Хестерс, Йоханнес
Поделись знанием:
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
| Йоханнес Хестерс | |
| Johannes Heesters | |
 Йоханнес Хестерс в 1964 году | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
24 декабря 2011 (108 лет) |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
Йоха́ннес Хе́стерс (нидерл. Johannes Heesters; 5 декабря 1903, Амерсфорт, Нидерланды — 24 декабря 2011, Штарнберг, Германия[1]) — голландско-австрийский актёр и певец (тенор), артист эстрады с 89-летней карьерой (преимущественно на немецкой сцене). С 1936 года проживал в Германии. Имел австрийское гражданство[2]. В 1997 году был включен в Книгу рекордов Гиннесса как старейший действующий актёр.[3]
Йоханнес Хестерс был старейшим актёром мировой величины и до последнего времени выступал на театральной сцене и телевидении[4][5].
Содержание
Биография
Юность
Йохан Мариус Николаас Хестерс (нем. Johan Marius Nicolaas Heesters) родился в нидерландском Амерсфорте. Он был младшим из четырёх сыновей коммерсанта Якобуса Хестерса и его жены Гертруды, урождённой ван дер Ховель. Первое образование получил в бизнес-школе. Об актёрской карьере Йоханнес Хестерс начал задумываться только в день своего шестнадцатилетия, в 1919 году. Он поступил в школу драмы, где учился вокалу и драматическому искусству, после чего получил ряд предложений работы. В 1921 году Йоханнес Хестерс дебютировал на сцене. В 1924 году он сыграл роль второго плана в немом фильме «Голландский цирк» режиссёра Тео Френкеля. В декабре 1927 года Йоханнес Хестерс пел с Гарри Фроммерманом в составе комедийной вокальной группы, в которую так и не был принят. Карьера Йоханнеса Хестерса в Венской опере началась в 1934 году в оперетте Карла Миллёкера «Нищий студент».
Начало карьеры
В 1936 году он переехал в Берлин, где сыграл в нескольких экранизациях оперетт и музыкальных фильмах. Молодой Йоханнес Хестерс, красавец-брюнет, пел лёгкую музыку и легко получил признание. Берлинская публика дала ему прозвище «Йопи».[6] Наиболее знаменитой песней Йоханнеса Хестерса стал музыкальный номер выхода графа Данило «Зайду-ка я в Максим» из оперетты «Весёлая вдова» Франца Легара. Этот номер он исполнял на протяжении 35 лет (1600 раз) и отточил до мельчайших подробностей.
Большую часть своей карьеры Хестерс сотрудничал с компанией «UFA». Последним фильмом, в котором он снялся во время Второй мировой войны, был фильм 1945 года «Летучая мышь». В послевоенное время Хестерс продолжил работу в кино — вплоть до 60-х годов.
Йоханнес Хестерс в нацистской Германии
Йоханнес Хестерс часто подвергался обвинениям за связи с нацистами во времена Третьего рейха. Однако он не получил гражданство Германии и не вступил в НСДАП, a в 1938 году выступал на голландской сцене вместе с еврейскими беженцами. На концертах Йоханнеса Хестерса часто присутствовали партийные бонзы и лично Адольф Гитлер.[7]
После войны Йоханнес Хестерс утверждал, что он не интересовался политикой и думал только о благополучии своей семьи.
В 1976 году один голландский журналист обвинил Хестерса в том, что в 1941 году тот посетил концлагерь Дахау и выступил перед членами СС. К этим обвинениям присоединились и многие другие.
В своих воспоминаниях, вышедших в 1993 году, Хестерс писал:
|
В это время росло недовольство художников по отношению к правящему режиму. Было известно, что коллеги время от времени в наказание оказывались в концентрационном лагере Дахау, поскольку они открыто высказывали своё негодование. Художники, слава Богу, всегда выходили на свободу, но то, что это вообще было возможно, нас очень сильно беспокоило. Партийные работники, естественно, узнали о нашем мнении относительно подобных наказаний и придумали довольно изощрённое мероприятие: весь ансамбль они пригласили в лагерь на творческую встречу. Об отказе нельзя было даже подумать, если ты сам не хотел в один прекрасный день оказаться заключённым. Такое „приглашение“ было равносильно приказанию. Я работал в Мюнхене. Дахау расположен у ворот в город, увильнуть было невозможно. Кроме того, что могли бы подумать коллеги, если бы я, будучи голландцем, стал искать отговорки. Таким образом, я поехал вместе со всеми. | 
|
То есть он отрицал не посещение лагеря, а концерт для эсэсовцев. В 2006 году его жена нашла памятный альбом с 27 фотографиями. Хотя этот альбом сохранился полностью, в нём нет ни одного снимка Хестерса, выступающего перед эсэсовцами.
16 декабря 2008 года Йоханнес Хестерс предъявил через суд обвинение в клевете публицисту Фолькеру Кюну, который со ссылкой на одного бывшего заключенного утверждал, что в концентрационном лагере Дахау Хестерс выступал перед членами СС.[8] Суд отклонил обвинение в клевете.[9] [10]. Посвящение в альбоме «Дорогим артистам, которые порадовали нас в КЦ Дахау 21.5.1941» служит косвенным доказательством выступления. Таким образом, Фолькер Кюн мог и дальше утверждать, что Хестерс выступал в Дахау перед эсэсовцами. Хестерс оспорил это решение суда. В апреле 2010 года стороны заключили мировое соглашение. Кюн заявил, что не станет называть Хестерса лжецом, если тот будет отрицать выступление в концлагере.
После войны
Йоханнес Хестерс продолжил свою карьеру и после войны. Он пел в Вене, Мюнхене и Берлине. В 1953 году Отто Премингер пригласил его в Голливуд на съёмки в фильме «Девушка на крыше» . В 1960—1970-х годах Хестерс снимался в телевизионных фильмах и телешоу и играл на сцене. В 1978 году вышли его мемуары «Es kommt auf die Sekunde an».
В 1983 году он был приглашён на мероприятие, посвящённое 104-летию Мюнхенского Национального театра.
В 1992 году Хестерс женился на актрисе Симоне Ретель. С 1996 года по лето 2002 года он играл вместе со своей женой в пьесе Курта Флатова, написанной для него лично — «Почтенный возраст» и побывал на гастролях в Австрии и Германии. В 1996 году эта пьеса была экранизирована. В 1997 году Хестерс был включён в Книгу рекордов Гиннесса как старейший действующий актёр.
Последние проекты
5 декабря 2003 года Йоханнес Хестерс отпраздновал свой сотый день рождения. В честь этого события он дал концерт «Легенде исполняется 100» на немецком телеканале «ARD».
В сентябре-октябре 2003 года он выступил в театре комедии «Им-Марквардт» в представлении «Йоханнес Хестерс — верность музыке», посвящённом его столетнему юбилею.
В 2005 году Хестерс вместе с оркестром киностудии Бабельсберг выступил солистом в концертном турне Скотта Лаутона и дал концерты в семи крупных городах. Тогда же Йоханнес Хестерс дал концерт в Венском концертном зале, посвящённый его 103-ему дню рождения. Свой 104-й день рождения Хестерс отметил 5 декабря 2007 года в берлинском Адмиральском дворце.
В середине февраля 2008 года Хестерс впервые решился поехать на свою родину в Нидерланды, где вновь отверг обвинения в сотрудничестве с нацистами и отметил свой 105-й день рождения. К этому моменту прошло более 40 лет с тех пор, как его выгнали со сцены на одном из выступлений в 1960 году[7].
В этом же году Хестерс получил роль второго плана в фильме Тиля Швайгера «Полтора рыцаря: В поисках похищенной принцессы Херцелинды».
В последние годы Хестерс продолжал концертную деятельность, хотя почти полностью ослеп от глаукомы и дегенерации жёлтого пятна и поэтому жил в Баварии, в горном районе Штарнберг.
30 июля 2010 года принял участие в музыкальной пьесе «Островная комедия, или Лисистрата и НАТО» (реж. Рольф Хоххут)[5]. Хестерс не поёт, он говорит два небольших монолога[11]. Свой 107-й день рождения Хестерс отметил торжественной церемонией в одном из концертных залов Эрфурта[12].
17 декабря 2011 года Хестерс был госпитализирован в одну из клиник Штарнберга, где вскоре перенёс инсульт. Там же, в канун Рождества, он и скончался в возрасте 108 лет.[13] У него остались две дочери, пять внуков, одиннадцать правнуков и три праправнука.[14]
Семья
В 1930 году Хестерс женился на бельгийской актрисе Луизе Гейс, которой он был верен до её смерти в 1985 году. 1991 году он женился во второй раз. Его второй женой стала немецкая актриса, художница и фотограф Симона Ретель, которая была моложе своего мужа на 46 лет.
У Хестерса остались две дочери от первого брака. Старшая дочь Виси Геральд-Хестерс — венская пианистка, младшая Николь Хестерс — немецкая актриса.
Дебаты
Йоханнес Хестерс как человек, который, несмотря на свой возраст и болезнь, всё ещё пользовался популярностью у публики и гастролировал по Германии, был приглашён на съёмки популярного голландского шоу «Мир перевернулся». В ходе программы журналист спросил его, был ли Гитлер «хорошим мужиком» («Was Hitler een aardige man?»). На что Хестерс ответил, что «мало знал его, но мужиком он был, да». [15]. Жена Хестерса, Симона Ретель быстро поправила его, сказав, что Адольф Гитлер величайший преступник человечества. Йоханнес Хестерс ответил на это так:
|
|
Я знаю, милая. Но ко мне он хорошо относился. |
|
Эта передача вышла в эфир 4 декабря 2008 года и вызвала большой общественный резонанс.
13 декабря 2008 года Хестерс принёс извинения за свои слова перед публикой на немецком шоу «Держу пари, что..?». Он заявил, что сказал, по его выражению, «какую-то глупость» или «нечто ужасное» и добавил: «Прошу прощения за сказанное.»[16].
Фильмография
Всего Йоханнес Хестерс снялся в 77 фильмах, в жанрах: комедия, мюзикл, мелодрама.
- 1924: Cirque hollandais / Голландский цирк (Голландия)
- 1934: Bleeke Bet / Блике Бет (Ко Монке) (Голландия)
- 1935: De vier mullers / Четыре Мюллера (Отто Мюллер) — главная роль (Нидерланды, Австрия)
- 1935: Alles für die Firma / Все для компании (Австрия)
- 1936: Die Leuchter des Kaisers / Люстры императора (Великий князь Пётр Александрович) (Австрия)
- 1936: Der Bettelstudent / Нищий студент (Симон Римановикс) — главная роль (Германия)
- 1936: Das Hofkonzert / Придворный концерт (лейтенант Вальтер ван Арнегг) — главная роль (Германия)
- 1937: Gasparone/Гаспароне, D (Эрминио Бондо) (Германия)
- 1937: Wenn Frauen schweigen / Если женщины молчат (Курт ван Дэрен) — главная роль (Германия)
- 1938: Nanon/Нанон (с Эрной Зак и Куртом Майзел), D (Маркиз Шарль д’Обинь) — главная роль (Германия)
- 1938: Das Abenteuer geht weiter/Дело продолжается, D (Хайнц ван Зейлен)
