Соединённые Штаты Великой Австрии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Соединённые Штаты Великой Австрии
Vereinigte Staaten von Groß-Österreich
несостоявшееся




Австро-Венгрия в 1914 году. Предполагалось, что все её территории войдут в состав нового государства.
Столица Вена
Язык(и) немецкий, венгерский, чешский, словацкий, польский, русинский, украинский, итальянский, словенский, хорватский, румынский, сербский как официальные в определённых субъектах федерации
Денежная единица крона
Форма правления триалистическая федерация
Династия Габсбурги

Соединённые Штаты Великой Австрии (нем. Vereinigte Staaten von Groß-Österreich) — концепция федерализации государства Габсбургов на принципах, более справедливых с точки зрения национальных чаяний отдельных народов, которая была составлена группой учёных из окружения австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и заявлена Аурелом Поповичем в одноимённой книге в 1906 году. Проект не был осуществлён по причине гибели эрцгерцога.





Предыстория

Во второй половине XIX и начале XX века перед Австрийским государством встала серьёзная проблема национальных противоречий внутри страны. Население империи состояло из более чем десятка совершенно разных этнических групп, но при этом немцы (которые составляли не более 25 % населения) обладали привилегиями над остальными народностями: мадьярами, итальянцами, румынами, хорватами, чехами, поляками, русинами, сербами, словаками, словенцами и украинцами.

Австро-венгерское соглашение, заключённое 15 марта 1867 года, преобразовало Австрийскую империю в Австро-Венгрию — конституционную дуалистическую монархию, разделённую на Транслейтанию и Цислейтанию, объединённые только одним элементом — обе области были возглавлены императором Францем Иосифом. Немцы стали доминировать в Цислейтании, а венгры — в Транслейтании.

«Половины» монархии были устроены по-разному, их правящие круги проводили различную политику. Это имело серьёзные последствия, прежде всего в национальном вопросе. Венгерский сейм уже в 1868 году одобрил «Закон о правах национальностей», в котором национальным меньшинствам предоставлялась возможность свободного культурно-языкового развития, но при этом подчёркивалось наличие в Венгрии «единственной политической нации — неделимой венгерской». На практике это означало мадьяризацию, причём возможность получить образование на родном языке для словаков, сербов, румын, русинов максимально ограничивалась.

После многочисленных бунтов, восстаний и даже террористических актов, стало очевидным что принятие господства только двух народов в ущерб остальным невозможно, и новый национальный конфликт может стать губительным для безопасности и стабильности Австро-Венгрии.

Теория Поповича

«Большое разнообразие происхождения, языка, обычаев и быта разных народов требует от империи Габсбургов такой формы государственного управления, которая бы могла гарантировать, что ни один из народов не будет притеснён, ущемлён или угнетён другим в своей национальной политике, саморазвитии, культурном достоянии — одним словом — в своём понимании жизни» — Аурел Попович (1906)

В 1906 году австрийский политик и юрист Аурел Попович составил проект преобразования Австро-Венгрии в триалистическую федерацию — Соединённые Штаты Великой Австрии. Предполагалось создание 15 штатов — национальных автономий, объединённых под властью единого монарха. Идею создания такого государства подал венгерский революционер Лайош Кошут, предлагавший превратить Австро-Венгрию в федеративное государство «Соединенные Штаты Великой Австрии» с автономными регионами, для укрепления власти Габсбургов на территории империи и обеспечения необходимого процветания экономики, культуры, языков и других аспектов жизни их поданных.

Попович предлагал разделить Австро-Венгрию на пятнадцать равноправных автономных образований по национально-территориальному принципу:

1. Немецкая Австрия (современная Австрия, Южный Тироль, южная часть Чехии). Язык — немецкий.

2. Немецкая Богемия (Немецкая Богемия, северо-западная часть Чехии). Язык — немецкий.

3. Немецкая Моравия (Моравия, северо-восточная часть Чехии). Язык — немецкий.

4. Богемия (Богемия, южная и центральная часть Чехии). Язык — чешский.

5. Словацкие земли (Словакия). Язык — словацкий.

6. Западная Галиция (Малая Польша). Язык — польский.

7. Восточная Галиция. Языки — русинский и украинский.

8. Венгрия (Венгрия, южная Словакия, северная Воеводина). Язык — венгерский.

9. Секейские земли (Секейский край). Язык — венгерский.

10. Трансильвания (Трансильвания, Банат, Буковина). Язык — румынский.

11. Тренто (Трентино). Язык — итальянский.

12. Триест (Триест, Горица, западная часть Истрии). Язык — итальянский.

13. Крайна (Крайна, южная Каринтия). Язык — словенский.

14. Хорватия (Хорватия, Срем, Которский залив). Язык — хорватский.

15. Воеводина (Воеводина). Языки — сербский и хорватский.

