Яковлев, Иван Яковлевич

Иван Яковлев
Род деятельности:	миссионер, чувашский просветитель, общественный деятель, педагог и заведующий Симбирской чувашской учительской школой
Место рождения:	деревня Кошки-Новотимбаево, Буинский уезд, Симбирская губерния, Российская империя (ныне Тетюшский район, Татарстан, Россия)
Место смерти:	Москва, СССР
Супруга:	Екатерина Алексеевна Бобровникова
Дети:	Алексей, Николай, Лидия
Награды и премии:	Действительный статский советник

Ива́н Я́ковлевич Я́ковлев (25 апреля 1848, Кошки-Новотимбаево, Буинский уезд, Симбирская губерния — 23 октября 1930, Москва) — чувашский просветитель, православный миссионер, педагог, организатор народных школ, создатель нового чувашского алфавита и учебников чувашского и русского языков для чувашей, писатель, переводчик, фольклорист.

Биография

Иван Яковлевич Яковлев родился 25 апреля 1848 года в семье удельного («государственного») крестьянина в деревне Кошки́-Новотимба́ево Буинского уезда Симбирской губернии (ныне — Тетюшский район Республики Татарстан). Рано оставшись без родителей, он был усыновлен семьей чувашского крестьянина Пахомова, односельчанина. Имя и фамилию будущий педагог получил по имени и фамилии своего крёстного отца Ивана Яковлева.

В 1856 году по предписанию удельного ведомства И. Яковлев был отдан на учёбу в удельное училище в село Старые Бурундуки Буинского уезда. По окончании его, как лучший ученик, в 1860 году был принят в уездное училище в Симбирске. В конце этого же года с группой учеников 1 класса И. Яковлев был переведен в только что открывшиеся при Симбирской мужской гимназии землемеро-таксаторские классы, где проучился до 1863 года. По окончании учёбы он был направлен на службу в Симбирскую удельную контору и около четырёх лет проработал сельским мерщиком.

Часто разъезжая по Симбирской, Казанской и Самарским губерниям, И. Яковлев знакомился с культурой, жизнью и бытом русского, татарского, чувашского, мордовского населения. Под влиянием либеральных идей 60-х годов XIX столетия он приходит к мысли о необходимости попытаться облегчить жизнь родного чувашского народа не с помощью разорительных революций, а прежде всего путём его просвещения, приобщения к грамоте и к русской культуре. Постепенно И. Яковлев вынашивает планы воссоздания чувашской культуры. Но он чувствует, что для этого требуется дополнительное образование.

В конце 1866 года Яковлев с большим трудом добился освобождения от службы в удельном ведомстве (по закону, как сирота, обучавшийся за счёт государства, он должен был отработать там не менее 10 лет) и осенью 1867 года поступает в V класс Симбирской мужской гимназии. Обучаясь там, Яковлев вызывает к себе в Симбирск односельчанина А. В. Рекеева, а затем других чувашских мальчиков и начинает учить, содержа их на средства, добываемые репетиторством. Организованная таким образом частная школа затем, при активной поддержке инспектора народных училищ Симбирской губернии И. Н. Ульянова, постепенно расширяется.

В 1870 году Иван Яковлев с золотой медалью окончил гимназию и поступил в Казанский университет. Заботу о чувашской школе в годы его студенчества взял на себя И. Н. Ульянов, с которым Яковлев активно переписывался, получал от него учебники, литературу, а нередко и — материальную поддержку.

В университете Яковлев знакомится с известным учёным-ориенталистом профессором Н. И. Ильминским, консультируется у него по «инородческому» (национальному) вопросу. При активном содействии Ильминского к концу 1871 года И. Яковлев составляет на основе русской графики первый вариант нового чувашского алфавита, поскольку старый, созданный на основе древнебулгарского (тюркского) языка в начале текущего тысячелетия, был основательно забыт.

