Русланова, Лидия Андреевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Русланова.
Лидия Русланова

Лидия Руславнова в Берлине. 1945 год.
Основная информация
Имя при рождении

Прасковья Андриановна Лейкина-Горшенина[1]

Полное имя

Лидия Андреевна Русланова

Дата рождения

14 (27) октября 1900(1900-10-27)

Место рождения

село Чернавка,
Сердобский уезд[2],
Саратовская губерния[3],
Российская империя

Дата смерти

21 сентября 1973(1973-09-21) (72 года)

Место смерти

Москва, СССР

Страна

СССР СССР

Профессии

певица

Певческий голос

сопрано,
меццо-сопрано,
контральто

Жанры

русские народные песни,
городские романсы,
жестокие романсы,
песни советских композиторов,
православное церковное пение

Лейблы

Мелодия

Награды
(лишена)

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Ли́дия Андре́евна Русла́нова (при рождении Прасковья Андриановна Ле́йкина-Горшенина[1][4]; 14 (27) октября 1900, село Чернавка, Сердобский уезд, Саратовская губерния[3] — 21 сентября 1973, Москва) — российская и советская певица, Заслуженная артистка РСФСР (27 июня 1942). Основное место в репертуаре Руслановой занимали русские народные песни. Лидия Русланова была одной из самых популярных исполнителей в СССР[5], а её исполнение русских народных песен считают эталонным[6][7].

Лидия Русланова обладала красивым и сильным голосом широкого диапазона. Она создала свой стиль исполнения народных песен, которые она собирала всю жизнь. Среди наиболее популярных её песен: «Степь да степь кругом», «Липа вековая», «Я на горку шла», «Златые горы», «Окрасился месяц багрянцем», «Светит месяц», «Валенки» и многие другие. Лидия Русланова исполняла и песни советских композиторов. Одной из первых исполнила «Катюшу»[B 1].





Биография

Детство и юность

Прасковья Лейкина, будущая певица Лидия Русланова, родилась 14 (27) октября 1900 года в бедной крестьянской староверческой семье[6]. По матери она принадлежала к народности эрзя[8]. Помимо Прасковьи в семье было ещё двое детей — Юля и Авдей. Её отец, Андрей Маркелович Лейкин работал грузчиком на пристани[9][10].

В то время на селе много пели: на полевых работах, на посиделках и на гуляниях. «В деревне пели от души, свято веря в особую, надземную жизнь и заплачек, и песен радости», вспоминала впоследствии певица[11]. В семье будущей певицы хорошо пела бабушка, а брат отца — дядя Яша — был деревенской знаменитостью. «Самородок очень высокой пробы», как впоследствии назвала его Лидия Русланова[7], Яша пел на деревенских праздниках, посиделках и свадьбах. Он знал много песен, но более всего слушатели ценили его «импровизации»[B 1].

Сразу после начала русско-японской войны Андрея Лейкина, единственного кормильца в семье, забрали в солдаты.

Первая настоящая песня, которую я услышала, был плач. Отца моего в солдаты увозили. Бабушка цеплялась за телегу и голосила. Потом я часто забиралась к ней под бок и просила: «Повопи, баба, по тятеньке!» И она вопила — «на кого ж ты нас, сокол ясный, покинул?» Бабушка не зря убивалась.[11]

Мать Лидии, Татьяна, осталась одна с тремя детьми, слепой свекровью и больным свёкром. Она вынуждена была устроиться на кирпичный завод в Саратов. Детей приютили родители отца, которые сами жили в бедности. Мать будущей певицы недолго работала на заводе — она надорвалась и заболела. Болея, она неподвижно лежала на лавке, а Лида расхаживала, как по сцене, по русской печи и пела всё, что знала — и деревенские песни, и городские. Все удивлялись: «Вот бесёнок, какая памятливая»[10].

Лиде едва исполнилось шесть лет, когда умерла её мама[9]. Отец домой не вернулся. В уведомлении написали, что он пропал без вести. В действительности он был жив, но потерял ногу[12].

Заботы о семье легли на Лиду и на слепую бабушку. Они ходили по Саратову и окрестным деревням, пели и христарадничали. Лида пела, кричала зайцем и лягушкой, а бабка причитала: «Сироты, мамка их померла, а батя их за веру, царя и отечество кровь проливает, подайте копеечку». Выступления пользовались успехом. Уличную певунью приглашали даже в богатые купеческие дома. Вскоре умерла и бабушка[9]. Лиде было на тот момент семь лет.

Хождение с сумой продолжалось почти год, пока на талантливую девочку не обратила внимание вдова чиновника, погибшего в Русско-японской войне[12]. Пожалев сирот, она решила за свой счёт пристроить детей по приютам. На каждого писала прошение, ходила по инстанциям и добилась того, что все дети были пристроены. Старшую удалось определить в лучший саратовский приют при Киновийской церкви[8], где был собственный детский церковный хор, но поскольку детей крестьянского сословия туда не брали, а имя и фамилия девочки — Агаша Лейкина — выдавало её крестьянское происхождение, появилась фиктивная грамота с новыми именем и фамилией: Лидия Русланова[9][13].

В приюте Лидия поступила в первый класс церковно-приходской школы. Была принята в хор и сразу стала солисткой. Пела на праздниках и похоронах. В приюте проявился не только певческий, но и артистический талант. На рукоделии, которое ей не давалось, подружки выполняли её урок, только бы послушать тут же сочинённые «диковинные истории», по ходу которых кто-нибудь из персонажей обязательно должен был петь[13][B 1].

Регент хора уделял Лиде особое внимание. Вскоре весь Саратов знал её под именем «Сирота», а в храм, где она пела, стекались желающие её послушать. После воскресных праздников она возвращалась в приют, и начинались будни — репетиции, где за каждой неверной нотой следовало наказание[B 1]. Иосиф Прут, слышавший её пение в 1908 году во время страстной недели, так впоследствии описывал свои впечатления[13]:

В полной тишине величественного храма, на угасающем фоне взрослого хора возник голос. Его звучание всё нарастало, ни на мгновение не теряя своей первоприродной чистоты. И мне показалось, что никто — и я в том числе — не дышал в этой массе народа. А голос звучал всё сильнее, и было в нём что-то мистическое, нечто такое непонятное… И я испугался, соприкоснувшись с этим волшебством, задрожал, услышав шёпот стоявшей рядом монашки: «Ангел! Ангел небесный!..» Голос стал затихать, исчезая, он растворился под куполом храма, растаял так же неожиданно, как и возник.

На паперти храма просил подаяния одноногий солдат с георгиевским крестом — отец Лидии Руслановой. Оба делали вид, что не знают друг друга, поскольку если бы стало известно, что у Сироты есть кормилец, её могли отчислить из приюта. Андрей Лейкин после возвращения с фронта женился, но детей не забрал — не мог прокормить[13]. В конце следующей зимы он простудился, заболел воспалением лёгких и скончался в больнице для нищих[B 1].

После приюта Лидию отдали ученицей на мебельную фабрику[10][B 1]. Некоторое время жила у дяди, работала на разных фабриках. Песня помогала Руслановой: «за песни мне все помогали»[10]. Её голос услышал преподаватель саратовской консерватории Михаил Медведев. Он взял Лидию Русланову в консерваторию и прочил ей оперную карьеру[12]. Некоторые студентки закрывали от Руслановой носы: «От тебя политурой пахнет», а Лидия им отвечала: «Вот я вам сейчас запою, и запахнет полем, цветами»[8]. Там певица училась на протяжении двух лет, но в итоге решила, что будет исполнять народные песни: «Поняла, что академической певицей мне не быть. Моя вся сила была в непосредственности, в естественном чувстве, в единстве с тем миром, где родилась песня»[6].

В 1916 году Лидия Русланова отправилась на фронт в качестве сестры милосердия и до октября 1917 года служила в санитарном поезде[14].

Русланова в годы революций и гражданской войны

В 1917 году Лидия Русланова вышла замуж за интенданта Виталия Степанова лет тридцати пяти, «из благородных»[12]. В мае 1917 у неё родился сын. Он умер не прожив и месяца. Ему даже имя не успели дать.[4] В том же году на сцене Саратовского оперного театра состоялся первый официальный концерт Лидии Руслановой.

После октябрьской революции Лидия Русланова ездила с гастролями по всей стране, жила в Проскурове, Бердичеве, Могилёве, Киеве и других городах[B 1]. «Лет в семнадцать я была уже опытной певицей, ничего не боялась — ни сцены, ни публики», — вспоминала впоследствии артистка[B 1]. Семейная жизнь длилась недолго: в 1918 году муж бросил её и уехал.

В течение всего периода гражданской войны Русланова выступала перед бойцами регулярной Красной Армии. Иосиф Прут отмечает, что за время Гражданской войны Лидия Русланова успела дать бесчисленное количество сольных концертов. В 1919 году в Виннице Русланова вышла замуж за сотрудника ВЧК Наума Наумина.

На сцену Лидия Русланова выходила в крестьянской одежде — нарядной панёве, душегрейке и в лаптях (позже их сменят сапожки), волосы скрывал платок. Концерты обычно завершались «Саратовскими страданиями», после чего Русланова величественно кланялась земным поклоном, и степенно уходила[11]. Её называли в то время «Саратовской птицей»[9]. В эти годы Лидия Русланова занималась самообразованием, много читала, начала собирать свою библиотеку.

Шла гражданская война, когда мы с мужем стали собирать библиотеку. Торговля книгами велась в те годы не совсем обычно. Букинисты, студенты, архитекторы, врачи — люди самых различных профессий выносили на Моховую улицу в Москве книги. Здесь можно было встретить библиографические редкости и лубочные издания, классиков русской и мировой литературы, альбомы с видами и фотографии всех 499 членов Государственной думы в роскошной папке, с биографиями. Случайно мне тогда удалось приобрести журнал «Современник», издававшийся Пушкиным, с автографом поэта, а также прижизненное издание «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева[B 1].

Лидия Русланова в 1921—1939 годах

В 1921 году Лидия переехала в Москву на профессиональную артистическую работу[10]. В том же году в Ростове состоялся её дебют в качестве профессиональной артистки эстрадного театра «Скоморохи»[15].

В 1923 году в Ростове-на-Дону Русланова дебютировала в качестве эстрадной певицы. Первый концерт прошёл с огромным успехом. Русланова была замечена на профессиональной эстрадной сцене и уже в следующем 1924 году приглашена солисткой в Центральный дом Красной Армии[B 1].

В 20-е годы окончательно сформировался её стиль в исполнении, поведении на сцене, подборе концертных костюмов. В театрально-сценической коллекции, которую она собирала на протяжении всей жизни, было множество ярко вышитых сарафанов, нарядных панёв, плисовых душегреек, цветастых платков и шалей. Несколько раз Лидия Русланова выступила в костюме боярыни, но поняв, что такая одежда не гармонирует с манерой исполнения песен, вернулась к крестьянским костюмам[B 1]. В дальнейшем певица всегда выбирала наряд, наиболее соответствующий репертуару и вкусам аудитории: перед учителями надевала строгое русское платье без украшений, а собираясь в деревню, выбирала самый яркий наряд[16].

В этот период у Лидии Руслановой завязались знакомства и дружба со многими музыкантами, писателями, артистами[B 1]. Они, в свою очередь, отмечали и актёрский дар певицы. Сама Лидия Русланова про это говорила: «Я так решила — как почувствую, что голос не звучит, на сказы перейду. Буду донские сказы сказывать, былины русские про Бову-королевича, про Илью Муромца, Микулу Селяниновича, Василису Прекрасную и Ивана Царевича… Я их много знаю, ещё от бабки своей.»[B 1]

В 20-е — 30-е годы грампластинки становятся доступными для массового слушателя. Пластинки с записями Руслановой выходили огромными тиражами. Её голос звучал по радио, которое также стремительно завоёвывало себе аудиторию[17]. Особой популярностью пользовалась Русланова у военных. В числе почитателей таланта был Фёдор Шаляпин. Так в письме к Александру Менделевичу он писал:

Вчера вечером слушал радио. Поймал Москву. Пела русская баба. Пела по-нашему, по-волжскому. И голос сам деревенский. Песня окончилась, я только тогда заметил, что реву белугой. И вдруг рванула озорная саратовская гармошка, и понеслись саратовские припевки. Всё детство передо мной встало. Объявили, что исполняла Лидия Русланова. Кто она? Крестьянка, наверное. Талантливая. Уж очень правдиво пела. Если знаешь её, передай от меня большое русское спасибо[9][18].

В 1929 году Лидия Русланова развелась с Наумом Науминым и вышла замуж за известного конферансье Михаила Гаркави[5]. Наумин же был репрессирован и умер в 1938 году[19]. Гаркави был внешне некрасивым и весьма тучным человеком (он весил 120 кг). Вместе с тем он был остроумным, жизнерадостным, эрудированным человеком и пользовался уважением среди артистов[9][B 1]. Михаил Гаркави увлекался коллекционированием. Его примеру последовала и Лидия Русланова. Зарабатывала она по тем временам значительные средства[19].

C 1933 года Лидия Русланова работала артисткой музыкально-эстрадного управления Государственного объединения музыкальных, эстрадных и цирковых предприятий[20].

В 1930-е годы Лидия Русланова ездила с гастролями по всему Советскому Союзу: несколько раз побывала на Дальнем Востоке, на крайнем Севере, в Сибири, Закавказье, на Урале, в Белоруссии, пела перед строителями первых пятилеток, колхозниками… Её голос обладал большой силой и выносливостью, позволяя ей участвовать в четырёх—пяти концертах за один вечер[B 1]. В конце 30-х Лидия Русланова была самой высокооплачиваемой артисткой СССР, её голос звучал по радио и из граммофонов, концерты неизменно проходили с аншлагами. Заработанные деньги она тратила на коллекционирование картин русских художников, икон, старинной мебели, украшений, фарфора, любила красиво и дорого наряжаться[15].

Советско-финская война

В 1939 году началась Советско-финская война. Зимой 1940 года Лидия Русланова в составе концертной бригады выехала на фронт. Стояли тридцатиградусные морозы. Работать приходилось в тяжелейших условиях. Ездили на дрезине, на автобусе, на самолёте, на санях, а иногда на лыжах. Фанерные домики не прогревались походными печурками, поэтому не только выступать, но и отдыхать приходилось в ватниках. Спали артисты не раздеваясь, головой к мёрзлой стенке, ногами к печке. Многие артисты не выдерживали. Но не Русланова. Она принимала стрептоцид, чтобы не потерять голос от простуды, и не пропустила ни одного концерта. За двадцать восемь дней концертная бригада дала более ста концертов. Чтобы поддержать дух приунывших коллег-артистов, Михаил Гаркави и Илья Набатов придумали игру, названную «ночлежный дом». Каждому артисту придумывалось прозвище, которое постоянно «обыгрывалось». Сама Русланова откликалась на имя «Лидочка-Стрептоцид»[B 1].

Великая Отечественная война

С первых дней Великой Отечественной войны Лидия Русланова выезжает на фронт в составе одной из лучших концертных бригад, куда также входили Владимир Хенкин, Михаил Гаркави, Игнатий Гедройц, и другие артисты. Руководил бригадой театральный деятель и директор центрального дома работников искусств Борис Филиппов[B 1].

Боевое крещение приняла под Ельней. Только закончила одну из песен, как над головами появились «юнкерсы» в сопровождении «мессершмиттов». Посыпались бомбы, затрещали пулемёты, задрожала земля от взрывов… Смотрю, никто и ухом не ведёт, слушают, как в Колонном зале. Думаю, и мне не пристало отсиживаться в траншее, да и концерт прерывать негоже… В общем, налёт фашистов выдержала, программу довела до конца[B 2].

Певица Тамара Ткаченко, работавшая в той концертной бригаде, вспоминала, что за семнадцать дней дали пятьдесят один концерт. Несмотря на близость фронта, артисты не отказались ни от одного выступления. Концерты проходили с успехом, артистов тепло принимали[15].

В начале войны в репертуаре Руслановой появилась песня «Валенки», ставшая её «визитной карточкой». Лидия Русланова давала концерты для солдат в течение всей войны. Выступать нередко приходилось в сложных условиях — под открытым небом в окопах, землянках, госпиталях. В апреле 1942 года в Спас-Нуделе, под Волоколамском, где Лидия Русланова выступала с концертами во 2-м гвардейском кавалерийском корпусе, она познакомилась с генерал-майором Владимиром Крюковым, соратником Георгия Жукова. Крюков был вдовцом: его жена умерла в 1940 году, оставив мужу пятилетнюю дочь Маргариту. Несколько раз Русланова по приглашению генерала приезжала в корпус Крюкова. Чтобы Гаркави не мешал ухаживаниям, его подпаивали и укладывали спать. В июле Лидия Русланова развелась с Гаркави и вышла замуж за Крюкова[20]. По поводу развода она говорила: «Ну что делать: генерала люблю, люблю всей душой, и Мишку жалко[19].»

Генерал, как вспоминала позднее Лидия Русланова, покорил её тем, что нашёл на складе старинные дамские туфли на французском каблуке и преподнёс ей: «Он этим своим вниманием меня и взял. А туфли что? Тьфу! Я такие домработнице не отдала бы»[20]. Сразу после свадьбы с Крюковым ездила в Ташкент, забрала дочь Крюкова — Маргариту, устроила в Москве, а после воспитывала как свою[9]. В конце войны Русланова забеременела от Крюкова, но врачи заставили беременность прервать, так как обнаружили у неё в начальной стадии диабет и его надо было как можно раньше пролечить.[4]

28 июня 1942 года Лидии Руслановой присвоили звание заслуженной артистки РСФСР.

На свои собственные средства, заработанные во время предвоенных гастролей, как свидетельствует Маргарита Крюкова, Лидия Русланова приобрела две батареи Катюш, которые были отправлены на Первый Белорусский фронт в корпус, которым командовал её муж[12].

