Бхутто, Беназир

Беназир Бхутто урду بینظیر بھٹو, синдхи بينظير ڀٽو<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Пакистана
19 октября 1993 — 5 ноября 1996
Предшественник:	Моинуддин Ахмад Куреши
Преемник:	Мерадж Халид
Министр обороны Пакистана
4 декабря 1988 — 6 августа 1990
Предшественник:	Махмуд Харун
Преемник:	Ghous Ali Shah
Премьер-министр Пакистана
2 декабря 1988 — 6 августа 1990
Предшественник:	Мухаммед Зия-уль-Хак
Преемник:	Гулам Мустафа Джатой
Вероисповедание:	Ислам, шиитского толка
Рождение:	21 июня 1953(1953-06-21) Карачи
Смерть:	27 декабря 2007(2007-12-27) (54 года) Равалпинди
Место погребения:	Мавзолей в деревне Гари Худа Бахш, близ Ларканы
Отец:	Зульфикар Али Бхутто
Мать:	Нусрат Бхутто
Супруг:	Асиф Али Зардари
Дети:	сын: Билавал дочери: Бахтавар и Асифа
Партия:	ПНП
Автограф:

Бенази́р Бху́тто (21 июня 1953, Карачи, Пакистан — 27 декабря 2007, Равалпинди, Пакистан) — премьер-министр Исламской республики Пакистан в 1988—1990 и 1993—1996 годах, первая в новейшей истории женщина — глава правительства в стране с преимущественно мусульманским населением.

После долгого пребывания в эмиграции вернулась на родину, где в течение последних месяцев 2007 года на неё было произведено два покушения. Первое покушение было произведено 18 октября 2007 года, в результате него погибло более 130 человек, около 500 ранены. В результате второго террористического акта 27 декабря 2007 года Бхутто погибла.

Начало биографии

Беназир Бхутто родилась в Карачи. Её предками по отцовской линии были синдхскими раджпутами из клана Бхутто, переселившегося в Синд в XVII веке из Джайсалмера в Раджастхане. Её дед Шах Наваз Бхутто и отец Зульфикар Али-хан Бхутто возглавляли правительство Пакистана. Мать Беназир, Нусрат Бхутто, была иранкой курдского происхождения. В семье Беназир была старшим ребёнком; у неё были младшие братья Муртаза и Шахнаваз и сестра Санам.

Зульфикар Али Бхутто получил европейское образование и воспитывал свою дочь вовсе не так, как было принято в исламских странах. Беназир Бхутто вспоминала:

«Мой отец — верующий мусульманин. Когда мать надела на меня чадру в 12 лет, сказал ей: „Пусть она вырастет и сама решит для себя, открывать ей лицо или нет, — ислам даёт женщине право распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению“. Больше я не носила чадру».

В ранние годы Беназир посещала детский сад леди Дженнингс, затем училась в нескольких католических женских школах: Иисуса и Марии в Карачи, Сретения в Равалпинди, Иисуса и Марии в Марри — пригороде Исламабада. Экзамены по курсу средней школы сдала в пятнадцать лет. В апреле 1969 года Бхутто поступила в Колледж Редклифф Гарвардского университета в США. Там, по её собственным воспоминаниям, она «впервые почувствовала вкус демократии». Во время обучения в Гарварде и Оксфорде Беназир отличалась прекрасными ораторскими способностями и подавала большие надежды. В 1973 году с отличием окончила Гарвард и получила диплом бакалавра государственного управления.

Осенью того же года поступила в колледж Леди Маргарет Холл Оксфордского университета в Великобритании, где до 1976 года изучала политологию, философию и экономику. После выпуска прослушала в Оксфорде углублённый годичный курс по международному праву и дипломатии. Во время учёбы в Оксфорде Бхутто сначала была избрана членом постоянного комитета, а затем президентом престижного дискуссионного общества «Оксфордский союз». Её отец, Зульфикар Али Бхутто, в эти годы (до 1977 года) занимал пост сначала президента, а затем — премьер-министра Пакистана.

