Домреми
Деревня
|
Домреми́ (совр. французское название «Domrémy-la-Pucelle» — то есть «Домреми [деревня] Девы» — коммуна, расположенная в современном департаменте Вогезы, в Лотарингии. Прославлена как родина национальной героини Франции Жанны д’Арк.
Содержание
Общие сведения
Находится в долине реки Мёз. Рядом расположены коммуна Куси и сохранившийся до настоящего времени замок Бурлемон. К востоку от Домреми долина постепенно переходит в возвышенность, заросшую лесом, которая по имени деревни именуется «лес Домреми».
Во времена Жанны д’Арк это поселение непосредственно граничило с графством шампанским и Лотарингией, составляя последний форпост собственно Франции на Северо-Востоке.
По состоянию на 1999 г. население составляет 167 человек. Мэр — Даниэль Куэнс.
История
Название Домреми впервые появляется в хрониках в XI веке, на вульгарной латыни «Dompnus Remingus», и на французском — Domprémy. Этимология имени восходит к классическому латинскому Dominus Remingus — то есть «Святой Реми».
Изначально находилась на территории Шампанского графства; после женитьбы Филиппа Красивого в 1284 г. перешла к Франции как часть приданого невесты.
В XV веке, северная часть, где собственно и находился дом Жанны и церковь Сен-Реми, и вместе с ней близлежащая деревня Грё (Greux), составлявшая по сути дела, одно с ней целое, входила в Невшательский феод (превотство Монтеклер, округ Шомон), непосредственным землевладельцем выступал Жан II, сир де Бурлемон. Южная, в которой находился замок Иль, разрушенный в XVI веке и окончательно исчезнувший в наши дни, относилась к герцогству Барскому и принадлежала Лотарингии. Землей владела Жанна Жуанвилль. Разделял деревню пополам «ручей и три ключа, впадающих в него же», протекавший практически позади дома семьи д’Арк. Жители говорили на лотарингском диалекте — впрочем, этот вопрос остается предметом дискуссий.
Северная (французская) часть деревни принадлежала Тульскому диоцезу, главная церковь которого находилась в Грё.
После коронации и возведения Жанны д’Арк вместе со всей семьей в дворянское достоинство король Карл VII по просьбе Жанны особым указом освободил жителей Домреми и Грё от налогов. В 1571 году, когда деревня Домреми вошла в состав Лотарингии, привилегия была потеряна, в то время как жители Грё пользовались ею вплоть до 1766 года. При Людовике XV окончательно была присоединена к Франции. В 1578 году имя деревни было изменено на Domrémy-la-Pucelle, как это и остается поныне. С возвращением Домреми вновь получила налоговую привилегию, но во время Великой Французской революции потеряла её окончательно.
Хозяйство
Основные занятие местного населения — выращивание пшеницы и виноградарство. Также развито скотоводство, благодаря тому, что речные поймы представляют из себя прекрасные пастбища. Река изобиловала рыбой, рыбный промысел существует и поныне.
Герб
Нынешний герб Домреми прямо восходит к гербу Жанны, пожалованным ей королём в награду за её заслуги перед страной. Бенедиктинец Пьер-Дье Малле пытался ввести в употребление герб с серебряным изображением св. Реми, но коммуна не поддержала его, предпочтя сохранить память о героине Франции.[1]
Достопримечательности
Дом семьи д’Арк
Дом, где по преданию, родилась и выросла Жанна, существует и поныне — его современный адрес 2, улица Базилик. В 1840 г. превращен в музей и объявлен национальным достоянием. В музее представлена коленопреклоненная статуя Жанны XVI в. В доме четыре комнаты и чердак, сейчас отданные выставкам, посвященным крестьянской жизни во времена столетней войны, жизни и миссии Жанны. Внешний вид оставался нетронутым с 1412 г., над деревянной дверью вырезаны три герба — французский, собственно герб Жанны и еще один, с изображением трех плугов, принадлежавший семье крестной Жанны — Беатрисе Тьерселен. На фасаде вырезано: «Да здравствует труд, да здравствует король Людовик!»