Весной 1945 года Лидия Русланова вместе с наступающей армией прибыла в ещё не освобождённый от гитлеровских войск Берлин. Один офицер, увидев её на улице, закричал: «Куда идёшь?! Ложись: убьют!» А Русланова посмотрела на него и ответила: «Да где это видано, чтобы Русская Песня врагу кланялась!»[5]. Первое выступление русских артистов в Берлине состоялось 2 мая 1945 года, у стен рейхстага. Русланова выступала вместе с казачьим ансамблем песни и пляски Михаила Туганова[12]. Больше всего солдаты просили исполнить знаменитые «Валенки», и певица объявила: «А сейчас Валенки, не подшиты, стареньки, которые до самого Берлина дошагали!»[11]. Один из его участников, Борис Уваров, вспоминал:

«Сначала запел наш казачий хор, потом Русланова … Ком в горле встал, слёз не сдержать. Но не только со мной такое. Герои, орлы фронтовые, на груди тесно от наград, плакали не стыдясь. И заказывали, заказывали свои песни — кто сибирские, кто про Волгу-матушку …»

Концерт продолжался до поздней ночи. Георгий Жуков снял со своей груди орден и вручил Руслановой[17]. После концерта Русланова углём поставила свою подпись на колонне рейхстага рядом с фамилиями солдат[6]. В Берлине состоялось несколько концертов Лидии Руслановой — у рейхстага и у Бранденбургских ворот[21].

Великая отечественная война стала вершиной популярности Лидии Руслановой[11]. Всего на фронтах Великой Отечественной войны она дала более 1 120 концертов[19]. 24 августа 1945 года Георгий Жуков подписал приказ № 109/н: «За успешное выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленное мужество, за активную личную помощь в деле вооружения Красной Армии новейшими техническими средствами наградить орденом Отечественной войны I степени Русланову Лидию Андреевну».

Лидия Русланова после войны

После войны Русланова и Крюков жили роскошно. Как и до войны, Русланова продолжала коллекционировать старинные картины и антиквариат. Так, одна знакомая Лидии Руслановой вспоминала: «Жила она в переулке рядом с Домом литераторов. У неё не дом был, а музей! Стояла очень красивая павловская мебель. Помню диван, а на нём покрывало из чернобурок … Картин у неё очень много было. А ещё у Руслановой была такая красивая шкатулка из красного дерева, с хитрыми замками … полная драгоценностей…»[20]

Приёмная дочь Маргарита вспоминала: «Я всегда называла Лидию Андреевну мамой. Они с отцом были яркой парой. Мама умела подать себя так, что производила на всех впечатление высокой, статной женщины с царственной осанкой. А в отце было настоящее мужское начало. Дом наш всегда был полон гостей. Мама была прекрасной рассказчицей, придумывала смешные шарады, подарки, розыгрыши. Да и пироги у нас были самые вкусные — мама сама пекла»[22].

В июне 1947 года постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) «О незаконном награждении тт. Жуковым и Телегиным певицы Л. Руслановой и других артистов орденами и медалями Советского Союза» Лидия Русланова была лишена ордена Отечественной войны. Вместе с Руслановой наград лишились ещё 27 артистов, Жукову был объявлен партийный выговор, генерал-лейтенант Телегин был исключён из ВКП(б), уволен из армии, а позднее арестован[14]. Все они входили в круг знакомых маршала Георгия Жукова[23].

В середине 1948 года был раскрыт «заговор военных»[24]. В сентябре одновременно арестовали генералов из ближайшего окружения Жукова с целью добиться показаний против него[21]. В их число входил и муж Лидии Руслановой Владимир Крюков. 18 сентября 1948 года рано утром генерал собирался встречать с гастролей жену в аэропорту Внуково, но был арестован[24].

Арест и заключение

Почти одновременно с мужем была арестована и Лидия Русланова, которая в тот момент находилась в Казани[25]. По словам дочери Крюкова, Маргариты, Лидию Русланову арестовали потому, что она могла «поднять шум» на всю страну[12]. Лидии Руслановой было предъявлено обвинение по статье 58 УК РСФСР («Антисоветская пропаганда»)[23]. Помимо этого её обвинили в «грабеже и присвоении трофейного имущества в больших масштабах», а именно, что в конце войны, опустошая жилища отступавших немцев, генерал Крюков перевёз себе в Москву большое количество мебели, картин, драгоценностей. Согласно материалам архивно-следственных дел № 0046 и № 1762, в ходе обысков у Владимира Крюкова и Лидии Руслановой были изъяты: автомобиль «Horch 951А», два «Мерседеса»[26], «Ауди», сто тридцать две картины русских художников[27], тридцать пять старинных ковров, гобелены, антикварные сервизы, меха, скульптуры из бронзы и мрамора, декоративные вазы, библиотека старинных немецких книг с золотым обрезом, семьсот тысяч рублей наличными, 312 пар модельной обуви, 87 костюмов и другое[9].

На первых допросах следователь говорил о том, что ему известно о «разговорах антисоветского содержания», которые вела Русланова с конферансье Алексеевым. Её обвиняли в распространении клеветы на советскую действительность. Русланова виновной себя не признавала. Кроме того, следователь говорил о материалах следствия, которые изобличали Русланову в том, что она во время пребывания в Германии занималась грабежом и присвоением трофейного имущества в больших масштабах. Русланова не признала себя виновной, а в ответ на заявление следователя, что на даче было найдено огромное количество ценностей и имущества, сказала, что всё это принадлежало её мужу[28]. Допрос мог длиться по шесть—семь часов[25]. Следователь спрашивал о взаимоотношениях с Жуковым, но, не добившись желаемого, прекратил допросы[28].

После прекращения допросов Лидия Русланова стала успокаиваться: новых данных у следователя нет, и её скоро выпустят. Однако дело обстояло иначе. В январе 1949 года выходит распоряжение Главного управления по контролю за репертуаром при Наркомпросе СССР о наложении запрета на песни Руслановой.

«Снять с дальнейшего производства и запретить использовать в открытых концертах, трансляциях и радиопередачах все грампластинки с записями Лидии Руслановой. Разрешить реализацию имеющегося в наличии количества грампластинок в торговой сети, не допуская рекламной трансляции этих пластинок в магазинах»[24][29].

Следователю также было известно о том, что Лидия Русланова владела коллекцией драгоценных камней, но их во время обысков не нашли. Драгоценности хранились у домоправительницы Лидии Руслановой, которой Русланова полностью доверяла. Следователь пытался выведать у Руслановой, где она прячет эти сокровища. Певица долго сопротивлялась, но когда пригрозили, что арестуют всех её родных и тех, кто когда-то служил в её доме, Лидия Русланова не выдержала: «когда я представила себе, как будут мучить эту старушку и как она будет умирать в тюрьме, я не смогла взять такой грех на душу и своими руками написала ей записку о том, чтобы она отдала шкатулку»[30]. 5 февраля 1949 года следователь объявил, что «дополнительным обыском в специальном тайнике на кухне под плитой в квартире вашей бывшей няни Егоровой, проживающей на Петровке, 26, были изъяты принадлежащие вам 208 бриллиантов и, кроме того, изумруды, сапфиры, рубины, жемчуг, платиновые, золотые и серебряные изделия»[28]. Русланова объяснила, что эти бриллианты куплены на деньги, заработанные исполнением русских песен, и их приобретению были отданы все последние годы: «Я, не задумываясь, покупала их, чтобы бриллиантов становилось всё больше и больше. Я хорошо зарабатывала исполнением русских песен. Особенно во время войны, когда „левых“ концертов стало намного больше»[31]. На вопрос о полотнах русских художников Лидия Русланова признала, что «приобретению художественных полотен отдавалась со всей страстью»[28].

Большего от Руслановой не добились. Следователи МГБ запросили справку о состоянии здоровья Лидии Руслановой, чтобы знать, на сколько её хватит. В справке, выданной санчастью Лефортовской тюрьмы, говорится:

«При освидетельствовании здоровья заключённой Руслановой Лидии Андреевны оказалось, что она имеет хроническое воспаление жёлчного пузыря и печени, катар и невроз желудка, вегетативный невроз. Годна к лёгкому труду»[28].

28 октября 1949 года Лидия Русланова была приговорена Особым совещанием при МГБ СССР к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с конфискацией имущества.[14] Отбывать наказание её отправили в «Тайшетский филиал ГУЛАГа» — Озёрлаг[24]. Сперва Лидию Русланову отправили работать в село Изыкан Чунского района Иркутской области. В окрестностях Изыкана было три зоны. Женская колония находилась на окраине Изыкана. Заключённые должны были строить первую ветку БАМа, линию Тайшет — Братск[24]. В Изыкане Лидия Русланова строила здание нового клуба и рубленные из бруса дома на улице Мира. Русланова ходила на работу с охраной — двумя людьми из освобождённых заключённых[24]. Заключённых часто переводили из колонии в колонию — якобы для того, чтобы они не могли организовать своё общество. Когда по реке Лене шла баржа, на которой перевозили заключённых, люди, работавшие вдоль берегов, слушали, как по воде расстилается сильный женский голос, поющий русские народные песни. «Русланова поёт, Русланову опять переводят», — говорили люди[24]. Клуб был построен к 7 ноября. В этом клубе Лидия Русланова дала концерт.

