Белые латиноамериканцы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Белые латиноамериканцы
«Latinoamericano blanco»
«Latino-Americano Branco»
Язык

испанский, португальский, французский

Религия

прим. Христианство

Белые латиноамериканцы (исп. Los blancos, порт. Os brancos), крюнеки (исп. Kryunek) — белые или преимущественно белые жители стран Латинской Америки, имеющие ярко выраженную европеоидную внешность, и происходящие от европейских колонистов конца XV — начала XXI веков. Традиционно занимают высшую ступень латиноамериканской расово-социальной иерархии, хотя в результате процессов массовой метисации границы между расовыми группами в странах Латинской Америки, в отличие от США, очерчены нечётко. Имеет место повышенная расовая и культурная мобильность разных по происхождению групп населения, их активное взаимопроникновение. В целом белые латиноамериканцы составляют по разным оценкам от 30 и 40 % населения всей Латинской Америки по состоянию на начало ХХI века, то есть около 190—200 млн чел, что, к примеру, значительно меньше доли белых в населении США (70 %) и Канады (86 %). Тем не менее, отмечаются значительные вариации в процентном отношении белых от одной латиноамериканской страны к другой. В целом преимущественно белыми являются только три страны Латинской Америки — Аргентина, Коста-Рика и Уругвай. В остальных странах, в том числе в Бразилии, белые составляют менее половины всего населения; преобладают смешанные и переходные расы.





История

Первые европейцы — испанские и португальские конкистадоры, идальго и миссионеры появились в Латинской Америке после Христофора Колумба, исследовавшего регион в 1492 году. Колонии Испании и колонии Португалии образовались и значительно расширили свою территорию и население на протяжении следующих трёх столетий. Первые европейские поселенцы были в основном мужчинами, которые активно вступали в половые контакты с женщинами индейского и африканского происхождения, которые были их рабынями или наложницами, что быстро привело к преобладанию в современной Латинской Америке метисов, мулатов и других смешанных подтипов (самбо, кабокло, парду и др.). Испанское и португальское правительства начали опасаться окончательной бастардизации белого населения и постепенно инициировали ввоз белых женщин из Европы с которыми белые мужчины заключали официальные браки, продолжая при этом встречаться с рабынями и наложницами (сохраняя институт так наз. пласажа). И всё же дети родившиеся в официальном браке с белой женщиной получали права наследования, а значит и всю полноту власти в колониальных сообществах, но их доля в населении остаётся незначительной до конца XIX века. Позднее, в конце ХIХ — нач. ХХ в страны Латинской Америки (в первую очередь Бразилию, Аргентину и Уругвай) прибывают массы европейцев. Многие спасаются от военных действий в Европе (мировые и гражданские войны), этнических конфликтов. Часть мигрантов (голондрины) привлекают сюда новые сельскохозяйственные возможности и освоение целины сертана, кампоса и льяноса. Бразилия принимает около 5 млн европейских иммигрантов, Аргентина — около 3-х, Уругвай — около 500 тыс. Основную массу прибывших составляют романские народы: итальянцы, испанцы и португальцы. Но прибывали также и немцы, французы, поляки, евреи, ливанцы, украинцы. Более поздние европейские иммигранты, как правило, оседали в более умеренных широтах (Аргентина, Уругвай, Южная Бразилия), где цветное население было не так многочисленно. Тем не менее, значительная часть белых бразильцев и аргентинцев имеет существенную примесь африканских и индейских генов, количество которых сильно варьирует в зависимости от провинции, города и даже городского микрорайона. Власти латиноамериканских государств долгое время официально поддерживали иммиграцию европейцев для постепенного «отбеливания» преимущественно цветного населения Латинской Америки.

Географическое распределение

Антропологически наиболее «белыми» (то есть европеоидными) являются современные аргентинцы и уругвайцы, хотя и в их генах значительна примесь индейской и негритянской крови (5—30 %). Ряд стран Латинской Америки претерпели существенные изменения в своём расовом составе на протяжении ХХ века. Так, пуэрториканцы после включения в состав США предпочитают регистрировать себя «белыми», а не цветными как ранее в составе Испанской колониальной империи. На Кубе, наоборот, имел место обратный процесс. После прихода к власти Фиделя Кастро значительная часть белых кубинцев, связанных с американским капиталом, эмигрировали в г. Майами. Из-за более низкой рождаемости белых и их эмиграции, доля белых в населении острова снизилась с 65 % в 1960 до около 35 % в настоящее время. До конца ХIХ Бразилия была преимущественно афро-латинской страной, однако массовая европейская иммиграция в начале ХХ века подняла долю белого населения до 63 % к началу 1960-х. После этого, экономические проблемы вновь привели к эмиграции белых бразильцев из страны; а метисация и более высокая рождаемость цветного населения вновь привели к росту его доли в общем населении страны. Тем не менее, в абсолютных цифрах количество европеоидов наиболее значительно именно в Бразилии (около 95 млн чел), где они проживают преимущественно в 4 южных штатах.

Доля преимущественно белого населения по стране и его численность:

Знаменитые белые латиноамериканцы

Белые американцы, традиционно являясь наиболее привилегированной социальной группой в Латинской Америке, широко представлены во властных структурах латиноамериканских стран, в образовании, экономике, на телевидении, в частности в так называемых сериалах-теленовеллах. Так, в Мексике доля белых актёров в сериалах достигает 98—100 %, а в населении страны — около 6—9 %.

Напишите отзыв о статье "Белые латиноамериканцы"

Примечания

См. также

Отрывок, характеризующий Белые латиноамериканцы

– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел: