Лобанов, Андрей Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лобанов Андрей Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Лобанов.
Андрей Михайлович Лобанов
Профессия:

театральный режиссёр, театральный педагог

Театр:

Театр им. М. Н. Ермоловой

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Андрей Михайлович Лоба́нов (28 июля (10 августа) 1900, Москва — 18 февраля 1959, Москва) — советский театральный режиссёр и педагог. Народный артист РСФСР (1947). Лауреат Сталинской премии второй степени (1946).





Биография

Андрей Лобанов родился в Москве в семье эконома 1-й классической гимназии. Закончив гимназию в 1918 году, поступил на юридическое отделение факультета общественных наук Московского университета. Во время учёбы познакомился и сблизился на общем интересе к театру с Осипом Абдуловым, Михаилом Астанговым и Рубеном Симоновым. Вместе они участвовали в драматической секции студенческого клуба «Наука и искусство» под руководством актёра Опытно-показательного театра А.З.Народецкого. В 1918 – 1919 гг. было поставлено несколько спектаклей, после чего секция распалась.

1919 — 1930 гг.

В 1919 году все четверо поступили в студию артиста Художественного театра Александра Гейрота, но в конце того же года перешли в Шаляпинскую студию. Одновременно Лобанов оставил учёбу в университете. Студия дала ему возможность наблюдать за режиссёрской работой Е. Б. Вахтангова и Л. М. Леонидова, участвовать в этюдах с Ф. И. Шаляпиным и А. Д. Диким.

В 1921 году поступил в школу Второй студии Художественного театра, в связи с чем ушёл из Шаляпинской студии. Через год, однако, в поисках независимости и самостоятельности Лобанов покинул и эту школу, но попытка организовать собственную студию оказалась неудачной. В 1924 году он закрыл студию и вместе с наиболее способными учениками перешёл в Студию Ю. А. Завадского. Он преподаёт в студии, ставит спектакли в драматических коллективах трудовых предприятий. Одновременно, в том же 1924 году поступил актёром в Театр имени В. Ф. Комиссаржевской. Работал под руководством педагога-режиссёра В. Г. Сахновского, в нашумевшем спектакле которого «Мёртвые души», оказавшем на Лобанова большое влияние, исполнил роль жены Собакевича.

После закрытия театра в 1926 году поступил актёром в Государственный драматический экспериментальный театр при Профклубной мастерской. Осенью того же года Р. Н. Симонов пригласил Лобанова в организуемую им студию. Коллектив составился из группы молодых актёров Шаляпинской студии, студийцев «Синей птицы» и студентов-выпускников Центрального техникума театрального искусства. В 1928 году помогал Симонову ставить спектакль-инсценировку пародийного романа С. Заяицкого «Красавица с острова Люлю», в 1930 году поставил спектакль на современную тему «Мы должны хотеть» В. Державина. Продолжал преподавать в Студии Ю. А. Завадского, в 1927 году ставшей театром-студией, и участвовать в спектаклях Профклубной мастерской.

1931 — 1941 гг.

В 1931 году поставил в студии Р. Симонова «Таланты и поклонники» А. Н. Островского. Спектакль был высоко оценён прессой и пользовался успехом у зрителей — к июлю 1935 года он прошёл около 600 раз при переполненном зале, а всего до закрытия театра в 1937 году около 1000 раз. Совсем иная судьба была у поставленного им в конце 1934 года «Вишнёвого сада» А. П. Чехова. В критических отзывах Лобанова обвиняли в искажении идеи пьесы и характеров персонажей, в неуважении к традиционным истолкованиям пьес Чехова в Художественном театре, в нигилизме по отношению к культурному наследию классиков и пр.