После Изыкана Лидию Русланову перевели в Тайшет. В Озёрлаге в годы сталинских репрессий было немало актёров, певцов, музыкантов[30]. Кто-то грустно пошутил: «Артистов как на всесоюзный конкурс набрали»[12]. В Тайшете Лидия Русланова находилась с декабря 1949 по март 1950 года[28]. По словам бывшего начальника Озёрлага полковника Евстигнеева, Лидия Русланова вела себя просто, раскованно, когда серчала, могла крепко ругнуться[30].

Лидия Русланова давала концерты и в исправительно-трудовом лагере. Во время концертов аплодисменты были запрещены. Высшие чины колонии сидели в первых рядах. Большая столовая была заполнена людьми до отказа. Когда окончилось исполнение первой песни, зал молчал. Затем она спела вторую песню, и проделала это с такой силой, страстью, с отчаяньем, что зал не выдержал. Первым поднял руки полковник Евстигнеев, за ним загремел от восторга весь зал.[30]. Несмотря на все трудности, Лидия Русланова старалась не поддаться унынию[B 1].

Долго Лидия Русланова в Озёрлаге не пробыла: 26 марта 1950 года её перевели во Владимирскую тюрьму. Причиной этого стали её независимость, строптивый характер, а также «острый язык». Капитан Меркулов написал на неё донос:

«Русланова распространяет среди своего окружения антисоветские, клеветнические измышления, и вокруг неё группируются разного рода вражеские элементы из числа заключённых. На основании изложенного полагал бы выйти с ходатайством о замене 10 лет итл на тюремное заключение на 10 лет»[30].

Три месяца её допрашивали вновь, пытаясь получить от неё компрометирующие Жукова показания[14]. Во Владимирский централ Лидия Русланова прибыла 29 июня 1950 года, где отбывала наказание на основании выписки из протокола № 24а от 7 июня 1950 года Особого Совещания при МГБ СССР, согласно которой «её содержание в исправительно-трудовом лагере заменено тюремным заключением…».

Внешние изображения
[img0.liveinternet.ru/images/attach/c/4/78/903/78903942_Ruslanova_mugshot.jpg Фотография из личного дела заключённой Крюковой (Руслановой) Лидии Андреевны.]

Во Владимирской тюрьме сидела в то время актриса Зоя Фёдорова, с которой Лидия Русланова сдружилась[32]. Тюремное начальство, намекая на возможные послабления, не раз просило Русланову спеть на праздничном вечере, на что Русланова, выразительно глядя на решетку, отвечала: «Соловей не поёт в клетке»[25]. Лидия Русланова несколько раз попадала в карцер,[24][32] из-за чего у неё было несколько воспалений лёгких[9].

Её мужа в это время держали в тюрьме и допрашивали. 2 ноября 1951 года Владимир Крюков был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по статье 58—10 части 1 УК РСФСР и Закону от 7 августа 1932 года к лишению свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 25 лет, с поражением прав на 5 лет, конфискацией всего имущества и лишением медалей «За оборону Ленинграда», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы» и «30 лет Советской Армии и Флота». Одновременно с этим было возбуждено «ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении Крюкова В. В. звания Героя Советского Союза, медали „Золотая Звезда“, трёх орденов Ленина, ордена Красного Знамени, орденов Суворова 1-й и 2-й степени, ордена Кутузова 1-й степени».

См. также: Трофейное дело

Освобождение

25 апреля 1953 года, после смерти Сталина, Владимир Крюков написал в ЦК КПСС обстоятельное заявление с просьбой «назначить комиссию по пересмотру как моего дела, так и дела моей жены Руслановой», в котором, в частности, писал:

В Германии мы после войны покупали целый ряд вещей. На каждую вещь имелись счета (в деле их не оказалось). Три машины, обнаруженные у меня, тоже значатся как присвоенные, а на самом деле одна была подарена Верховным Главнокомандующим, на что имелись соответствующие документы; вторая куплена с разрешения Главнокомандующего оккупационными войсками. В акте значится как присвоенная даже служебный «Бьюик» выпуска 37 года. На все машины имелись документы. В акт внесена как присвоенная мной даже вся казённая мебель в моей служебной квартире в городе Черняховске…

Виновен ли я в присвоении трофейного имущества? Да, виновен, но не такого количества, как фигурирует в деле. И уж ни в какой степени не виновна моя жена, которая никакого отношения к этому не имела …[B 2].

Копию этого заявления он направил Георгию Жукову, который после смерти Сталина и ареста Лаврентия Берии стал заместителем министра обороны СССР. 2 июня 1953 года Жуков обратился к Никите Хрущёву. Через день члены Президиума ЦК КПСС получили служебную записку от Хрущева, в которой он написал: «По этому вопросу необходимо обменяться мнениями. Следовало бы проверить и пересмотреть это дело»[B 2].

Дело Руслановой было пересмотрено оперативно. В нём не нашлось материалов, которые уличали бы её в антисоветской подрывной деятельности и агитации. Не сочли её виновной и в присвоении государственного имущества, поэтому Особое совещание при министре внутренних дел Союза ССР 31 июля 1953 года (протокол № 30-а) решило «Постановление ОСО при МГБ СССР от 28 сентября 1949 года и 7 июня 1950 года в отношении Крюковой-Руслановой Лидии Андреевны отменить, дело прекратить, из-под стражи её освободить и полностью реабилитировать». В начале августа Лидию Русланову освободили. После освобождения она отправила письмо заместителю министра внутренних дел с просьбой пересмотреть дела Алексеева и Максакова, так как «оба осуждены в связи и на основании моих вынужденных показаний»[33]. 5 августа 1953 года она приехала в Москву, где по распоряжению Жукова для неё в гостинице Центрального дома Советской Армии был забронирован номер (квартира в доме писателей в Лаврушинском переулке была конфискована). Тяготясь одиночеством, она подолгу бывала в доме своего давнего друга, писателя Виктора Ардова[9][B 2], в квартире которого в Москве постоянно проживала Анна Андреевна Ахматова. В первые дни после освобождения Лидия Русланова разговаривала очень тихо, почти шёпотом и, если кто-то начинал говорить громко, она говорила: «Тише, тише, тише»[19]. В конце августа освободили и Владимира Крюкова. Супруги вместе с Маргаритой поселились в съёмной квартире. По воспоминаниям Маргариты Крюковой, Лидия Русланова невероятно страдала от перенесённого унижения, но никому этого не показывала. На вопрос дочери: «Всё, что ты заработала за 30 лет, отняли. Как ты можешь спокойно к этому относиться?» Лидия Русланова ответила: «Всё это не имеет значения. Унизили ни за что перед всей страной — вот это пережить невозможно»[12]. Во время заключения она подорвала голос. Лидия Русланова не хотела возвращаться на сцену, считая что зрители не примут её[9].

Тюрьма сильно подкосила здоровье Владимира Крюкова. Он ходил медленно, с согнутой спиной. Тогда Лидия Русланова решила вернуться на эстраду, дабы заработать на автомобиль для мужа. Лидия Русланова стала артисткой Всесоюзного гастрольно-концертного объединения. Через полтора месяца после возвращения, 6 сентября Лидия Русланова дала свой первый концерт. Зал Чайковского не мог вместить всех желающих, поэтому выступление транслировали по радио на всю страну, а также на площади перед концертным залом, где дежурила конная милиция[12].

Началась активная гастрольная жизнь, запись новых пластинок[15]. Первым, что приобрела Лидия Русланова, был автомобиль ЗИМ чёрного цвета для мужа. Квартира была в тот момент почти пустой. Через некоторое время у них была не только машина, но и дом в Переделкино. Удалось вернуть часть конфискованного имущества, в том числе 103 полотна[9][30]. Заниматься коллекционированием Лидия Русланова уже не хотела[12][30].

Последние годы жизни

Муж Лидии Руслановой, Владимир Крюков, так и не смог оправиться после тюрьмы. Он перенёс два инфаркта. 16 августа 1959 года он умер[34]. Лидия Русланова тяжело переживала потерю мужа и почти на год прекратила гастроли[6]. Вместе с сестрой Юлией Андреевной Лидия Русланова пропела панихиду в церкви по своему мужу[19].

В 60-х голос Руслановой часто звучал в радиоэфире, она принимала участие в фестивалях, выступала на концертных площадках страны, хотя и значительно реже, чем в 30-х — 40-х годах. Уже будучи пожилой, Лидия Русланова гастролировала по городам Советского Союза практически до конца жизни[8].

Несмотря на огромную популярность, звание народной артистки СССР Лидии Руслановой так и не было присвоено. Лидия Андреевна так и осталась заслуженной артисткой РСФСР. Когда на Всесоюзное радио приходили письма от слушателей, на конвертах чаще писалось: «Народной артистке СССР Лидии Руслановой»[35]. Леонид Утёсов, с которым певица дружила, по этому поводу говорил: «Руслановой звание вовсе не обязательно, у неё главное есть — имя!» Не выпустили Русланову и за границу[B 1].

В последние годы жизни Лидия Андреевна часто болела, жаловалась на сердце. Её отвозили в больницу, но, не выдерживая больничной обстановки, она самовольно уходила домой. Когда ей звонили домой и спрашивали, как она себя чувствует, обычно отвечала: «Шевелюсь». Однако, несмотря на преклонный возраст, голос её не старел[B 1].

Внешние изображения
[cs409926.vk.me/v409926522/529e/yjExE6eH418.jpg Лидия Русланова. 1970-е годы.]

В начале 1970-х годов режиссёр Евгений Карелов предложил Лидии Руслановой сняться в фильме «Я — Шаповалов Т. П.», посвящённом Великой Отечественной войне[36]. Русланова должна была петь солдатам в лесу, на привале. Сначала Лидия Андреевна отказалась, но режиссёр убедил её, что никто лучше её не справится с этой ролью. Русланова согласилась, но с условием не снимать её лица. Евгений Матвеев, исполнитель главной роли, позже вспоминал: «Она вышла уже одетая в свой сценический костюм, и ничегошеньки в этой народной любимице не было от звезды, примы, эстрадной богини… Просто родная русская женщина…» Снимавшимся в этом эпизоде солдатам не надо было играть, что Русланова им нравится[B 1]. Её сняли со спины, в отдалении. Лидия Андреевна говорила после съёмок: «Ох, как живо вспомнились мне годы войны! Окопы, землянки, поляны, госпитали, клубы осаждённого Ленинграда — где только ни приходилось петь!»

В августе 1973 года Русланову пригласили участвовать в эстрадных концертах на больших стадионах. Гастроли проходили в южных городах и заканчивались в Ростове-на-Дону, где полвека назад она дебютировала как профессиональная певица. Лидия Андреевна приняла приглашение, хотя лето в том году выдалось необычайно жарким. Заключительный концерт в Ростове-на-Дону превратился в подлинный триумф певицы. Круг почёта, совершаемый по дорожке стадиона, пришлось повторить несколько раз. Зрители, стоявшие в проходах амфитеатра, поклонники, которые заняли места на холмах поближе к стадиону, восторженно встречали медленно двигавшийся открытый автомобиль, на котором стоя ехала певица, улыбкой приветствуя слушателей[B 1].

Кончина

21 сентября 1973 года Лидия Андреевна Русланова скончалась от сердечного приступа. На сердце Руслановой нашли следы нескольких инфарктов[9]. Похоронена на Новодевичьем кладбище рядом со своим супругом Владимиром Крюковым (участок № 5). В последний путь её пришло проводить большое количество людей, в связи с чем у Новодевичьего кладбища в Москве было остановлено движение транспорта[B 1].

Музыка

Я на горку шла
Помощь по воспроизведению

Исполнительский стиль Руслановой, индивидуальный и яркий, восходит к традициям крестьян Поволжья.[10][18][37] Как отмечает Виталий Копалов, певица «обладала глубоким, грудным голосом (лирическое сопрано, переходящее в драматическое, однако „народного“ плана) большого диапазона и могла переходить от контральто к верхним нотам сопранового звучания»[38]. Голос Руслановой мощный, необыкновенно богатого, насыщенного тембра, очень звонкий, даже резкий и пронзительный, с ярко выраженной высокой певческой формантой. Такие свойства голоса были чрезвычайно выигрышны в условиях низкокачественной грамзаписи 1930—1940-х годов и низкокачественного радиовещания. Шеллаковые патефонные пластинки быстро истирались при воспроизведении, звучание фонограммы сильно искажалось. Звонкий, ярко звучащий голос Руслановой был хорошо слышен сквозь помехи, создаваемые испорченными грампластинками или радиопередачей, слова песен были легко узнаваемыми. Помимо прекрасного голоса, который до самой старости звучал мощно, блестяще и молодо, Русланова обладала сильным драматическим темпераментом, большим артистизмом, была физически очень сильна и энергична.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2872 дня]

До 6 лет Лидия Андреевна слышала в основном крестьянское пение Петровского уезда на свадьбах, посиделках, то есть с традиционными обрядовыми песнями, необрядовым фольклором и многоголосным распевом. Дядя Яша стал для неё образцом сольной мужской традиции и импровизационного мастерства. Рассматривая особенности Волжского песенного стиля, следует отметить их разноплановость. Волжский стиль в целом и саратовский в частности — это своеобразный сплав традиций переселенцев из других областей, результат взаимопроникновения культур народов Поволжья[7]. С 6 лет брала уроки пения и музыкальной грамоты у регента, церковный хор в кафедральном соборе Александра Невского приобщили будущую знаменитую певицу к новому музыкальному языку.

Тот факт, что голос солистки сравнивали с ангельским, говорит не только о богатой его природе, но и о грамотной постановке голоса и хорошем певческом дыхании, позволяющем свободно и легко резонировать под куполом храма[7]. В 12 лет Лидию Андреевну отправили ученицей на мебельную фабрику, где она развлекала своим пением работниц. По-видимому, именно в этой фабричной среде она приобщалась к городским песням, «жестоким романсам», балладам, таким как «Окрасился месяц багрянцем», «Очаровательные глазки», «Златые горы», «Шумел, горел пожар московский»[B 1]. Эти песни также повлияли на стиль Руслановой[7]. Завершающим эпизодом в её «образовании» были занятия с профессором Саратовской консерватории Михаилом Медведевым. Педагог-вокалист воспитывал в Лидии Руслановой навыки академического вокала; работал с ней над классическим репертуаром: романсами, ариями из опер[7]. Оперной певицей Лидия Русланова, как известно, не стала, но о Медведеве отзывалась с благодарностью[39].

Лидия Русланова, обладая абсолютным слухом и превосходной музыкальной памятью, не стремилась всё время исполнять один и тот же репертуар, собирая русские песни. Русланова знала так много разнообразных песен — северных, среднерусских, сибирских, казачьих — что могла бы удивить даже опытных фольклористов[B 1]. Она исполняла памятные, богатырские, молодецкие, разбойничьи, протяжные, заунывные, весёлые, игровые, круговые, хороводные, плясовые, балагурные, бурлацкие, скоморошьи, обрядные, свадебные, гулевые, подблюдные, бабьи, посиделковские песни, а также былины, плачи, заплачки и думы. Каждая песня становилась небольшим спектаклем[5].

Лидия Русланова была также талантливым интерпретатором песен: могла спеть одну несколько раз, и каждый раз по-новому. Многие из песен Лидия Андреевна «реабилитировала». Самый яркий пример — её вариант шуточной песни «Валенки», изначально — дореволюционной цыганской песни. Примитивная мелодия и такие же примитивные слова Русланова обыграла блестяще, сделав из деревенских страданий целый моноспектакль. Руслановские «Валенки» не похожи ни на какие ранее известные напевы[37].

Лидия Русланова не ограничивалась только русскими народными песнями. Она исполняла и песни советских композиторов. Так, она первой запела песню гражданской войны «По долинам и по взгорьям», песни «Партизан Железняк» и «Враги сожгли родную хату» и другие. Одной из первых исполнила «Катюшу»[40].

Лёгкость, с которой Русланова исполняла песни, давалась упорным трудом. Она не раз говорила: «Хорошо петь — очень трудно. Изведёшься, пока постигнешь душу песни, пока разгадаешь её загадку. Песню я не пою, я её играю. Это целая пьеса с несколькими ролями»[41].

Оценки

Критические

Критику своего исполнительского стиля Русланова слышала во время обучения у профессора Медведева со стороны работников консерватории. Так, например, говорили, что она «до сих пор не умеет правильно петь». Здесь имеется в виду неакадемичность звучания, однако это естественно. «Народное» горловое пение и бельканто (то есть пение прикрытым, опёртым звуком) подразумевают разные постановки голоса, принципиально разный тип дыхания, разные эстетические модели звучания.

В советское время Русланову критиковали за то, что много зарабатывала, и за её характер, за «примитив и псевдонародность», её концертные костюмы, за «лубочность», а также за «разнузданные цыганские песни»[5]. Так, в 30-х годах в газете «Советское искусство» появилась статья с говорящим названием «Опошление народного искусства», в которой писалось: «„Солистки“ типа Руслановой поют каким-либо утробно-задушенным звуком. Разухабистостью, развязностью старой дореволюционной эстрады садового типа они заменяют напевность и скромность народного исполнения» и тому подобное[19]. 17 апреля 1948 года в той же газете была напечатана статья «Поговорим об эстраде», где писалось: «Ряд серьёзных упреков можно предъявить к такой популярной артистке эстрады, как Лидия Русланова. Кое-кто продолжает называть русскими певицами артисток, которые появляются на сцене в сарафанах и лаптях и исполняют частушки под саратовскую гармонь. Но эти наряды выходят из моды даже в самых глухих деревнях, а ещё больше выходят из моды „раздолье удалое и сердечная тоска“. Неслучайно Л. Русланова, продолжающая линию этих певиц, с таким трудом осваивает новый репертуар. Ей надо очень серьёзно подумать о своём положении на советской эстраде»[19][B 2].

После смерти певицы и распада Советского Союза оформилась новая волна обвинений в адрес Лидии Руслановой, уже не связанная с её певческой деятельностью. Ряд исследователей, в том числе Виктор Суворов, Александр Бушков и некоторые другие отрицали правомерность оправдания Лидии Руслановой по обвинению в присвоении трофейного имущества[44]. Так, например, Виктор Суворов в книге «Тень Победы» писал: «Главное в жизни Лидии Руслановой — обогащение. Стяжательство — её страсть и цель жизни. Воровством, мародёрством, скупкой и продажей краденого она сколотила баснословное состояние. Сколько бы она песен ни пела, в Советском Союзе она не смогла бы на все свои деньги купить даже раму от картины Айвазовского. А она имела картинную галерею. Поэтому её подпольный бизнес надо считать основным занятием. Остальное — прикрытием»[26].