- 1938: Hallo Janine/Привет, Жанин (с Марикой Рёкк), D (Граф Рене) — главная роль (Германия)
- 1939: Meine Tante- Deine Tante/Моя тётка- твоя тётка, D
- 1939: Das Liebesschule/Школа любви, D (Енрико Вилланова, тенор)
- 1940: Die lustigen Vagabunden/Весёлый бродяга (с Руди Годден, Рудольфом Карл, Рудольфом Платте, Карлоттой Хён, Мади Рал, D (Вернер Шратт)
- 1940: Rosen in Tirol/Тирольские розы (с Эльфридой Датциг, Хансом Хольт, Хансом Мозер и Тео Линген), D (Граф Герберт фон Вальдендорф)
- 1941: Immer nur… Du!/Преданный... вам!, D (Вилл Ноллерс)
- 1941: Jenny und der Herr im Frack/Дженни и господин во фраке, D (Петер Хольм)
- 1941: Illusion/Иллюзия, D (Штефан фон Хольтенау)
- 1942: Karneval der Liebe/Карнавал любви, D (Петер Хансен, тенор)
- 1943: Großstadtmelodie/Мелодия большого города, D (сам-себя)
- 1943: Es lebe die Liebe/Это предполагает любовь, D (Манфред)
- 1944: Axel an der Himmelstür/Алекс на грани безумия D (Алекс)
- 1944: Glück bei Frauen/Счастье женщины, D
- 1944: Es fing so harmlos an/Это не составило труда D (Клеман Верне)
- 1944: Frech und verliebt/Наглец и Любовь (вышел в 1948 году), D (Доктор Петер Шильд, инженер)
- 1946: Die Fledermaus/Летучая мышь, D (Герберт Айзенштайн)
- 1946: XIV. Renée/Renée XIV. Der König streikt/Ренэ XIV. Бездумный король., H
- 1947: Wiener Melodien/Венские мотивы, A (Ферри ван дер Хойвельс)
- 1950: Hochzeitsnacht im Paradies/Свадебная ночь в раю, D (Питер Гус)
- 1950: Wenn eine Frau liebt/Влюблённая женщина, BRD
- 1950—1951: Professor Nachtfalter/Профессор Нахтфальтер BRD (Мартин Платт)
- 1951: Tanz ins Glück/Танец счастья, A
- 1951: Die Czardasfürstin/Королева чардаша, BRD
- 1952: Im weißen Rößl/В «Белом коне» (с Марикой Рёкк), BRD (Леопольд)
- 1953: Liebeskrieg nach Noten, BRD
- 1953: Die geschiedene Frau/Разведённая женщина, BRD
- 1953: Die Jungfrau auf dem Dach/Девушка на крыше (с Харди Крюгер и Йоханной Марц), USA
- 1953: Schlagerparade/Хит-парад BRD
- 1953: Hab’ich nur deine Liebe/У меня нет ничего кроме твоей любви, A
- 1954: Stern von Rio/Stella di Rio/Звезда Рима, BRD/I
- 1954: Gestatten, mein Name ist Cox/Позвольте представиться, Кокс BRD
- 1956: Ein Herz und eine Seele/…und wer küßt mich/Сердце и душа A (сам-себя)
- 1956: Heute heiratet mein Mann/Сегодня мой любимый женится (с Лизелоттой Пулвер и Паулем Хубшмид, BRD (Роберт Петерсон)
- 1956: Opernball/Бал в опере (с Гертой Файлер, Йозефом Майнрадом), A (Георг Даннхаузер)
- 1956: Bel ami. Der Frauenheld von Paris/Милый друг. Любимец женщин из Парижа, A
- 1957: Victor und Viktoria/Виктор и Виктория[de], BRD (Жан Перро)
- 1957: Von allen geliebt/Всеобщий любимец, BRD (Рудольф Авенариус)
- 1958: Bühne frei für Marika!/Сцена свободна для Марики!, BRD (Михаель Норман)
- 1958: Besuch aus heiterem Himmel/ Jetzt ist er da aus USA/В гостях у ясного неба BRD (Джон Ундерховер)
- 1959: Frau im bestem Mannesalter/Прекрасная дама, BRD
- 1959: Die unvollkommene Ehe/Неполноценный брак A
- 1960: Am grünen Strand der Spree/На зелёном берегу Шпре (пятая часть, с Хеленой Вита и Гюнтером Пфитцманном).