В дальнейшем яковлевский алфавит совершенствуется. В 1872 году на нём был издан букварь, ставший подлинно народной книгой. Первые два выпуска букваря Яковлев, сам испытывая материальные затруднения, издает на свои средства. Тогдашними консерваторами букварь был встречен в штыки: «Пылкость молодой натуры, с которой он (Яковлев — ред.) принялся за дело, была причиной того, что он встал на неправильный путь в инородческом деле. Г-н Яковлев в деле образования чуваш задался мыслью чувашский язык сделать книжным…»

В 1875 году Иван Яковлев успешно окончил историко-филологический факультет Казанского университета и был назначен инспектором чувашских школ Казанского учебного округа, куда входили учебные заведения Казанской, Симбирской, Самарской, Саратовской, Астраханской и Вятской губерний с центром пребывания в Симбирске. С этого времени развернулась полная забот, тревог и порой драматической борьбы, напряженная педагогическая и просветительская деятельность Ивана Яковлевича Яковлева, ставшая делом его жизни. Опираясь на помощь и содействие русских прогрессивно настроенных общественных деятелей и коллег, он осуществлял административное и педагогическое руководство Симбирской чувашской школой, превратившейся со временем в кузницу учительских кадров для чувашских и других школ Поволжья, преподавал в ней, открывал и инспектировал школы в местностях с чувашским населением, разрабатывал педагогические и методические принципы обучения в национальной школе. Он составлял и выпускал учебники и учебные пособия, писал рассказы, организовывал перевод на родной язык учебной, художественной, сельскохозяйственной, медицинской и другой литературы.

И. Яковлев вел активную переписку с академиками С. Платоновым, В. Радловым, А. Кони, В. Имшенецким, музыкальными деятелями М. Балакиревым, С. Смоленским, художником-академиком Н. Кошелевым и многими другими. В числе его корреспондентов были: известный немецкий издатель, основатель «Universal Bibliothek» в Лейпциге А. Реклам, французские учёные Л. Сиклер, А. Пинар, венгерские — Г. Балинт, Д. Месарош, редактор «Revue Oriental» академик Б. Мункачи и другие. За 50 лет своей деятельности Яковлев написал около 2 тысяч писем. Основная их тема — просвещение и национальный подъем родного народа, приобщение его к русской культуре. За 50 лет яковлевская чувашская Симбирская школа выпустила тысячи учителей и учительниц, в последние годы число воспитанников доходило до 350 человек обоего пола. Она стала центром создания новой чувашской письменности, переводов и издания книг на чувашском языке, распространения их в десятках тысяч экземпляров среди сельского населения.

Многие выпускники школы, окончив с успехом разные высшие учебные заведения, отметили свой жизненный путь выдающимися достижениями «на поприщах науки, искусств, ремесел, сельского хозяйства и т. п.», — с гордостью писал И.Яковлев.

То, что было сделано им для чувашского народа, И. Яковлев считал сделанным и для русского и других народов. Он никогда не противопоставлял интересы своего народа интересам других, выступал поборником дружбы народов. Более того, он считал, что только сближаясь с русским народом, сливаясь с Матерью-Россией, чуваши могут сохранить себя как народ. «Поэтому-то одной из задач создававшейся мной школы, — писал И. Яковлев, — было всячески содействовать сближению между народами русским и чувашским на почве школьной программы, жизни, быта. Для этого должны были служить следующие меры: 1) приобщение чуваш к христианской культуре, признаваемой народными массами (И. Яковлев организовал перевод и перевел на чувашский язык часть Библии: Новый Завет и отдельные книги Ветхого Завета. В настоящее время Библия целиком переведена и издана на чувашском языке); 2) создание чувашского литературного языка и письменности, притом с алфавитом, имеющим общее с алфавитом русским; 3) ознакомление русского народа с жизнью и бытом чуваш, равно как и ознакомление чувашского народа с историческим прошлым, настоящим Матери-России».

Осенью 1919 года И. Я. Яковлев по болезни вышел на пенсию. В 1922 году он переехал жить в Москву к сыну. Скончался Иван Яковлевич Яковлев в 1930 году.

Основные даты жизни и деятельности

• 1856 — 1860 — учёба в Бурундукском удельном училище
• Декабрь 1860 — май 1863 г. — учёба в землемерно-таксаторских классах при Симбирской гимназии
• Май 1864 — декабрь 1866 г. — служба в удельном ведомстве
• 1(13) сентября 1868 — поступление в V класс Симбирской мужской классической гимназии
• 28 октября (9 ноября) 1868 — основание Симбирской чувашской школы
• 25 июня (7 июля) 1870 — получение золотой медали об окончании гимназии
• 12 (24) августа 1870 — поступление в Казанский университет
• 1871—1873 — создание чувашской письменности, издание букваря и учебника для чувашских школ
• 17 (29) июня 1875 — получение свидетельства об окончании Казанского университета
• 28 августа (9 сентября) 1875 — назначение инспектором чувашских школ Казанского учебного округа
• 1877 — преобразование Симбирской чувашской школы в центральную
• 26 сентября (8 октября) 1877 — вступление в брак с Е. А. Бобровниковой
• 1878 — открытие женского класса при центральной школе
• 1890 — преобразование Симбирской центральной школы в учительскую
• 1901 — открытие женских педагогических курсов при Симбирской чувашской учительской школе
• октябрь 1917 — преобразование Симбирской чувашской учительской школы в учительскую семинарию
• октябрь 1922 — переезд к сыну в Петроград
• лето 1923 — переезд в Москву
• октябрь 1928 — празднование 80-летия со дня рождения и 60-летия со дня основания первой чувашской школы
• 23 октября 1930 — смерть в Москве и похороны на Ваганьковском кладбище

Чины и награды Российской империи

• Орден Св. Станислава 3 ст. (26.12.1878)
• Орден Св. Станислава 2 ст. (27.12.1887)
• Орден Св. Анны 3 ст. (15.05.1889)
• Орден Св. Анны 2 ст. (26.12.1892)
• Серебряная медаль в память Александра III (25.04.1896)
• Тёмно-бронзовая медаль «За труды по I всеобщей переписи населения 1897 г.» (30.01.1897)
• Орден Св. Владимира 4 ст. (9.03.1900)
• Действительный статский советник (1904)
• Медаль в память Отечественной войны 1812 года (1912)
• Медаль в память 300-летия царствования Дома Романовых (1913)

История Симбирской чувашской школы

В конце 60-х годов XIX века в Симбирской губернии было 305 чувашских селений, насчитывающих более 100 тысяч жителей и ни одной школы с преподаванием на чувашском языке. Первая такая школа открылась на личные средства гимназиста И. Яковлева и размещалась на частных квартирах. При поддержке инспектора народных училищ Симбирской губернии И. Н. Ульянова 15 ноября 1871 года школа приобрела официальный статус, постоянное финансирование и помещение. Закончив университет, И. Я. Яковлев занялся дальнейшим её развитием. Для школы было приобретено на набережной Свияги каменное двухэтажное здание с находящимися при нём строениями и землей. После капитального ремонта, в сентябре 1877 года, была переведена в собственный постоянный дом. В нём разместились учебные классы, спальни воспитанников, кухня, столовая, пекарня и учительская квартира.

В числе построек, вместе с каменным домом, находился одноэтажный деревянный флигель, отведенный под женское отделение школы, которым заведовала жена И. Я. Яковлева — Екатерина Алексеевна, приёмная дочь Н. И. Ильминского. Первоначально там разместилась квартира инспектора Яковлева — до 1885 года.

Построенные в 1878 году мастерские школы, по ходатайству И. Я. Яковлева были перестроены в домовую церковь. 20 января 1885 года храм был освящен во имя Сошествия Святого Духа на Апостолов. Позже, в 1897—1898 годах, здание было надстроено вторым этажом, пристроен алтарь. В здании разместились школьная библиотека и классы женского отделения. В настоящее время здание передано Ульяновской епархии, и в нём располагается храм во имя Сошествия Святого Духа на Апостолов.

Для мастерских было отстроено новое двухэтажное каменное здание, где производилось обучение столярно-токарному, переплетному и ручному труду. Вся классная и школьная мебель изготавливалась в мастерских, кроме этого мастерские выполняли заказы города, в том числе для кадетского корпуса, гимназии, лютеранской кирхи и вообще изделий на продажу, что являлось важной статьей дохода школы. Мастерские давали школе до 3,5 тыс. рублей дохода в год, а накопленный капитал школы к 1917 году составил 100 тысяч рублей.

В 1906 году при Симбирской чувашской школе было открыто мужское двухклассное приходское училище, в 1910 году переведенное в собственное трехэтажное здание, пожертвованное симбирским меценатом Н. Я. Шатровым.

Наиболее значительным зданием школы был построенный в 1885 году трехэтажный дом, на третьем этаже которого разместилась квартира И. Я. Яковлева и женское отделение, которым заведовала его жена — Екатерина Алексеевна. Квартира семьи Яковлевых, в которой они прожили до 1922 года, состояла из 6 комнат — кабинета, столовой, гостиной, спален Ивана Яковлевича и Екатерины Александровны и детской.

К 1917 году чувашская учительская семинария представляла собой комплекс, состоящий из учительской школы, мужского и женского начальных училищ, женских педагогических курсов, сельскохозяйственной школы 1-го разряда. В школу принимались крещеные и некрещеные чуваши, а также русские и крещеные татары в возрасте от 11 до 18 лет. К 1918 году в чувашской народной школе было подготовлено около 1200 человек.

В 1919 году в соответствии с реформой образования РСФСР, было принято решение о закрытии Симбирской чувашской семинарии и открытии на её базе учительского института, без учета сложившегося чувашского направления. От чувашской семинарии оставались только трехгодичные чувашские курсы при институте. Все имущество семинарии предавалось институту. Иван Яковлевич остался не у дел. Он всеми силами и средствами старается сохранить своё детище. 23 ноября 1919 года в газете «Заря» — органе Симбирского губкома РКП(б) и губисполкома, появилась заметка: «Яковлев и чуваши», в которой говорилось, что «деятельность Яковлева имела огромное значение среди чувашского населения, но тем не менее в данный революционный момент приходится от Яковлева, безусловно, отказаться. Как он сам, так и его взгляды устарели для нашей эпохи, для нашего времени».

25 ноября коллегия Симбирского губоно постановила: «Считая, что пребывание Яковлева в стенах семинарии вредно отражается на деятельности семинарии, по предложению Наркомпроса уволить Яковлева в отставку с сохранением за ним пенсии».

Лишь весной 1920 года при вмешательстве В. И. Ленина, лично знакомого с семьей Яковлевых по Симбирску, была назначена пенсия И. Я. Яковлеву и его жене, а 1 сентября 1920 года в зданиях бывшей чувашской семинарии открылся Чувашский институт народного образования, позднее — Ульяновский чувашский педагогический техникум. 23 сентября 1928 года техникуму было присвоено имя И. Я. Яковлева. С 1937 года техникум стал педагогическим училищем им. И. Я. Яковлева, которое просуществовало в Ульяновске до 1956 года.

Семья И. Я. Яковлева

«В семейной жизни я был счастлив и в жене, и в детях моих»

Супруга

В 1870 году, будучи студентом Казанского университета, Иван Яковлевич познакомился с Н. И. Ильминским и его семьей, в которой воспитывались дети умершего друга и коллеги Ильминского А. А. Бобровникова — Екатерина (р. 2 октября 1861 г.) и Николай. Через семь лет состоялась свадьба 16-летней Екатерины, выпускницы казанской женской гимназии, и 29-летнего инспектора чувашских школ Ивана Яковлева.

В жизни Екатерины Алексеевны были не только домашние обязанности. В 1878 году при Симбирской чувашской школе было открыто женское отделение, которое она позднее возглавила и работала преподавателем и воспитателем бок о бок со своим мужем.

Умерла Яковлева Е. А. в 1936 году.

Дети

28 декабря 1878 года в семье Яковлевых родился первый ребёнок, которого в память деда назвали Алексеем. Позднее родились Наталия, Лидия, Николай и Александр. Из них Наташа и Саша умерли в раннем возрасте.

• Яковлев, Алексей Иванович (1878—1951) — историк, член-корреспондент АН СССР, лауреат Сталинской премии;
• Некрасова, Лидия Ивановна (в девичестве Яковлева) (1881—1942) — филолог, искусствовед, этнограф, переводчик с английского и немецкого;
• Яковлев, Николай Иванович (1883—1949) — горный инженер, военный конструктор, музыковед.

Внуки

• Некрасова, Екатерина Алексеевна (в девичестве Павлова) (?-1911);
• Павлова, Екатерина Алексеевна (1905-1989) — доктор искусствоведения, специалист по истории русского и европейского искусства, переводчик;
• Яковлев, Иван Алексеевич (1912—2000) — доктор физико-математических наук, профессор;
• Некрасова, Анна Алексеевна (1913-2003) — режиссёр Центрального детского театра, профессор Государственного института театрального искусства;
• Некрасов, Дмитрий Алексеевич (1914-1971);
• Яковлева, Ольга Алексеевна — кандидат исторических наук;
• Некрасова, Лидия Алексеевна;
• Некрасов, Алексей Алексеевич;
• Маару, Наталья Алексеевна (в девичестве Яковлева).

Правнуки

• Павлова, Екатерина Всеволодовна (1934-2015) — пушкинист, кандидат искусствоведения, заслуженный работник культуры Российской Федерации;
• Покровская, Алла Борисовна (р. 1937) — народная артистка Российской Федерации;
• Павлов, Владимир Всеволодович (р. 1940) — заслуженный артист Российской Федерации;
• Покровский, Александр Борисович (р. 1944) — концертмейстер Московской консерватории;
• Варе, Франсуаза — профессор медицины (Франция);
• Некрасова, Лидия Дмитриевна (р. 1951) — москвовед, искусствовед.

Праправнуки

• Толмачёв, Василий Михайлович (р. 1957) — доктор филологических наук, профессор МГУ;
• Ефремов, Михаил Олегович (р. 1963) — заслуженный артист Российской Федерации;
• Ордынская, Любовь Михайловна (р. 1966) — дизайнер-типограф;
• Павлов, Алексей Владимирович (р. 1975);
• Макеева, Надежда Дмитриевна (в девичестве Некрасова) (р. 1978);
• Мартынова, Варвара Дмитриевна (в девичестве Некрасова) (р.1980);
• Павлов, Всеволод Владимирович (р. 1983);
• Нифонтова, Полина Дмитриевна (в девичестве Некрасова) (р. 1983);
• Павлова, Екатерина Владимировна (р. 1985);
• Павлова, Ольга Владимировна (р. 1989).

Прапраправнуки

• Павлова, - Алексеевна;
• Ефремов, Никита Михайлович (р.1988) — российский актёр театра и кино;
• Ефремов, Николай Михайлович (р.1991) — российский актёр кино;
• Макеева, Маргарита Кирилловна (р. 1995);
• Некрасов, Леон Кириллович (р. 1997);
• Некрасов, Никита Кириллович (р. 2000);
• Некрасов, Иван Андреевич (р. 2004);
• Некрасова, Вероника Андреевна (р. 2005);
• Некрасов, Фёдор Дмитриевич (р. 2006);
• Некрасов, Юрий Михайлович (р. 2008);
• Ефремова, Анна-Мария Михайловна;
• Ефремова, Вера Михайловна;
• Ефремова, Надежда Михайловна;
• Ефремов, Борис Михайлович.