Лобанов работал в театре-студии Симонова все 11 лет до её закрытия в 1937 году путём слияния с московским Театром рабочей молодёжи (ТРАМ). Кроме «Талантов и поклонников» и «Вишнёвого сада» он поставил там ещё пять спектаклей. Работу в студии совмещал с режиссёрской деятельностью в нескольких театральных коллективах: в театре ВЦСПС в 1932 году поставил «Женитьбу Бальзаминова» А. Н. Островского (совместно с И. М. Рапопортом), в 1934 году в Театре рабочих ребят Бауманского района (с 1936 года — Московский театр для детей) поставил «Воспитанницу» А. Н. Островского и «Начало пути» («Алёша Пешков») по повести А. М. Горького (1941), в московском Театре юных зрителей — «Блуждающую школу» Л. А. Кассиля и С. А. Ауслендера (1935), в Центральном театре Красной Армии поставил «Восточный батальон» бр. Тур и И. Л. Прута (1935) и «Волки и овцы» А. Н. Островского (1937). Уже после закрытия студии Р. Симонова и до начала Великой Отечественной войны поставил «Живой труп» Л. Н. Толстого в московском ТРАМе (1938). С 1937 года А. М. Лобанов — режиссёр московского Театра революции, на сцене которого поставил «Таню» А. Н. Арбузова с Марией Бабановой в заглавной роли (1939) и «Простые сердца» К. Г. Паустовского (1940).

В 1939 году А. М. Лобанов был приглашён художественным руководителем Московского театра имени М. Н. Ермоловой Н. П. Хмелёвым для постановки пьесы Дж. Пристли «Время и семья Конвей». Премьера спектакля состоялась осенью 1940 года. До начала Великой Отечественной войны он прошёл 80 раз, после чего был снят с репертуара. В том же году поставил пьесу К. Гольдони «Слуга двух господ» в Театре сатиры.

1941 — 1945 гг.

Во время войны оставался в Москве, хотя ему предлагали работу в эвакуированных стационарных театрах. Ставил спектакли в Передвижном театре обозрения, фронтовых театрах ВТО, в Московском театре миниатюр, главным режиссёром которого был назначен в 1942 году. Поставил патриотический спектакль «Наша Москва» Н. М. Горчакова — о защите Москвы в 1812 и в 1941—1942 годах, а также несколько сатирических одноактных пьес[1]. Продолжал работу в театре имени М. Н. Ермоловой («Хирург Пирогов» Ю. П. Германа). В 1944 году принял предложение Н. П. Хмелёва стать его заместителем и сразу же начал готовить «Бешеные деньги» А. Н. Островского. После успешной премьеры спектакля в январе 1945-го поставил «Укрощение укротителя» Джона Флетчера.

1946 — 1958 гг.

В январе 1946 года после неожиданной смерти Н. П. Хмелёва А. М. Лобанов был назначен художественным руководителем театра. В 1946 году поставил «Старые друзья» Л. Малюгина и «Далеко от Сталинграда» А. А. Сурова. В период с 1947 по 1957 год он выпустил 13 спектаклей, в числе которых «Спутники» В. Ф. Пановой, «Дачники» и «Достигаев и другие» А. М. Горького, «Вечно живые» В. С. Розова[2]..

Много внимания Андрей Лобанов удалял педагогической деятельности: с 1933 года преподавал в ГИТИСе, с 1948 года — профессор; среди учеников — Георгий Товстоногов.

Он действительно уже несколько лет был серьёзно болен, к этому прибавились проблемы творческого характера, недоброжелательное отношение части труппы, болезненно воспринимаемая им критика последних работ. Тем не менее, уже на положении очередного режиссёра Лобанов продолжал работу в театре, в 1957 году поставил пьесу Н. Хентера «Вода с луны». Новый главный режиссёр Л. В. Варпаховский предлагал ему любую форму сотрудничества, однако свой последний спектакль «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского Лобанов поставил на сцене Театра сатиры (1958).


Андрей Михайлович Лобанов умер 18 февраля 1959 года. Похоронен 20 февраля в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 5).