- 1961: Junge Leute brauchen Liebe/Юность- пора любви (с Корнелией Фробе, Вальтрау Хаас, Петером Век, Биллом Рамзей, Сентой Бергер и Боем Гобертом), A (Князь Шарль)
- 1961: Deutsche Schlagerfestspiele/Немецкий фестиваль эстрадной песни, D (певец)
- 1971: Gastspiel/Гастроли, D (Стивен Гилфорд)
- 1973: Paganini/Паганини, D (Князь Фелис)
- 1973: Hallo, Hotel Sacher…Portier!/Алло, отель Захер… Портье! (вторая серия)
- 1974: Treffpunkt Herz/Прямо в сердце, D (гость)
- 1980: Die Alter kommen/Уходят годы, D, A, Швейцария
- 1980: Liebe bleibt nicht ohne Schmerzen/Нет любви без страданий, A (рассказчик)
- 1982: Sonny Boy/Паренёк Сонни, D (Ал Левис)
- 1984: Die schöne Wilhelmine/Прекрасная Вильгельмина
- 1985: Otto- der Film/Отто-фильм, BRD (Клошар)
- 1985: Wenn die kleinen Veilchen blühen/Когда цветут маленькие фиалки, A (Доктор Томас)
- 1991: Altes Herz wird normal jung/В старом сердце всё-ещё горит огонь
- 1993: Zwei Münchner in Hamburg/Два мюнхенца в Гамбурге, D (телесериал) (Таддеус ван Даален)
- 1993: Geschichten aus der Heimat- Blattschuß, D
- 1994: Silent Love/Любовь без слов, D- Kurzfilm (Скрипач)
- 1995: Grandhotel/Грандотель (телесериал Zwei alte Hasen)
- 1996: Zurück ins Leben/Назад из жизни (телесериал In aller Freundschaft)
- 1999: Theater: Momo/Театр: Момо (Мастер Хора)
- 2008: 1 1/2 Ritter- Auf der Suche nach der reizenden Herzelinde/Полтора рыцаря: В поисках похищенной принцессы… Херцелинды D
- 2008: Wege zum Glück/Дорога к счастью, D
| Год | Страна | Оригинальное название | Русское название | Режиссёр | Время | Жанр | Персонаж |
| 1924 |  Нидерланды |
Cirque Hollandais | Голландский цирк | Тео Френкель | 95 минут | ||
| 1934 | Нидерланды |
Bleeke Bet | Алекс Бенно, Рихард Освальд | 111 минут | Ко Монье | ||
 Австрия, Нидерланды |
De vier Müllers | Четыре мельника | Рудольф Майнерт | 90 минут | |||
| 1935 | Австрия |
Alles für die Firma | Всё ради дела | Рудольф Майнерт | 88 минут | ||
| 1936 | Австрия |
Die Leuchter des Kaisers | Подсвечник императора | Карл Хартль | 91 минута | Великий князь Пётр Александрович | |
 Германия |
Das Hofkonzert | Концерт при дворе | Дуглас Сирк | 85 минут | Романтический | Вальтер ван Арнегг | |
| Германия |
Der Bettelstudent | Нищий студент | Георг Якоби | 90 минут | Мюзикл | Симон Романович | |
| 1937 | Германия |
Wenn Frauen schweigen | Когда дамы молчат | Фриц Кирхофф | 78 минут | Курт ван Дорен |
Хроники
| Год | Оригинальное название | Русское название | Страна | Режиссёр | Жанр | Персонаж | Время |
| 1959 | 100 Jahre Wiener Operette | Венской оперетте 100 лет | Австрия |
Гарри Пеер | Документалистика | Йоханнес Хестерс |
