Семья Жанны д’Арк

Семья Жанны д’Арк — включала родителей, трех братьев, сестру и несколько дальних родственников, в той или иной степени принимавших участие в истории национальной героини Франции.

Несмотря на все усилия исследователей, не существует единого мнения о происхождении семьи д’Арк из Домреми. В средневековой Франции существовало два селения, называемые Арк — это Арк-ан-Барруа (департамент Верхняя Марна, Шампань в шести милях от Шомона), и Арк-ан-Тий, в нынешнем департаменте Кот-д’Ор, недалеко от Дижона. Фамилия д’Арк также была достаточно распространена, её носили крестьяне, священники, горожане, дворяне, в том же Арк-ан-Тий владела замком некая Жанна д’Арк. Сторонники альтернативной версии происхождения Жанны, возводят эту фамилию к гипотетическому гербу семьи — луку (фр. аrc) и стрелам на лазоревом фоне, «традиционалисты» видят в ней указание на имя селения, из которого происходила семья. Не существует также единообразия в написании самой фамилии — в хрониках отмечаются варианты «Тарк», «Дарк», «Дай» и «Дей», что обычно объясняется особенностями лотарингского произношения, в котором звук «р» практически растворяется и записью фамилии на слух.

Отец

Жак д’Арк родился в 1375 или 1380 г. в Сеффоне, диоцез Труа, департамент Верхняя Марна как о том свидетельствовал его потомок — Шарль дю Лис. Дом, где он родился, позднее перешел к младшему сыну — Жану д’Арк. Как и музей Жанны в Домреми, этот дом, украшенный соответствующей мемориальной доской сохранился до нынешнего времени.

Женившись на Изабелле Роме, перебрался в Домреми, где занимался хлебопашеством, владел «двадцатью гектарами земли, из которых 12 составляла пашня, четыре — луга, и еще четыре — леса», лошадьми и достаточно большим стадом овец и коров. Семья д’Арк считалась весьма зажиточной, так в 1419 г. Жак приобрел в пользование замок Иль (ныне разрушенный), и в 1423 г. был старостой деревни Домреми, подчиняясь непосредственно местному прево. В его служебные обязанности входил, в частности, налоговый сбор и наблюдение за порядком, так подпись Жака д'Арк стоит на документе об уплате налогов местному землевладельцу.

В 1427 г. представлял деревню Домреми во время некой тяжбы, судьей в которой выступал Робер де Бодрикур, будущий соратник Жанны.

До конца жизни не одобрял решения дочери и всеми силами препятствовал её уходу из дому, в частности, пытаясь выдать замуж. Присутствовал на коронационных торжествах, причем король полностью возместил ему дорожные расходы и подарил коня для возвращения домой. Отцу Жанны было вменено в обязанность сообщить односельчанам о том, что отныне они свободны от королевского налога.

В 1429 г. получил дворянское звание и вместе с ним аристократическую фамилию дю Лис. Умер в 1431 г., и по свидетельству сельчан, до конца сокрушался о судьбе дочери.

По свидетельству самой Жанны на Руанском процессе:

Когда я еще жила с отцом и матерью, моя мать не раз говорила мне о том, что отцу снились сны, будто я, Жанетта, его дочь, уехала куда-то в сопровождении солдат, так он рассказывал об этом. Мои отец и мать делали все возможное, чтобы этого не случилось, и буквально не спускали с меня глаз. Я повиновалась им во всем, кроме того случая в Туле - когда речь пошла о замужестве. Я слышала от своей матери, что отец говорил братьям: «Клянусь, я был готов, если бы мой сон, что я видел о дочери, действительно сбылся, приказать вам её утопить, а если бы вам не хватило духу — утопил бы её собственными руками.» Он был вне себя от гнева, из-за того, что я уехала в Вокулер.

На вопрос, было ли это до или после того, как Жанне явилось предполагаемое откровение, она ответила: «Да, это случилось через пару лет, после того, как я впервые услышала Голос.»