Семья

18 декабря (по другим данным — 17 декабря) 1987 года в Карачи Бхутто вышла замуж за Асифа Али Зардари. Как и Беназир, Зардари был представителем одного из богатых семейств провинции Синд и принадлежал, как и Бхутто, к мусульманам-шиитам. По свидетельству прессы, это был брак по расчёту, на который Бхутто согласилась добровольно: в Зардари она видела человека, готового принять её приобретённые на Западе прогрессивные воззрения. После заключения брака Беназир предпочла сохранить фамилию отца. От этого брака у Беназир Бхутто родилось трое детей: сын Билавал и дочери Бахтавар и Асифа.

Включение в политическую борьбу. Первое премьерство

В июне 1977 года Беназир вернулась в Пакистан. Она предполагала поступить на дипломатическую службу, но Зульфикар Али Бхутто прочил дочери карьеру в парламенте. Поскольку Беназир ещё не достигла необходимого для участия в выборах возраста, она стала помощником отца. Работать в этом качестве ей пришлось совсем недолго: в июле 1977 года глава генерального штаба Пакистана генерал Мухаммед Зия-уль-Хак возглавил военный переворот, захватил власть и ввел в стране военное правление. В сентябре 1977 года свергнутый премьер Бхутто и его дочь были арестованы и помещены в тюрьму. Беназир много лет провела в заключении, где содержалась в очень суровых условиях. В автобиографии она вспоминала, в каких условиях она жила, находясь в заключении:

«Летняя жара превратила мою камеру в раскалённую печь. Моя кожа трескалась и стиралась, слезая с рук клочьями. Лицо покрылось волдырями. У меня начали выпадать волосы. Полчища насекомых заполонили мою камеру. Кузнечики, комары, кусающиеся мухи, пчелы и жуки просачивались через трещины в полу и решетки. Большие чёрные муравьи, тараканы, отряды маленьких красных муравьёв и пауков. Я укрывалась одеялом с головой, чтобы спрятаться от их укусов, и снимала его, когда становилось слишком тяжело дышать»

В 1979 её отец был обвинён в заказе убийства политического оппонента и казнён. «Я не выбирала эту жизнь, это она выбрала меня», — вспоминала Беназир Бхутто в мемуарах «Дочь Востока». По её словам, казнь отца заставила её стать политиком. В 1979—1984 годах Бхутто не раз оказывалась под домашним арестом, пока наконец ей не было разрешено выехать в Великобританию. Будучи в изгнании, руководила Пакистанской народной партией (ПНП), основанной её отцом. Но в это время начались проблемы внутри самого клана Бхутто: её братья Муртаза и Шахнаваз заявили свои права на политическое наследство и не собирались делиться с сестрой. После казни Зульфикара Али Бхутто лидером Пакистанской народной партии стала его жена. В 1985 году Шахнаваз был убит во Франции при невыясненных обстоятельствах. Слухов много — полагают, например, что его отравили пакистанские спецслужбы, а также считают, что это было политическое убийство по заказу самой Беназир Бхутто.

После гибели Зия-уль-Хака в авиакатастрофе она получила возможность вернуться на родину. В гибели убийцы её отца подозревали не только мать Беназир, но и её брата — Муртазу Бхутто. Во время возвращения Беназир Бхутто в аэропорту её встречало три миллиона человек.

16 ноября 1988 на первых более чем за десятилетие свободных парламентских выборах Пакистанская народная партия одержала победу, завоевав 94 из 207 мест в Национальной ассамблее (вместе с местами союзников ПНП это обеспечивало надёжное большинство). Как лидер партии, Беназир Бхутто 2 декабря была приведена к присяге премьер-министра Пакистана. Заняв этот пост в 35-летнем возрасте, Беназир стала самой молодой из женщин, добившихся должности премьера, а в современной истории мусульманских стран назначение женщины на пост главы правительства случилось впервые.

Во многом это произошло благодаря тому, что имя её отца было очень популярно. Но дочь убрала из своей программы ряд лозунгов и слово «социализм». Муж Бхутто вошёл в состав правительства в качестве министра финансов.