Положительные

Татьяна Николаевна Барышникова, отбывавшая вместе с Руслановой срок в Озерлаге, так вспоминала о ней: «Это была актриса с большой буквы, это был мастер в самом высоком значении этого слова. Она играла каждую песню, проживала каждый номер на сцене. Помимо этого она была удивительно добрым, по-русски широким и щедрой души человеком. Она очень быстро сошлась с нами. Когда утром мы отвели её в барак к нашим мужчинам, она тут же нашла какие-то смешные байки, с большим юмором рассказала об этапе. Она держалась с мужеством, которое в ней просто поражало»[30].

Илья Набатов, её многолетний партнёр по сцене, так отзывался о ней: «Певицы такой, как Русланова, я за долгую жизнь на эстраде не встречал! Если вы спросите, какой голос был у Руслановой — сопрано? Меццо-сопрано? Колоратурное сопрано? Ни то, ни другое и не третье. У неё был русский голос со всеми его оттенками, широтой звука, задушевностью и необычайной силой воздействия. Широта её творческого диапазона была необыкновенной — ей одинаково удавались и лирика, и трагедийность, и безудержная, развесёлая удаль»[37].

Высоко оценивал талант Лидии Руслановой Леонид Утёсов. Ему принадлежат слова: «Её имя стало почти нарицательным: Русланова — это русская песня»[B 1].

Надежда Бабкина так вспоминает ощущения от выступления Лидии Руслановой: «Когда она выходила перед нами на сцену в Колонном зале, я просто задыхалась от счастья. Диво дивное! Потрясающая мощь! Уникальная женщина! И такой внутренней глубины, мне кажется, что дна там не видно»[45].

Виталий Вульф так отозвался о ней: «Роскошный голос. Контральто. Мастерство. Отчеканено каждое слово. Внешний облик замечательный. Дивное лицо. Властность, плавность, музыкальность»[19].

Интересные факты

 Стиль этого раздела неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка.
Следует исправить раздел согласно стилистическим правилам Википедии.
  • Когда Лидия Русланова жила в сиротском приюте, в Саратов с гастролями приезжала Надежда Плевицкая. У Лидии Руслановой не было денег, чтобы купить билет. Контролёр не хотел её пропускать, но, узнав, что перед ним та самая Сирота, пустил, наказав при этом сидеть незаметно[B 1].
  • В середине 1930-х годов Русланову пригласили выступить на правительственном приёме в Кремле. После выступления её позвали к столу, за которым сидела вся партийная и государственная верхушка, и предложили садиться. Русланова на это ответила: «Я-то сыта, вы вот родственников моих накормите в Саратове. Голодают». И якобы Сталин, услышав это, сказал: «Рэчистая». Больше Лидию Русланову не приглашали[46].
  • На одном из банкетов Лидия Андреевна случайно опрокинула бокал с вином на скатерть. Сидевший рядом Алексей Толстой недовольно пробормотал: «Осторожно, будет пятно на моих брюках!», на что Русланова сказала: «У тебя без пятен только брюки и остались!»[21]
  • Рассказывают, что однажды актёр Владимир Яковлевич Хенкин купил старинную картину и пригласил её зайти, чтобы посмотреть и сказать своё мнение. После обычных приветственных поцелуев Хенкин показал Руслановой полотно полуторастолетней давности в отличной раме — писанное маслом лицо полного мужчины. Восхищаясь мастерством живописца, Хенкин торжественно объявил, что это портрет Ивана Андреевича Крылова работы Тропинина. Лидия Русланова внимательно рассмотрела картину и со вздохом произнесла: «Ну, что не Тропинин, так это и не обязательно: ошибиться может каждый. Но изображён-то и не Крылов». На вопрос «А кто же?», Русланова ответила: «Это, Володя, собственной персоной Михаил Семёнович Щепкин! Был у тебя в прошлом такой коллега!..»[B 1]
  • Лидия Русланова нередко ходила в гости к друзьям-артистам. Так она познакомилась с певицей Надеждой Обуховой. Гости попросили обеих певиц спеть. Обухова, аккомпанируя себе на рояле, исполнила несколько романсов. Дошла очередь до Руслановой. «Простите, но после великой Обуховой я петь не могу, не смею». Надежда Андреевна встала и горячо поблагодарила Русланову: «Огромное спасибо вам, Лидия Андреевна, за такие высокие слова обо мне! Но чистосердечно скажу, что, как бы я ни пела, если бы мы стали выступать вместе в одном концерте, то больший успех всё равно был бы у Вас».[B 1]
  • Во время финской войны Илья Набатов на новогоднюю ночь решил подшутить над Руслановой и Гаркави, для чего выпросил у красноармейца маскировочный халат, шапку и винтовку. Когда машина с Руслановой и Гаркави поравнялась с Набатовым, он крикнул: «Стой». Из машины вывалился огромный человек в железной каске с пистолетом и крикнул: «Рус, сдавайся!». Илья Набатов испугался. Человеком в каске был Михаил Гаркави[B 1].
  • Лидия Андреевна рассказывала такой случай: приехав на фронт, увидела, как солдаты, собравшись у старенького патефона, слушают песни в её исполнении, подошла к ним и спросила: «Отдыхаете?». Её не узнали, ответили «Нет, мы на посту». «На посту, а патефон крутите», — возразила певица. «Не твоё дело, тётка, проходи». Тогда она решила разыграть солдат и спросила: «А кто это поёт?». А они ей: «Экая ты темнота, Русланову не знаешь». Певица ответила: «А я и есть Русланова». Бойцы не поверили, засмеялись. Русланова показала паспорт. Не убедила. Тогда она подошла к патефону, остановила пластинку и запела «Липу вековую»…[5] Бойцы остолбенели. А потом извинялись, и все долго хохотали[B 1].
  • Лидия Русланова была известна в артистической среде не только своими исполнительским талантом, но и своим характером. Её порой побаивались. Известен случай, когда Лидия Русланова отчитала одну певицу, сказав ей: «Песню надо петь, а не шептать! Если голоса нет — садись в зал, других слушай. Конечно, ты про любовь поёшь, тут кричать вроде бы ни к чему, но хоть любимый-то твой признания должен услышать?! И потом, что же ты поёшь, любезная моя? Что же это у тебя вся любовь какая-то неудачная: он ушёл, она изменила, они не встретились… А радость-то где же? А дети-то откуда берутся? И ещё — ты объявляешь: народная песня Сибири! Ты, моя любезная, народную-то песню не трогай! Она без тебя обойдётся, и ты без неё проживёшь! Вот так, моя любезная.»[9]
  • Будущая актриса Нина Русланова, детство которой прошло в детских домах, получила свою фамилию в честь певицы Лидии Руслановой[47].
  • 18 августа 2014 года в программе Прямой эфир, на телеканале Россия-1 пенсионер из города Киров Юрий Лимой заявил о том, что Лидия Русланова является его матерью. По результатам экспертизы ДНК он смог доказать родство с Юлией Лейкиной, племянницей Руслановой.

Увековечение памяти

В её честь в 1985 году назван кратер Русланова на Венере.

В честь столетия со дня рождения Лидии Руслановой в Малосердобинском районе Пензенской области была открыта Мемориальная доска, расположенная на здании районной детской школы искусств[48][49].

7 декабря 2001 года, в Москве, по адресу Ленинградский проспект, дом 66, где Лидия Русланова прожила последние 20 лет жизни, была открыта мемориальная доска. Автор мемориальной композиции — Салават Щербаков[50].

Во многих регионах России проводятся конкурсы народных песен имени Лидии Руслановой. Такие конкурсы регулярно проходят в Волгограде («Открытый межрегиональный конкурс-фестиваль народного искусства имени Заслуженной артистки России Лидии Руслановой»)[51], Саратове («Всероссийский конкурс исполнителей народной песни имени Лидии Руслановой»; проводится с 1993 года)[52][53], Пензе (Конкурс исполнителей народной песни имени Лидии Руслановой «Жемчужинки России»[54], конкурс-фестиваль молодых исполнителей народной песни «Русланочка»[55]), Козельске (фестиваль-конкурс исполнителей народной песни, посвящённый памяти Лидии Руслановой)[56] и других регионах. В 2007 году в Алдане состоялся конкурс вокалистов им. Лидии Руслановой[57].

6 октября 2008 года в Иркутске состоялась премьера спектакля «Барыня», посвящённого памяти Лидии Руслановой[58].

Киновоплощения

Дискография

CD

  • 1996 — Поёт Лидия Русланова[59]
  • 2000 — Царица Русской песни[60]
  • 2001 — Великие исполнители России XX века. Лидия Русланова
  • 2002 — Русские народные песни. Записи 1930-40-х годов[61]
  • 2007 — Имена на все времена. Лидия Русланова[62]

Кино и видео

Документальные фильмы о Руслановой

  • [www.youtube.com/watch?v=sK5gHgPf3QY&list=RDpSgPf3cUdkg&index=8 Жестокий романс Лидии Руслановой.] Студия 24 карата. 2007 г.