Яковлев как писатель, переводчик и издатель

Знакомство с ученым-ориенталистом Н. И. Ильминским в годы учёбы в Казанском университете утвердило желание И. Я. Яковлева в создании чувашской азбуки, букварей и издании книг для чувашей, которым по незнанию русского языка был закрыт путь к знаниям и литературе.

Изучение фонетики чувашского языка привело к созданию чувашской азбуки, насчитывающей 47 букв. Была составлена азбука и букварь, с поучительными для народа пословицами и поговорками. Однако выяснилось, что 47 букв сложно для запоминания и И. Я. Яковлев переработал азбуку, оставив в 1873 году только 25 букв.

В первую очередь И. Я. Яковлев занялся переводом на чувашский язык Евангелия, который в целом был завершён только к 1911 году. Над переводом Библии он работал до 1922 года, когда неизданные материалы И. Я. Яковлев передал в архив Британского библейского общества.

Кроме религиозной литературы им были изданы литературный сборник «Сказки и предания чуваш» и «Образцы мотивов чувашских народных песен и тексты к ним» в двух томах, переводы на чувашский язык произведений русских классиков: «Полтавы» А. С. Пушкина, «Песни про купца Калашникова» М. Ю. Лермонтова, рассказов Толстого и др.

За всю жизнь Яковлев издал более 100 книг и брошюр на чувашском языке.

Некоторые сочинения И. Я. Яковлева:

• Букварь для чуваш. Казань, 1872 (издавался до 1919 года);
• О школьном образовании чуваш. «Городской и сельский учитель», 1897, в. 5;
• Краткий очерк Симбирской учительской школы. — Симбирск, 1908;
• Детские рассказы. — Чебоксары, 1968;
• Письма. — Чебоксары, 1985. — 366 с.;
• Верьте в Россию и любите её. — Чебоксары.: Чувашский госуниверситет, 2002. — 308 с.

Оценка деятельности Яковлева

В стихотворении «Письмо чувашского народа Великому Сталину» дана отрицательная оценка действиям И. Я. Яковлева в ходе усмирения восставших чувашских крестьян с. Чемеево зимой 1907 года

Министр-вешатель-Столыпин
Подписал указ проворно:
«Привести народ чувашский
Срочно в полную покорность».
Яковлев, йанра́л чувашский,
Разъезжал на тройке барской,
Как Столыпина посланник,
Манифест читая царский.
Но его мы отвергали…

И. Г. Максимов отмечает большую разницу в оценке деятельности И. Я. Яковлева в сравнении с оценками деятельности другого соратника Н. И. Ильминского — В. Т. Тимофеева, сделавшего практически то же самое для татар, что И. Я. Яковлев для чуваш.

По-разному оценивается теперь деятельность этих двух людей, В. Т. Тимофеева и И. Я. Яковлева, делавших, одно и тоже, на их родине: первый для просвещения татар-кряшен, а второй — чувашей. В Чувашской АССР в 1968 году торжественно и всенародно праздновалось 100-летие Симбирской чувашской учительской школы и 120-летие её основателя И. Я. Яковлева. В Чебоксарах на центральной площади установлен памятник просветителю чувашей И. Я. Яковлеву, его имя присвоено библиотеке и открыт музей его имени. В современной же татарской литературе к именам Н. И. Ильминского и В. Т. Тимофеева, ещё 100 лет тому назад обучавших часть татар (кряшен) письменности с русскими буквами и способом письма, которая теперь стала всеобщей для татар, и тем самым облегчавшим путь к сближению с европейской культурой, приклеены ярлыки «миссионер» и «поп», позаимствованные из пропагандистского арсенала былых татарских националистов, а Казанская центральная крещёно-татарская школа третируется, как место подготовки антимусульманских миссионеров.

— Максимов И. Г. Отзвуки отживших идей в татарской газете.