Творчество

Андрей Лобанов проповедовал в театре «реалистичность, одухотворённую поэзией»; театр в его представлении был «микроскопом, поставленным перед глазами зрителя, позволяющим ему разглядеть жизнь во всех ее изгибах, извилинах, деталях, важнейших моментах»[2]. П. А. Марков пишет: «Лобанов – один из самых целомудренных и строгих режиссеров, хотя ему никак нельзя отказать в умной иронии и юморе. Как будто тихо и незаметно, но властно ведет он за собой зрителя и при его неугасающем внимании виртуозно пользуется своим методом, активно развивая характеры. Он мастерски владеет ритмом, знает силу паузы и четко ощущает стилистические и философские различия авторов»[3]. В числе лучших его спектаклей — «Таланты и поклонники» (1931), «Бешеные деньги» (1945) и «Невольницы» (1948) А. Н. Островского, «Таня» А. Н. Арбузова (1939), «Дачники» (1949) и «Достигаев и другие» (1952) А. М. Горького, «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского (1958). Осуществлённые им постановки пьес Горького театроведы относят к лучшим интерпретациям пьес драматурга[2].

Театральные постановки[4]

Театр-студия под руководством Ю. А. Завадского

  • 1928 — «Компас» В. Газенклевера (совместно с Ю. А. Завадским)

Театр-студия под руководством Р. Н. Симонова

Театр ВЦСПС

Театр рабочих ребят Бауманского района — Московский театр для детей

  • 1934 — «Воспитанница» А. Н. Островского
  • 1936 — «Голубое и розовое» А. Я. Бруштейн
  • 1939 — «Воспитанница» А. Н. Островского
  • 1941 — «Начало пути» («Алёша Пешков»). Инсценировка О. Д. Форш и И. А. Груздева повести А. М. Горького «Детство»

Московский театр юного зрителя

ЦТКА

Театр имени Ленинского комсомола — бывший Московский ТРАМ

Театр Революции

Передвижной театр обозрения

  • 1942 — «Наша Москва» (обозрение)

Фронтовые театры

Московский театр миниатюр

  • 1942 — «Москвичи-земляки» (режиссёры Б. В. Бельский, А. С. Менакер и Н. Ф. Тоддес)
  • 1943 — «Без намёков» (режиссёр А. С. Менакер)
  • 1943 — «Коротко и ясно» (режиссёры А. С. Менакер и Н. Ф. Тоддес)
  • 1944 — «Где-то в Москве». Обозрение В. С. Масса и М. А. Червинского (режиссёр А. С. Менакер)

Московский театр имени М. Н. Ермоловой

МАТС

Награды и премии

Сочинения

  • Работа над современным спектаклем — опубликована в кн.: Работа режиссёра над советской пьесой. — М.- Л., 1950.
  • Мысли о режиссуре — опубликована в сб.: Режиссёрское искусство сегодня. — М., 1962.

Напишите отзыв о статье "Лобанов, Андрей Михайлович"

Примечания

  1. ↑ Очерки истории русского советского драматического театра в 3-х т. — М.: АН СССР, 1960. — Т. 2. — С. 619. — 776 с. — 3 000 экз.
  2. ↑ 1 2 3 [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_155.php Лобанов, Андрей Михайлович] // Театральная энциклопедия / Гл. ред. Марков П. А. — М.: «Советская энциклопедия», 1964. — Т. 3.
  3. ↑ Марков П. А. О театре. — М.: Искусство, 1977. — Т. 4. Дневник театрального критика 1930-1976..
  4. ↑ Лобанов А. М. Документы. Статьи. Воспоминания / Сост. Г. Г. Зорина. — М.: «Искусство», 1980. — 407 с.

Литература

  • Блок В. Репетиции Лобанова. — М., 1962.

Источники

  1. Лобанов Андрей Михайлович — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Лобанов, Андрей Михайлович

– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лобанов,_Андрей_Михайлович&oldid=80919821»