Кроме того, ряду этнических анклавов (в основном немецких) в восточной Трансильвании , Банате и других частях Венгрии, южной Словении, крупных городах (таких как Прага, Будапешт, Львов и др.) предоставлялась автономия в рамках их территорий.

Поддержка теории

Политическим покровителем и сторонником плана стал наследник престола Австро-Венгрии эрцгерцог Франц Фердинанд. План Аурела Поповича — Франца Фердинанда отвечал интересам дома Габсбургов и славянских народностей империи — в частности, он примирял с ними чешское национальное движение. Но одновременно он угрожал исключительно выгодному положению Венгрии, из-под власти которой выводились Хорватия, Словакия и Трансильвания, что вызвало среди венгерской элиты острое недовольство. Всё же, триализм давал шанс угасающей Австро-Венгрии на обновление и восстановление статуса великой державы.

Эрцгерцог Франц Фердинанд собирался перекроить карту Австро-Венгрии радикально, создав ряд полуавтономных «государств» основанных на этнолингвистическом принципе — эти страны должны стать частью большой конфедерации, которая после административных реформ получит название «Соединённых Штатов Великой Австрии». Суть плана заключалась в том, что языковая и культурная самоидентификация народов должна была погасить любое национальное противоречие, связанное с нарушением баланса этнических сил внутри Австро-Венгрии.

Идея столкнулась с сильной оппозицией со стороны венгерской знати как части дуалистической монархии, так как в результате административных реформ Венгрия понесла бы значительные территориальные потери и её влияние на обстановку в стране существенно уменьшилось бы. Главным политическим оппонентом Франца Фердинанда выступил премьер-министр Венгрии граф Иштван Тиса:

«Если престолонаследник вздумает осуществить свой план, я подниму против него национальную революцию мадьяр и сотру с лица Земли» — граф Иштван Тиса

Это обстоятельство говорит о том, что Тиса, возможно, был причастен к подготовке покушения в Сараево летом 1914 года.

Франц Фердинанд не любил русских и ещё больше сербов, но он категорически выступал против превентивной войны с Сербией, горячим сторонником которой был его протеже, начальник Генерального Штаба армии Австро-Венгрии Франц Конрад фон Хётцендорф. Такая война, по его мнению, неминуемо привела бы к столкновению с Россией, а этого престолонаследник стремился избежать в любом случае.

Убийство Франца Фердинанда в Сараево летом 1914 года ознаменовало начало Первой мировой войны и, как следствие, невозможность проведения реорганизации Австро-Венгрии.

В 1918 году по манифесту Карла IV Австро-венгерская монархия превращалась в триалистическую федерацию, состоящую из Австрии, Венгрии и южно-славянских территориально-административных объединений, но это была запоздалая и оттого бессмысленная попытка начать реализацию проекта Аурела Поповича.

Распад государства Габсбургов, произошедший в результате нарастания внутренних социальных противоречий, неурожая 1918 года, экономического кризиса и обособления разных частей империи в ходе Первой мировой войны и последовавшее за этим подписание Сен-Жерменского и Трианонского договоров закрепили территориальные потери Австрии и Венгрии тем самым разрушили всякую надежду на преобразование государства.


Напишите отзыв о статье "Соединённые Штаты Великой Австрии"

Примечания

Литература

  • Шарый А., Шимов Я. Корни и корона: Очерки об Австро-Венгрии: судьба империи/Андрей Шарый, Ярослав Шимов. — М.: КоЛибри, 2011—448 с.: ил. — ISBN 978-5-389-01371-1

Ссылки

  • [www.thomasgraz.net/glass/map-popov.htm Карта предполагаемого разделение (на немецком языке)]
  • [www.centrulgafencu.ro/user/image/12isac.pdf The United States of Greater Austria – a step towards European Union?].
  •  (нем.) Kowalski Erich. Die Pläne zur Reichsreform der Militärkanzlei des Thronfolgers Franz Ferdinand im Spannungsfeld von Trialismus und Föderalismus. — Vienna: Universitätsbibliothek Universität Wien, 2005.
  •  (нем.) Popovici Aurel. Die Vereinigten Staaten von Groß-Österreich. Politische Studien zur Lösung der nationalen Fragen und staatrechtlichen Krisen in Österreich-Ungarn. — Leipzig, 1906.
  •  (нем.) Teslaru-Born Alina. [deposit.ddb.de/cgi-bin/dokserv?idn=983257736&dok_var=d1&dok_ext=pdf&filename=983257736.pdf Ideen und Projekte zur Föderalisierung des Habsburgischen Reiches mit besonderer Berücksichtigung Siebenbürgens 1848–1918 (Inauguraldissertation)]. — Frankfurt am Main: Johann-Wolfgang-Goethe-Universität zu Frankfurt am Main, 2005.

Отрывок, характеризующий Соединённые Штаты Великой Австрии

– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.