Три ключа
Смородинный ключ
Находится в 270 метрах от дома семьи д’Арк, за деревней, в направлении базилики, названной именем Жанны. Окружен зарослями боярышника и бересклета, рядом с ним находится католическое распятие, миссия и древняя дорога, ведущая к виноградникам.
Лягушачий ключ
Самый маленький из трех ключей облюбован лягушками, которые, завидев приближающихся людей, с плеском прыгают в воду. Расположен в пятидесяти шагах от Смородинного ключа, позади небольшого холма. Окружен зарослями тростника.
Ключ и дерево фей
Этот ключ в наше время носит имя «ключа Девы». Во времена Жанны был известен также как «ключ горячечных больных», считался целебным — это поверье восходит, вероятно, еще к языческим временам. Несмотря на то, что в этом месте искали исцеления, у него была, скорее, дурная слава, в канун Вознесения местный священник отправлялся сюда во главе крестного хода, чтобы изгнать из этих мест злонравных фей.
Церковь Сен-Реми
Перестроена в 1824 г., так что вход теперь расположен на месте хоров. Со времен Жанны в неприкосновенности сохраняется чаша со святой водой на входе и южная часть с находящимся в ней баптистерием. Сохранились две алтарные картины XVI века и фреска с изображением мученичества Св. Себастьяна, относящаяся к тому же времени. Две статуи, относящиеся к XVIII веку, изображают Св. Реми, которому посвящена церковь и Св. Элофа, по преданию, обезглавленного на месте будущей церкви в начале IV века за его приверженность христианству.
Базилика св. Жанны д’Арк
Иногда называется по своему расположению базиликой Буа-Шеню, так как находится на склоне холма того же имени. Построена, по преданию, на том самом месте, где Жанна впервые услышала голоса святых. Базилика заложена 3 ноября 1881 г. и изначально посвящалась Св. Михаилу. Позднее передана конгрегации Иисуса и Марии, посвящена памяти солдат, павших в битвах за Францию. Первая месса в крипте Нотр-Дам-дез-Арме (Богоматери армий) отслужена 8 мая 1891 г. Первая месса в собственно базилике состоялась в феврале 1896 г. Позднее достроены и расширены западные хоры.
В 1926 г. посвящена св. Жанне д’Арк. 4 июня 1939 г. во время церемонии, на которой присутствовали 80 тыс. паломников, папский легат, кардинал Вилльнев, торжественно присвоил церкви статус базилики.
- St-Sebastien Domremy.jpg
Мученичество св. Себастьяна. Барельеф в церкви Сен-Реми.
- Église Domrémy-l-P.JPG
Церковь Сен-Реми.
- Les fonts baptismaux de leglise de Domremy-la-Pucelle.JPG
Купель. По преданию, на этом месте приняла крещение Жанна д'Арк.
- Basilique du Bois Chênu.JPG
Фасад базилики Буа-Шеню («базилики св. Жанны д'Арк»).
- Basilique Domrémy-l-P.JPG
Неф базилики.
- Vue Lorraine.JPG
Вид от базилики Сен-Шеню.
- Domrémy - la Meuse.JPG
Мёз. Осенний разлив.
- Jeanne d'Arc et st Michel....JPG
Статуя св. Жанны д'Арк, внимающей небесным голосам.
- Domrémy - l'église.JPG
Деревенская церковь.
- St Elophe - Domrémy.JPG
Церковь, статуя св. Элофа, несущего в руках отрубленную голову.
Напишите отзыв о статье "Домреми"
Примечания
- ↑ [www.genealogie-lorraine.fr/info/blasons_88.php?blason=DOMREMY_LA_PUCELLE Blasons de Vosgues]
Литература
- [www.domremy.org/index.htm Bienvenue à Domrémy-la-Pucelle]
- [france.vadelis.fr/Champagne_Ardenne_Alsace_Lorraine/Vosges/Domremy_La_Pucelle/ Домреми на туристической карте Франции]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Домреми
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
