части, обозы, транспорт, артиллерия, кавалерия смешались между собой, столпились в лощину… Противник простреливает наши боевые соединения в глубину справа и слева… артиллерийским, минометным огнём, кроме того, бомбит с воздуха. Наши части укрытия не имеют и, скопившись сплошными толпами в лощинах и на полях, несут колоссальные потери в людях, лошадях и технике. Балки в отдельных местах покрыты тысячами трупов, лошадей, ряд полков… являются почти не боеспособными в силу колоссальных потерь в людском и конском составе. На мой взгляд, единого централизованного командования частями и соединениями, расположенными на указанном участке, нет…».

С февраля по март 1943 года корпус составлял основу «конно-лыжно-стрелковой группы генерала Крюкова». Корпус прорвал линию фронта, глубоко вклинившись в немецкую оборону в ходе Севской операции, но вскоре корпус был окружён и с большими потерями отошёл к Севску, обороняя последний 6 суток. В результате тяжёлых боёв в ходе операции и обороны города погибли более 15 тысяч кавалеристов и лыжников из 28, 29,30 сибирских лыжных бригад приданных на усиление корпусу. Командир 3-й гвардейской Кубанской кавалерийской дивизии генерал-майор Ягодин в своём отчёте о боях за Севск в апреле 1943 года писал: «в полках уцелело по 25-30 человек. И то, в основном, расчёты миномётов. Люди смертельно уставшие, но готовые выполнить любое задание». После боёв был выведен в тыл на пополнение.

20 июля 1944 года приказом командующего 1-м Белорусским фронтом Владимир Крюков был назначен командующим конно-механизированной группы фронта (2-й гвардейский кавалерийский и 11-й танковый корпуса), получившая приказ форсировать Западный Буг и перейти советско-польскую государственную границу.

Генерал-лейтенант Крюков руководил корпусом в Висло-Одерской и Восточно-Померанской операциях. В ходе Висло-Одерской операции корпус, форсировав реку Пилица, сыграл решающую роль в освобождении Варшавы и ряда других польских городов. В Восточно-Померанской операции корпус во взаимодействии с танковыми частями 5 марта 1945 года овладел польским городом Польцин. В период командования Крюкова 2-й гвардейский кавалерийский корпус был награждён орденом Красного Знамени, орденом Суворова II степени и удостоен почётного наименования «Померанский».

Указом № 5792 Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года за умелое руководство частями корпуса и проявленные при этом отвагу и мужество генерал-лейтенанту Владимиру Викторовичу Крюкову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

См. также: 2-й гвардейский кавалерийский корпус

После войны

С декабря 1945 года — в распоряжении главнокомандующего Сухопутными войсками. С мая 1946 года — начальник Высшей офицерской кавалерийской школы имени С. М. Будённого. С июня 1947 года — в распоряжении главнокомандующего Сухопутными войсками. С октября 1947 — заместитель командира 36-го стрелкового корпуса.

По словам его дочери: «Они с отцом были яркой парой. Мама умела подать себя так, что производила на всех впечатление высокой, статной женщины с царственной осанкой. А в отце было настоящее мужское начало. Дом наш всегда был полон гостей. Мама была прекрасной рассказчицей, придумывала смешные шарады, подарки, розыгрыши. Да и пироги у нас были самые вкусные — мама сама пекла».

Арест и тюрьма

18 сентября 1948 года Владимир Крюков был арестован в Москве по «Трофейному делу». Через 10 дней в Казани была арестована его жена — Лидия Русланова. Официальным обвинением было «грабеж и присвоение трофейного имущества в больших масштабах», а именно, что в конце войны, генерал Крюков перевёз себе в Москву мебель, картины, драгоценности.

Согласно материалам архивно-следственных дел № 0046 и № 1762 в ходе обысков у В. В. Крюкова и Л. А. Руслановой были изъяты: автомобиль «Horch 951А», два «Мерседеса», «Ауди», двести восемь бриллиантов, а также изумруды, сапфиры, жемчуг, сто семь килограммов изделий из серебра, сто тридцать две картины русских художников Шишкина, Репина, Серова, Сурикова, Васнецова, Верещагина, Левитана, Врубеля, Маковского, Айвазовского и других, тридцать пять старинных ковров, старинные гобелены, много антикварных сервизов, меха, скульптуры из бронзы и мрамора, декоративные вазы, большое число книг, семьсот тысяч рублей наличными и другое.

2 ноября 1951 года Крюков был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по статье 58-10 части 1 УК РСФСР и Закону от 7 августа 1932 года к лишению свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 25 лет, с поражением прав на 5 лет, с конфискацией всего имущества и с лишением медалей «За оборону Ленинграда», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы» и «30 лет Советской Армии и Флота». 29 февраля 1952 года Указом Президиума Верховного Совета СССР лишён звания Героя Советского Союза и всех наград. Постановлением Совета Министров СССР от 10 ноября 1952 года лишен воинского звания.

Отбывал срок в Краслаге. В июле 1953 года определением № СП-0046/51 Военной коллегии Верховного суда СССР реабилитирован. Постановлением Совета Министров СССР от 10 августа 1953 года восстановлен в воинском звании «генерал-лейтенант». Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 августа 1953 года восстановлен в звании Героя Советского Союза и в правах на награды.

См. также: Трофейное дело

Последние годы жизни

В 1954 году В. В. Крюков закончил Высшие академические курсы при Военной академии Генерального штаба. С 1955 года работал заместителем начальника Военно-юридической академии. В 1957 году Владимир Крюков ушёл в отставку. Жил в Москве.

Умер 16 августа 1959 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 5).

Семья

Дважды был женат, первая жена (?) умерла в 1940 году, оставив мужу пятилетнюю дочь.

Под Волоколамском летом 1942 года встретился с певицей Лидией Руслановой, где она выступала с концертами во 2-м гвардейском кавалерийском корпусе, вскоре она стала его законной женой.

Дочь, Маргарита Владимировна Крюкова — искусствовед, живёт и работает в Москве.

См. также: Лидия Русланова

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» (06.04.1945);
• три ордена Ленина (1941, 21.02.1945, 06.04.1945);
• орден Красного Знамени (03.11.1944, 1954) ;
• орден Суворова I степени (02.09.1944)
• орден Кутузова I степени (29.05.1945)
• два ордена Суворова II степени (18.03.1943, 31.03.1943)
• медаль XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии;
• медаль «За оборону Ленинграда»;
• медаль «За оборону Москвы»;
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
• медаль «За взятие Берлина»;
• медаль «За освобождение Варшавы»;
• медаль «30 лет Советской Армии и Флота»;
• иностранные ордена и медали.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1841 Крюков, Владимир Викторович]. Сайт «Герои Страны».

• Карпов, Владимир Васильевич — [militera.lib.ru/bio/karpov3/index.html Маршал Жуков: Опала].

Отрывок, характеризующий Крюков, Владимир Викторович

Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.