Новый кабинет достиг некоторых успехов в выполнении программы социальных и политических реформ. Он восстановил ликвидированные военной диктатурой права профсоюзов, отменил запрет студенческих союзов и ограничения на деятельность неправительственных организаций, в том числе правозащитных и женских групп, восстановил свободу печати и впервые открыл оппозиции доступ к правительственным СМИ.

Беназир Бхутто также смогла наладить отношения с давним противником страны — Индией. Вместе с индийским премьер-министром Радживом Ганди они учредили несколько двусторонних комитетов и подписали первое соглашение, касающееся вопросов ядерной энергетики в Южной Азии, обязавшись отказаться от нападения на ядерные объекты; подписали соглашение о взаимном сокращении и передислокации войск и об ограниченном товарообмене, а также подготовили проект соглашения о разделении войск по Каргилу без согласования претензий на отобранный Индией у Пакистана в годы диктатуры Зии-уль-Хака ледник Сиачен.

Вместе с тем, её правление охарактеризовалось резким ростом коррупции в стране. При этом в коррупционных скандалах нередко упоминалось имя мужа премьер-министра, получивший прозвище «господин десять процентов», так как требовал от инвесторов именно десять процентов от вложений. Скандал принял почти международный размах, так как обвинения в адрес Асифа Али Зардари выдвигали правоохранительные органы не только Пакистана, но и ещё Великобритании и Швейцарии. В этот период Бхутто часто выезжала за пределы страны, избегала дебатов в парламенте и принимала произвольные и непродуманные решения. Эти обвинения закончились тем, что в середине 1990 года президент Гулам Исхак Хан отправил правительство Беназир Бхутто в отставку.

Второе премьерство

В 1993 году на очередных выборах Бхутто одерживает победу под лозунгом борьбы с коррупцией и бедностью. Общее число голосов, полученных ПНП, оказалось меньше, чем у главного соперника — Мусульманской лиги, поэтому для формирования правительства Бхутто образовала коалицию с партиями консервативного толка. В ноябре из эмиграции вернулся её брат Муртаза, который потребовал уступить ему руководство партией. Раздоры в семействе Бхутто сказались на единстве партии. Он возглавил отколовшееся крыло Партии пакистанского народа — с одобрения их матери, считавшей, что семейным политическим делом должен руководить мужчина. По прибытии в Карачи Муртаза был арестован по обвинению в терроризме, однако был освобождён под залог в июне 1994 года.

Став во второй раз премьером страны, Бхутто развернула ряд масштабных реформ в стране. Она национализировала нефтяные месторождения и направила финансовые потоки на осуществление социальных программ. В результате предпринятых ею реформ возросли расходы на образование и здравоохранение, неграмотность среди населения страны снизилась на одну треть, был побежден детский недуг — полиомиелит, в бедные сёла и деревни проведены электричество и питьевая вода. Кроме того, она ввела бесплатное здравоохранение и образование и увеличила расходы на них. За период её правления многократно увеличился объём внешних инвестиций, темпы экономического развития Пакистана были более высокими, чем в соседней Индии. Эти реформы Беназир Бхутто были по достоинству оценены не только народом Пакистана, где она стала объектом фанатичного поклонения, но и за пределами страны.

В сентябре 1995 года группа консервативно настроенных пакистанских офицеров готовила заговор против Беназир Бхутто, но заговорщики были арестованы. В 1996 году Беназир вошла в Книгу рекордов Гиннесса как самый популярный международный политик года, ей была присуждена почётная докторская степень Оксфордского университета, французский орден Почетного легиона и множество других наград. Во внешней политике Беназир Бхутто демонстрировала независимость — она продолжила финансирование программы создания ядерного оружия, с помощью афганского движения «Талибан» перекрыла оживлённую наркоторговлю и даже пошла на сотрудничество с Россией, освободив российских солдат, находившихся в плену со времён войны в Афганистане.

И если во втором премьерстве правительство Беназир Бхутто преуспело, то коррупция в годы правления Бхутто приобрела ещё больший размах. В частности, муж Бхутто, Азиф Али Зардари, был вновь обвинён в получении взяток. Брат Бхутто, выступавший за тщательное расследование этого дела, был убит в Карачи в странной перестрелке с полицией. В его убийстве был обвинен муж Бхутто и сама Беназир Бхутто.

