Поццуоли
| Город
Поццуоли Pozzuoli 
Показать/скрыть карты
|
Поццуо́ли (итал. Pozzuoli, неап. Pezzulo) — город-порт на берегу одноимённой бухты Неаполитанского залива в Италии, в регионе Кампания, в центре знаменитой зоны сейсмической активности (см. «Флегрейские поля»).
Покровителем населённого пункта считается св. Прокл из Поццуоли. Его день ежегодно празднуется 16 ноября. Ранее город назывался Дикеархией (как город Великой Греции) и Путеолами (после основания римской колонии в 194 до н. э.).
История
Город обязан своим основанием (ок. 529 до н.э.) древним грекам, которые нарекли его Дикеархией («городом справедливости»). Самнитские войны доставили владение этой частью Великой Греции римлянам, которые переименовали город в Путеолы — по одним данным от слова puteus (колодец), а по другим — от латинского слова puteus (вонять), из-за того, что в городе часто воняет серой от вулканического кратера Сольфатра. Попытка Ганнибала завладеть городом в 214 г. до н.э. окончилась неудачно.
После приобретения статуса колонии в 194 г. до н.э. Путеолы процветали в качестве крупного торгового порта. После падения Римской империи землетрясения и угроза вулканических извержений вынудила жителей перебраться в близлежащий Неаполь. Часть древнего города из-за сейсмической активности ныне лежит под водой и исследуется морскими археологами.
Уже в древности Поццуоли был соединён с Неаполем туннелем, прорытым под прибрежной скалой, который вызывал изумление путешественников, включая П. А. Толстого, писавшего в 1698 году:
|
И, выехав из города Неаполя, видел вещь предивную: зделана дорога под землею шириною сажен пяти, а вышиною в одном конце от Неаполя тот проезд под землею сажень шести, а в другом конце ниже, а длиною тое дороги или проезду под землею будет с пятьсот сажень. В средине того проезду темнота великая и в день, для того что та дорога просечена сквозь великую гору каменную; и для светлости на средине тое дороги зделано вверх малое окно, однако ж от того окна светлости там мало. | 
|
Достопримечательности
Останки античного города — термы, рынок, некрополь с расписанными погребальными камерами — сравнительно хорошо сохранились. Среди них первое место принадлежит амфитеатру Флавиев, одному из крупнейших в древнем мире. Развалины рынка в туристических буклетах проходят как храм Сераписа. Сполии из храма Августа были использованы при возведении в Средние века собора св. Прокла.
В окрестностях города можно посмотреть на появившийся в XVI веке вулкан Монте-Нуово и вулканический кратер Сольфатара (англ.), время от времени выбрасывающий серные пары.
Города-побратимы
Напишите отзыв о статье "Поццуоли"
Ссылки
- [www.comune.pozzuoli.na.it/ Официальный сайт населённого пункта (итал.)]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Поццуоли
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