Напишите отзыв о статье "Русланова, Лидия Андреевна"

Примечания

  1. ↑ 1 2 С. Е. Михеенков. Лидия Русланова. Душа-певица.. — М.: Молодая гвардия, 2014. — 352 с. — ISBN 978-5-235-03688-8.
  2. ↑ [www.comk.ru/pages/pages.asp?id=106 WWW.COMK.RU — Саратовский областной музей краеведения]
  3. ↑ 1 2 наиболее распространённая версия; по данным пензенских краеведов, Лидия Русланова родилась в деревне Даниловка Петровского уезда Саратовской губернии
    (ныне Лопатинский район Пензенской области) [www.penza-online.ru/encycl.21.htm см.1] [www.penza-press.ru/lenta-novostei/v-penze-sostoitsya-konkurs-ispolnitelei-narodnoi-pesni-imeni-lidii-ruslanovoi см.2]; третья, довольно малочисленная, группа источников называет местом рождения Лидии Руслановой село Александровка Малосердобинского района Пензенской области [tv-express.ru/news_info/4981/ см.3], [penza.rfn.ru/rnews.html?id=13917 см.4]
  4. ↑ 1 2 3 «Маргарита Крюкова: Мифы и правда о моей маме Лидии Руслановой» 7 дней, № 13, 2014
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 Антон Трубайчук. [www.chelpress.ru/newspapers/dil/archive/26-10-2000/7/LIDIA.shtml Русланова потрясла Шаляпина и всю Россию](недоступная ссылка — история). «Городской дилижанс» (26.10.2000). Проверено 23 февраля 2009. [web.archive.org/20090318042729/www.chelpress.ru/newspapers/dil/archive/26-10-2000/7/LIDIA.shtml Архивировано из первоисточника 18 марта 2009].
  6. ↑ 1 2 3 4 5 Екатерина Симонова. [vecherka.su/katalogizdaniy?id=8282&year=2007&month=4 Генералиссимус русской песни]. Вечерний Челябинск (27.10.2006). Проверено 23 февраля 2009. [www.webcitation.org/612triAIa Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 Ирина Егорова. [www.astrasong.ru/index.php/science/article/375/ Лидия Русланова и саратовский певческий стиль]. Проверено 19 апреля 2012.
  8. ↑ 1 2 3 4 Юрий Белов. [www.molva33.ru/news/?news=1211 Девушка пела в церковном хоре]. Молва. Проверено 23 февраля 2009. [www.webcitation.org/612tuKyqD Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  9. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Ирина Лыкова. [kymiry-xx-veka.narod.ru/ruslanova/ruslanova.htm Кого всю жизнь искала Лидия Русланова]. Проверено 23 февраля 2009. [www.webcitation.org/612twFCPm Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  10. ↑ 1 2 3 4 5 6 Анатолий Новиков. [oldstars.narod.ru/ruslanova.html Лидия Русланова]. Проверено 23 февраля 2009. [www.webcitation.org/612twk6Wg Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  11. ↑ 1 2 3 4 5 Виолетта Баша. [world.lib.ru/b/basha_w_w/ruslanova.shtml Она пела на ступенях Рейхстага]. Проверено 23 февраля 2009. [www.webcitation.org/612txPkCi Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Маргарита Крюкова. [amnesia.pavelbers.com/Lidija%20Ruslanova.htm Моя вторая мама — Лидия Русланова]. Проверено 23 февраля 2009. [www.webcitation.org/612ty4vXk Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  13. ↑ 1 2 3 4 Валерий Сафошкин. [www.a-pesni.golosa.info/drugije/a-valenki.htm Валенки, да валенки…]. Я люблю тебя, жизнь: Песни на все времена. Изд-во Эксмо (2004). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612tz3jst Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  14. ↑ 1 2 3 4 [www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper220/ Филипп Рубис. Народная певица ГУЛАГа]
  15. ↑ 1 2 3 4 Владимир Вахрамов. [pravda.kursknet.ru/news.php?article=5226 «От Рейхстага до Гулага»]. Курская Правда (18.5.2008). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612u1cIni Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  16. ↑ Министерство Культуры Пензенской области. [asci.icsmir.ru/viewresult.asp?ID=32 Мордва. Очерки по истории, этнографии и культуре мордовских народов.](недоступная ссылка — история). Саранск (2004). Проверено 25 февраля 2009. [web.archive.org/20090319094910/asci.icsmir.ru/viewresult.asp?ID=32 Архивировано из первоисточника 19 марта 2009].
  17. ↑ 1 2 Министерство Культуры Пензенской области. [www.mk-penza.ru/news/index.php?id=224 105 лет со дня рождения Лидии Андреевны Руслановой](недоступная ссылка — история) (24.10.2005). Проверено 25 февраля 2009. [web.archive.org/20090319113022/www.mk-penza.ru/news/index.php?id=224 Архивировано из первоисточника 19 марта 2009].
  18. ↑ 1 2 [sargarmonika.3dn.ru/news/2008-12-01-13 Саратовская гармоника и Лидия Андреевна Русланова.]. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612uKRPMX Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  19. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Павел Лобков. [www.5-tv.ru/video/1015629/ «Победительницы» — Лидия Русланова]. 5 канал (30.01.2008). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612tzUylX Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  20. ↑ 1 2 3 4 Раззаков Ф. И. [taina.aib.ru/biography/lidia-ruslanova.htm Досье на звёзд 1934—1961]. ЭКСМО-Пресс (1998). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612u2OsEr Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  21. ↑ 1 2 3 [www.rutv.ru/tvpreg.html?id=111424&cid=5079&d=0 Жестокий романс Лидии Руслановой]. РТР-Планета (24.5.2007). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612u8XeA8 Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  22. ↑ [www.aif.ru/archive/1630325 Моя вторая мама - Лидия Русланова], 05/11/2003
  23. ↑ 1 2 Сергей Турченко. [www.trud.ru/issue/article.php?id=200111152110801 Бриллианты в валенках]. Труд (15.11.2001). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612u2r5xI Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  24. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Берт Корк. [pressa.irk.ru/sm/2005/16/003003.html Лидия Русланова строила деревню под Чуной]. СМ номер один (28.4.2005). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612u6ka7z Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  25. ↑ 1 2 3 Борис Сопельняк. [www.ogoniok.com/archive/1998/4573/38-24-29/ «Валенки» и бриллианты Лидии Руслановой]. Огонёк. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612uAIjDi Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  26. ↑ 1 2 Виктор Суворов. [www.odessitclub.org/reading_room/suvorov/ten_pobedy/23.htm Тень победы]. Глава 23. Ближний круг (2007). Проверено 15 марта 2009. [www.webcitation.org/612uBqa1f Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  27. ↑ А именно: 7 картин Маковского, 5 — Шишкина, 5 — Кустодиева, 4 — Нестерова, 4 — Репина, 3 — Поленова, 3 — Малявина, 3 — Сомова, 3 — Айвазовского, 2 — Серова, 2 — Врубеля, по одной — Сурикова, Васнецова, Верещагина, Левитана и других художников
  28. ↑ 1 2 3 4 5 6 Дарья Баранкина. [pressa.irk.ru/kopeika/2004/39/011001.html Необычные гастроли Лидии Руслановой в Тайшете]. Копейка. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612uCNOgW Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  29. ↑ Сергей Хвостовец. [www.verstov.info/1298-den-kogda-zapretili-katjushu.html В этот день 60 лет тому назад запретили «Катюшу»]. verstov.info. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612uE1OMn Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  30. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Леонид Мухин. [www.anticvari.ru/news/Vostocnosibirskay_pravda_subbota_21.html Лидия Русланова: пять вычеркнутых лет.](недоступная ссылка — история). Восточно-сибирская правда (21.10.2000). Проверено 25 февраля 2009. [web.archive.org/20090319090754/www.anticvari.ru/news/Vostocnosibirskay_pravda_subbota_21.html Архивировано из первоисточника 19 марта 2009].
  31. ↑ Борис Сопельняк. [www.mirnov.ru/arhiv/mn742/mn/31-1.php Лидию Русланову посадили из-за маршала Жукова]. Мир Новостей. Проверено 4 апреля 2009. [www.webcitation.org/612uGiyFu Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  32. ↑ 1 2 Дмитрий Кошелев, Виктор Калабин. [vladimir.rfn.ru/rnews.html?id=2267 57 лет назад во «Владимирском централе» звучал голос Лидии Руслановой]. ГТРК Владимир (27.10.2005). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612uHbZII Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  33. ↑ [www.mirnov.ru/arhiv/mn743/mn/27-1.php МИР НОВОСТЕЙ]
  34. ↑ [mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/biograf_k.htm Биографии — К](недоступная ссылка — история). Проверено 25 февраля 2009. [web.archive.org/20030719181045/mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/biograf_k.htm Архивировано из первоисточника 19 июля 2003].
  35. ↑ Виктор Денисов. [www.ap.altairegion.ru/069-06/gv.html Я песню не пою, я песню играю]. Алтайская правда (17.3.2006). Проверено 3 марта 2009. [www.webcitation.org/6IM63oxAt Архивировано из первоисточника 24 июля 2013].
  36. ↑ [www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/8157/annot/ Высокое звание]
  37. ↑ 1 2 3 Юрий Бирюков. [1001.vdv.ru/arc/birykov/issue67/ Песня далёкая и близкая](недоступная ссылка — история). Проверено 25 февраля 2009. [web.archive.org/20090209063909/1001.vdv.ru/arc/birykov/issue67/ Архивировано из первоисточника 9 февраля 2009].
  38. ↑ Виталий Копалов [ruskline.ru/analitika/2012/05/12/pesnya_dusha_naroda Песня — душа народа], Материал из сборника «1150-летие России: от истоков до современности (862—2012 гг.)» // «Русская народная линия», 12.05.2012
  39. ↑ Д. К. Самин. 100 великих вокалистов. 2004.
  40. ↑ Лидия Андреевна Русланова // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  41. ↑ Аркадий Лисенков, Вячеслав Щуров. [www.govoritmoskva.ru/vremya/081003191000.html Судьба русской песни](недоступная ссылка — история). Говорит Москва. Проверено 4 апреля 2009. [web.archive.org/20081011184449/www.govoritmoskva.ru/vremya/081003191000.html Архивировано из первоисточника 11 октября 2008].
  42. ↑ Данный список далеко не полон; песни взяты из дисков с песнями Лидии Русланой, книги Стронгина и других источников, указанных в примечаниях
  43. ↑ [www.a-pesni.golosa.info/popular20/chumelgorel.htm Сл. Н. Соколова — Шумел, горел пожар московский (с нотами)]
  44. ↑ Александр Бушков. [www.ozon.ru/context/detail/id/2261015/ Сталин. Ледяной трон] (2005).
  45. ↑ [www.babkina.ru/eng/001005003/2 А.Гордон]. Первый канал (ноябрь 2004). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/615tAFIYu Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  46. ↑ Михаил Ардов «Легендарная Ордынка». 1994
  47. ↑ [www.1tv.ru/owa/win/ort6_palm_main.main?p_topic_id=83802 Юбилей у прославленной актрисы Нины Руслановой 1 канал]
  48. ↑ tv-express.ru/region_info/15/ Малосердобинский район: Телеканал Экспресс
  49. ↑ [www.penza-online.ru/encycl.21.htm Известные люди пензенской земли]
  50. ↑ [www.rian.ru/society/20011227/43893.html В Москве открыта мемориальная доска в память о Лидии Руслановой]
  51. ↑ [tula.rfn.ru/rnews.html?id=547 Тульская вокалистка поёт в Волгограде песни Руслановой]
  52. ↑ [modnt.ru/invites/21/ VI Всероссийский конкурс исполнителей народной песни имени Лидии Андреевны Руслановой]
  53. ↑ [www.nedelia.ru/oldarch/archiv/2003/52-61/page12.htm Эх, валенки — не подшиты, стареньки]
  54. ↑ [www.tatar-inform.ru/news/2008/10/12/136553/ В Пензе пройдет конкурс исполнителей народной песни имени Лидии Руслановой]
  55. ↑ [www.penza.ru/culture/news/ruslanochka Областной конкурс — фестиваль молодых исполнителей народной песни «Русланочка»], официальный портал Правительства Пензенской области
  56. ↑ [www.1sn.ru/14117.html В Калужской области состоялся песенный конкурс памяти Лидии Руслановой]
  57. ↑ [hghltd.yandex.net/yandbtm?url=http%3A%2F%2Fwww.ysia.ru%2Fview.asp%3Fid%3D24.12.2007-13&text=%CA%EE%ED%EA%F3%F0%F1%20%CB%E8%E4%E8%E8%20%D0%F3%F1%EB%E0%ED%EE%E2%EE%E9&qtree=dnDwmLdDtqPlsce%2Fu%2BvqRdT31C5iGMDNLlYEcJqsUlVrC7IvMFqygjlFLNo%2F6k5PMxQi1nnvp8U8HtJSoHEnnsx0rltrmW%2BlUhCtZyxekbfFl31dDF5KJMusRJiAUNGb6hzL7u0Fhva14rxbcpH3hYxQrF%2FHanYcgEiejlskDNLiLDvPO39KYFYi%2FMwDEEv6PFZzACz8dUVsot9e9VK6hvkeceYX690q1NDfCI4PIYGnu4DTvE172TjZ9J4Pc%2Bl7UR4TNFSDDczbLec7w%2FsnnjuwujbgcYjFi0P%2BVAl4Jv%2ByJ%2FiqlSBv1Q%3D%3D Конкурс вокалистов им. Л. Руслановой]
  58. ↑ [vesti.irk.ru/obshestvo/2008/10/06/31882/ Зрители с удовольствием посмотрели спектакль о жизни Лидии Руслановой]
  59. ↑ [www.bgshop.ru/description.aspx?product_no=8812118 альбом «Поёт Лидия Русланова»]. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/615tBB2au Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  60. ↑ [www.rstfond.ru/index.php?productID=121 альбом «Царица русской песни]. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/615tCiE3U Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  61. ↑ [blagoslovenie.su/izdat/disk/disk_ruslanova/ru/index.php?img=1 Поёт Лидия Русланова. Русские народные песни. Записи 1930-40-х годов]. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/615tE2MR2 Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  62. ↑ [www.ozon.ru/context/detail/id/4153976/ Имена на все времена. Лидия Русланова (mp3)].