Дискография
Альбомы
| Год | Оригинальное название | Русское название | Страна | Примечания |
| 1965 | Jetzt geh’ich ins Maxim | Зайду-ка я в «Максим» |  Германия |
На немецком языке |
| 2003 | Ich werde 100 Jahre alt | Мне уже сто лет | Германия |
На немецком языке |
Песни
Признание
Награды и премии
| Год | Название | Примечания |
| 1964 | Бэмби | |
| 1967 | Почётная Премия Вены | |
| 1975 | Золотая плёнка | За многолетнюю и выдающуюся работу в немецком кино |
| 1982 | Почётное членство Театра западного Берлина | |
| 1983 | Блестящая Медаль Мюнхена | |
| Почётное членство Мюнхенского Национального театра | ||
| 1984 | Баварский орден „За заслуги“ | |
| 1987 | Бэмби | |
| 1990 | Бэмби | |
| 1993 | Берлинский орден „За заслуги“ | |
| 1996 | Зрительская берлинская Премия «Золотой занавес» | Как самому популярному актёру 1995-96 годов |
| 1997 | Бэмби | |
| 1999 | Золотой лист | |
| 2000 | ДИВА | |
| 2001 | «Роми» | За его труд, в платине |
| 2002 | Золотая плёнка | За его труд |
| 1997 | Бэмби | |
| 1999 | Золотой лист | |
| 2001 | Платиновая «Роми» | За его труд |
| 2003 | Бэмби | |
| Венское кольцо славы | За его труд | |
| 2007 | Бэмби | |
| 2008 | Бэмби |
Звания
| Год | Название | Примечания |
| 1997 | Старейший действующий актёр | Книга рекордов Гиннеса |
| 2004 | Почётное звание «Камерный певец» |
Напишите отзыв о статье "Хестерс, Йоханнес"
Примечания
- ↑ [orf.at/stories/2096470/ Schauspieler Johannes Heesters ist tot]
- ↑ aeiou: [aeiou.iicm.tugraz.at/aeiou.encyclop.h/h340206.htm Heesters, Johannes «Jopie»], 29.11.08
- ↑ Ellicott, Claire. [www.independent.co.uk/news/world/europe/anger-at-concert-by-hitler-singer-104-783550.html Anger at concert by Hitler singer, 104], London: The Independent (18 February 2008). Проверено 28 июля 2008.
- ↑ Ellicott, Claire [www.independent.co.uk/news/world/europe/anger-at-concert-by-hitler-singer-104-783550.html Anger at concert by Hitler singer, 104]. The Independent (18 февраля 2008). Проверено 28 июля 2008.
- ↑ 1 2 Wolfgang Behrens. [www.nachtkritik.de/index.php?option=com_content&view=article&id=4564&catid=38&Itemid=40 Ästhetisches Inferno für den Weltfrieden] (нем.). Kritik und Presseschau auf nachtkritik.de (30 июля 2010 года). Проверено 29 апреля 2011. [www.webcitation.org/66JmdRtOH Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
- ↑ [www.whoswho.de/templ/te_bio.php?PID=242&RID=1 Johannes-Heesters-Biografie], Who’s Who Online-Lexikon
- ↑ 1 2 [news.bbc.co.uk/2/hi/europe/7249119.stm Возвращение певца, выступавшего перед Гитлером], BBC News (17 февраля 2008). Проверено 17 февраля 2008.