Память

• В 1958 году Постановлением Совета Министров РСФСР Чувашскому государственному педагогическому институту присвоено имя Ивана Яковлевича Яковлева.
• В 1996 году в Чебоксарах был создан Институт И. Я. Яковлева при Чувашском государственном университете им. И. Н. Ульянова (позднее ставший НИИ И. Н. Ульянова — И. Я. Яковлева.; ныне в структуре Чувашского госуниверситета он не прослеживается).
• Одной из старейших школ на территории Чувашии - Аликовской — присвоено имя Ивана Яковлева.
• Открытая И. Я. Яковлевым Бичуринская школа носит его имя.

Музеи

• [www.museum.ru/M2700 Музей Ивана Яковлева в с. Кошки-Новотимбаево республика Татарстан, Тетюшский район]
• [www.chuvsu.ru/university/museum.htm Музей Ильи Николаевича Ульянова и Ивана Яковлевича Яковлева при Чувашском государственный университете им. И. Н. Ульянова]
• [www.chgpu.edu.ru/muzei-chgpu/ Музей Ивана Яковлевича Яковлева в Чувашском государственном педагогическом университете] (1968)
• [www.museum.ru/M2188 Музей «Симбирская чувашская школа. Квартира И. Я. Яковлева»]

Памятники

• Памятник и бюст И. Я. Яковлеву в городе Чебоксары
• Памятник И. Я. Яковлеву в селе Кошки-Новотимбаево
• Памятник И. Я. Яковлеву в Ульяновске
• [mosday.ru/news/item.php?582175 Памятник создателю чувашской письменности могут установить на ул. Большая Полянка]

Улицы

• Проспект Ивана Яковлева в Чебоксарах
• Улица Ивана Яковлева в Вурнарах
• Улица Ивана Яковлева в Ибресях
• Улица Ивана Яковлева в Урмарах

Фотогалерея

• Monument I Y Yakovlev.jpg

  Памятник И. Я. Яковлеву в Ульяновске. Скульптор В. П. Нагорнов. 2006 г.
• Memorial plate.jpg

  Мемориальная доска в бывшей Центральной чувашской школе Симбирска
• Female branch of school.jpg

  Вид класса женской школы
• Church at school.jpg

  Двери храма во имя сошествия Святого Духа на Апостолов
• Room of Yakovlev.jpg

  Комната Ивана Яковлевича в квартире при Симбирской чувашской школе
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Памятник Ивану Яковлеву у здания Национальной библиотеки в Чебоксарах
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Бюст И. Я. Яковлева на проспекте Ивана Яковлева в Чебоксарах

См. также

• Просвещение
• Миссионерство
• Ильминский, Николай Иванович
• Тимофеев, Василий Тимофеевич
• Яковлевские чтения

Литература

• Дело его жизни. Сборник научных статей. Издатель — фонд им. Яковлева. Редактор Кириллов И. П. — Чебоксары 2008.
• Итоги юбилейной научной сессии, посвященной столетию со дня рождения И. Я. Яковлева, «Записки Чувашского н.-и. института языка, литературы и истории», 1949. в. 3;
• Краснов Н. Г. Иван Яковлевич Яковлев. Жизнь. Деятельность. Педагогические идеи. Очерки. — Чебоксары, 1976.
• Этнопедагогический манифест И. Я. Яковлева. — Чебоксары 2003. — ISBN 5-86765-253-X
• Волков Г. Н. Жизнь, смерть и бессмертие патриарха. — Чебоксары 2004. — ISBN 5-86765-268-8
• Симбирская чувашская школа. Квартира И. Я. Яковлева. Путеводитель. — Ульяновск: Издательство «Корпорация технологий продвижения», 2003. — 24 с.
• Александров Г. А. Иван Яковлевич Яковлев в 1917—1920 годы. — Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 1992.

Ссылки

• [www.chuvsu.ru/university/yakovlev/index.htm Биография]
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:748472 Иван Яковлев] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [www.jmp.ru/jmp/98/05-98/11.htm Журнал Московской Патриархии 5-1998]
• [www.biblia.ru/translation/show/?9&start=0 Российское Библейское Общество]

Примечания

Комментарии

Источники

Отрывок, характеризующий Яковлев, Иван Яковлевич

– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.