Мать

Изабелла (Забийета) Роме (1385—1458) родилась в деревне Вутон (по месту рождения, в документах она иногда именуется Изабеллой де Вутон), в 7 милях к западу от Домреми. Считается, что Роме — не фамилия, а прозвище семьи, полученное после того, как один из предков совершил паломничество в Рим (фр. Rome).

По свидетельству её брата Паскереля, во время, когда Жанна отправилась к королевскому двору, её мать предприняла паломничество к святыням Пюи. Вместе с дочерью возведена в дворянское достоинство в декабре 1429 года.

После смерти мужа перебралась в Орлеан, к старшему сыну. В счетных книгах города сохранились отчеты об оплате за лечение «Изабелле Роме, матери Девы». Город выделил ей постоянную пенсию «48 су парижской чеканки в месяц», и в Орлеане она оставалась до смерти, в доме Анрие Анкетиля, причем опять же, по инициативе и за деньги городского совета, ей отдал свою служанку мессир Бертран, местный врач.

Формально выступила в роли истицы на совете реабилитации, который открылся 7 ноября 1450 года в Париже, в церкви Нотр-Дам.

Сестра

Катрин д’Арк (младшая?) сестра Жанны. Родилась, согласно принятой версии в 1413 г. Вышла замуж за Жана Колена, сына «Колена из Грё». Умерла совсем юной, еще до того, как Жанна покинула родной дом. Приблизительные даты жизни — 1413?-1429? гг.

Братья

Пьер

Пьер или Пьерло родился в 1408 г., год смерти неизвестен (некоторые исследователи называют дату 1501 г. - но она является чисто предположительной). Последовал за сестрой «во Францию», участвовал в осаде Орлеана, причем жил с ней в одном и том же доме, присутствовал в Реймсе на коронации и вместе со всей семьей был возведен в дворянское достоинство и получил фамилию дю Лис. Во время битвы при Компьене вместе с ней попал в плен, и вынужден был уплатить огромный выкуп, что довело его практически до разорения.

По возвращении получил от короля значительные подарки и милости, среди прочих был возведен в кавалеры аристократического Ордена Дикобраза. Получал пожизненную пенсию от городского совета Орлеана, также в награду от герцога Карла кроме денег получил во владение остров Иль-о-Беф.

Оставался в Орлеане до конца жизни, после смерти мужа к нему перебралась Изабелла Роме. Сын Пьера, Жан, по непонятной причине получил прозвище «Дева», которое до того носила Жанна. В семье Пьера дю Лис как реликвии хранились три письма Жанны и якобы принадлежавший ей меч, потерянный во времена Великой Французской революции.

Жан

Годы жизни — 1409—1440. Сопровождал Жанну с начала её миссии, в Невшатель, затем к королевскому двору, принимал участие в боевых действиях. Вместе с братом Пьером, жил вместе с ней в Орлеане в доме у Жака Буше. В 1429 г. получил дворянство и затем — должность прево Вокулера.

Опять же, вместе с братом Пьером, «признал» в Жанне дез Армуаз сестру, пытался убедить в том короля. Во время процесса реабилитации, стоял во главе комиссии, опрашивавшей сельчан в Домреми, ездил в Руан, сопровождал мать в Париж, к королевскому двору.

Последовательно сменил должности бальи Вермандуа, капитана Шартра и наконец сменил де Бодрикура на посту прево Вокулера. Его сын стал кюре в приходе Домреми.

Жакмен

Жакмен или по другим сведениям Жакло (1402—1430) — названный в честь отца, родился в 1402 г. в Водрее. О нем известно немного. Был женат на Катерине Корвисе, которая была на три года его младше, причем венчание произошло в церкви Сен-Реми, в родной деревне жениха. Какое-то время жил в Вутоне, на родине матери. Имел, по всей видимости, дочь и сына, которого назвал в честь брата Жаном. Умер молодым, около 28 лет от роду.

Литература

• [www.jeanne-darc.dk/p_jeanne/family.html#2 Семья Жанны]  (англ.)
• [www.stejeannedarc.net/dossiers/famille_jeanne_darc.php#notes Святая Жанна д'Арк. Семья]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Семья Жанны д’Арк

Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.