- ↑ [news.bbc.co.uk/1/hi/world/europe/7785613.stm BBC NEWS | Europe | Nazi-era singer loses libel suit]
- ↑ [archive.is/20130126122358/www.iht.com/articles/ap/2008/12/16/europe/EU-Germany-Nazis-Entertainer.php Search — Global Edition — The New York Times]
- ↑ [www.svobodanews.ru/news/2008/12/18.html?id=477535 Голландскому певцу не простили сотрудничества с нацистами — Радио Свобода © 2010 RFE/RL, Inc]
- ↑ [www.news.de/medien/855067156/mit-106-wieder-auf-der-buehne/1/ Jopi Heesters | Mit 106 wieder auf der Bühne | Medien-Nachrichten | news.de] (нем.). Mit 106 wieder auf der Bühne (30 июля 2010 года). Проверено 29 апреля 2011. [www.webcitation.org/66JmfsqAZ Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
- ↑ [www.johannes-heesters.de/2010/news.php Johannes Heesters (Offizielle Website)] (нем.). Geburtstagsgala mit Johannes Heesters (декабрь 2010 года). Проверено 29 апреля 2011. [www.webcitation.org/66JmhWqN9 Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
- ↑ [www.morgenpost.de/newsticker/dpa_nt/infoline_nt/thema_nt/article1864714/Johannes-Heesters-ist-tot.html «Johannes Heesters ist Tot»], Berliner Morgenpost, 24 December 2011
- ↑ Gayathri, Amrutha (26 December 2011). [www.ibtimes.com/articles/272650/20111226/hitler-s-favorite-actor-dead-108.htm «Hitler’s Favorite Actor Dead at 108»]. International Business Times.
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=IvSIxaPKzu4 YouTube — Johannes Heesters: Hitler was aardige man]
- ↑ [www.spiegel.de/kultur/gesellschaft/0,1518,596333,00.html «Der Spiegel Online — Wetten, dass…?»]
Литература
- Симона Ретель, текст Беатрис Росс: «Йоханнес Хестерс, очарование возраста». Нюрнберг 1998.
- Юрген Тримборн: «Йоханнес Хестерс, господин во фраке». Aufbau-Taschenbuchverlag Берлин 2003, ISBN 3-7466-2153-4 .
- Йоханнес Хестерс (с Виллибардом Эзером): «Es kommt auf die Sekunde an». Blanvalet-Verlag, Мюнхен, 1978, ISBN 3-442-03879-0
- Йоханнес Хестерс (с Виллибардом Эзером): «К счастью, я уже не молод». Edition Ferency bei Bruckmann, Мюнхен 1993, ISBN 3-7654-2705-5
- Йоханнес Хестерс, Беатрис Росс: «Йоханнес Хестерс. Кратко о том, как дожить до ста лет». Langen/Müller-Verlag, 2003, ISBN 3-7844-2934-3
- Урсула Меер: «Йоханнес Хестерс». Verlag Ursula Meyer, 2003, ISBN 3-00-010684-7
- Инго Шивек: Йоханнес Хестерс: «Я — голландец!»; из: Инго Шивек: «Ты удивишься… Голландский артист в Германии». Agenda-Verlag, 2005, S. 15-49, ISBN 3-89688-255-4
- 1994, Берлин: «Любимое кино, все немецкие фильмы с 1929 по 1945 год», Хельга и Карлхайнц Вендтланд
- 2000, Берлин: «Речь звёзд немецкого кино», (Адольф Хайнцмайер и Берндт Шульц)
- 19 августа 1942 года: «Мир кино», № 31/32
Ссылки
- [www.johannes-heesters.de/ Официальный сайт]
- Йоханнес Хестерс (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&query=120800705 Хестерс, Йоханнес] в Немецкой национальной библиотеке
- [www.svobodanews.ru/Article/2008/03/04/20080304152806537.html Софья Корниенко, интервью Йоханнеса Хестерса]
Отрывок, характеризующий Хестерс, Йоханнес
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 5 декабря
- Родившиеся в 1903 году
- Родившиеся в Амерсфорте
- Умершие 24 декабря
- Умершие в 2011 году
- Умершие в Штарнберге
- Актёры по алфавиту
- Актёры Германии
- Актёры немого кино
- Певцы и певицы по алфавиту
- Певцы и певицы Германии
- Персоналии:Третий рейх
- Столетние долгожители
- Обладатели почётного звания «Каммерзенгер»
- Умершие от инсульта
- Похороненные на мюнхенском кладбище Нордфридхоф