    63. </ol>

Библиография

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 Варлен Стронгин. [www.zone-x.ru/showTov.asp?Cat_Id=245197 Тюрьма и воля Лидии Руслановой]. Молодая Гвардия (2005). Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/612tstURV Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  2. ↑ 1 2 3 4 5 Валерий Сафошкин. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages.xtmpl?Key=22296&page=169 Лидия Русланова — от Рейхстага до ГУЛАГа] (2002). Проверено 21 марта 2009. [www.webcitation.org/612uJdBkE Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  • Вардугин В. И. Легенды и жизнь Лидии Руслановой. Саратов: Приволжское книжное издательство, 1999 г.
  • Волочков Г.В. Лидия Русланова. — «Фортуна ЭЛ» 978-5-9582-0056-6, 2012 г..
  • Михеенков С.Е. Лидия Русланова. Душа-певица. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 318 с. - (Жизнь замечательных людей). - 3000 экз. - ISBN 978-5-235-03688-8

Ссылки

  • Берт Корк. [pressa.irk.ru/sm/2005/16/003003.html Лидия Русланова строила деревню под Чуной] (28.4.2005). Проверено 3 марта 2009. [www.webcitation.org/612u6ka7z Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  • Павел Лобков. [www.5-tv.ru/video/1015629/ «Победительницы» — Лидия Русланова]. 5 канал. Проверено 3 марта 2009. [www.webcitation.org/612tzUylX Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  • Светлана Шестакова. [pressa.irk.ru/friday/2004/46/012001.html Подземная кухня озерлага]. Проверено 3 марта 2009. [www.webcitation.org/615tEiTUg Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • Ирина Егорова. [www.astrasong.ru/c/science/article/375/ Лидия Русланова и саратовский певческий стиль](недоступная ссылка — история). Проверено 3 марта 2009. [web.archive.org/20090318072004/www.astrasong.ru/c/science/article/375/ Архивировано из первоисточника 18 марта 2009].
  • Кирилл Орлов. [gazeta.aif.ru/online/longliver/16/12_01 Лидия Русланова: «Европу уважаю. Россию люблю до боли»]. Аргументы и Факты. Проверено 3 марта 2009. [www.webcitation.org/615tGYCsc Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • [www.liveinternet.ru/users/leonsija/post85407089/ Душа-певица]. Проверено 3 марта 2009.
  • [www.youtube.com/watch?v=pg8Xby0uTMQ Валенки. Запись с «Голубого огонька». 60-е годы]. Проверено 3 марта 2009.
  • Борис Сопельняк. [www.psj.ru/saver_national/detail.php?ID=6012 Соловей не поёт в клетке]. Проверено 3 марта 2009. [www.webcitation.org/615tIeUxY Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • [teatr-teatr.ru/index.php?artcat=3&see=247 Певцы. Лидия Андреевна Русланова]. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/615tJXZ7Q Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • [www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=180 История жизни]. Проверено 4 апреля 2009. [www.webcitation.org/615tK3f44 Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • C.Внукова. [old.samara.ru/paper/41/2998/44130/?printable Опиши ты мне эту русскую бабу]. Проверено 4 апреля 2009. [www.webcitation.org/64tbipTKf Архивировано из первоисточника 23 января 2012].
  • Н.П.Афанасьев. [lvk.cs.msu.su/~lasaine/ruslanova.pdf Былого ищу следы]. Проверено 5 июля 2011. [www.webcitation.org/615tLKljd Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • Гузель Агишева. [www.izvestia.ru/news/367483 Лидия жизни]. Известия (27-10-2010). Проверено 15 июня 2016.
  • Ирина Егорова. [dlib.rsl.ru/loader/view/01003470220?get=pdf Исполнительский стиль Л. А. Руслановой в контексте художественной интерпретации народных песен (автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата искусствоведения)] (2009). Проверено 15 июня 2016. При сохранении с расширением .pdf.txt заменить расширение файла на .pdf


Отрывок, характеризующий Русланова, Лидия Андреевна

– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Русланова,_Лидия_Андреевна&oldid=81473103»