Популярность Бхутто в народе падала, а влияние исламских фундаменталистов росло. Поэтому в 1996 г. её правительство было вынуждено признать режим «Талибана» в Афганистане. Однако в конце того же года её правительство было отправлено в отставку. Международный террорист Усама бен Ладен объявил за голову Чёрной розы Пакистана, как именовали Беназир журналисты в период второго прихода к власти, вознаграждение в размере $10 млн. На выборах 1997 года ПНП потерпела сокрушительное поражение, получив 17 мест из 217. В начале 1998 г. Бхутто, её мужу и матери были предъявлены официальные обвинения в коррупции, их счета в британских и швейцарских банках были заморожены, а в конце 1999 года к власти пришли военные во главе с Первезом Мушаррафом, что усугубило положение.

Повторная эмиграция

Бхутто были предъявлены обвинения в финансовых махинациях и организации заказных убийств, и она была вынуждена покинуть страну; её муж провёл более пяти лет в тюрьме по обвинению во взяточничестве. Она эмигрировала с тремя детьми в Дубай, куда после освобождения в 2004 году приехал и её муж; какое-то время она жила в Лондоне. В 2001 году в Пакистане была принята поправка к конституции, запретившая одному и тому же лицу занимать пост премьер-министра более двух раз, что было воспринято многими как попытка Мушаррафа обезопасить себя от конкуренции со стороны Бхутто в случае проведения демократических выборов.

В том же году Верховный суд Пакистана назначил новый процесс над Бхутто, что означало приостановление действия приговора, вынесенного в 1999 году. Бхутто была приговорена к трём годам тюремного заключения за неявку в суд, что явилось основанием для отказа Бхутто в регистрации в качестве кандидата на парламентских выборах 2002 года. В 2003 году суд Швейцарии признал Бхутто и её мужа виновными в отмывании денег и приговорил их к 6 месяцам тюрьмы с отсрочкой исполнения наказания (банковские счета Бхутто были заблокированы Швейцарией по просьбе Пакистана в сентябре 1997 г.).

Большую часть времени Бхутто проводила в Лондоне и Дубае, выступала по всему миру с лекциями и поддерживала контакты с руководством ПНП.

Возвращение на родину и теракт 18 октября 2007 года

В январе 2007 года в Абу-Даби состоялась первая личная встреча Беназир Бхутто и президента Пакистана Первеза Мушаррафа в целях налаживания контактов. Президент Мушарраф подписал указ о предоставлении ей и другим оппозиционным деятелям амнистии от обвинений в коррупции. Наблюдатели считают, что военные круги Пакистана считали её своим союзником по борьбе за изоляцию религиозных сил и исламистских военизированных группировок. 18 октября 2007 года Беназир Бхутто вернулась на родину после 8 лет вынужденной ссылки. Во время следования кортежа в толпе встречающих её сторонников прогремело два взрыва. Погибли более 130 человек. Около 500 ранены.

Прежде Аль-Каида и Талибан не раз угрожали устроить масштабные теракты, как только Бхутто ступит на пакистанскую землю. Однако наиболее вероятными организаторами теракта считают радикальных последователей Мухаммада Зия-уль-Хака. Главные политические оппоненты самой Бхутто, как когда-то и её покойного отца, пытаются помешать Беназир и её Народной партии вернуться к власти в Пакистане. Парламентские выборы в стране намечены на январь 2008 года, и Беназир рассчитывала на победу. По закону пост премьер-министра нельзя занимать более двух раз. Бхутто была премьером как раз дважды. Однако ряд аналитиков считал, что президент страны Первез Мушарраф, подписавший в октябре соглашение с бывшей изгнанницей, пойдет на отмену запрета. Кандидатуру Бхутто поддерживали также и США, именно официальный Вашингтон и выступил инициатором возвращения Бхутто на родину и в большую политику.

По прибытии на родину она включилась в политическую борьбу. 3 ноября 2007 г. президент Пакистана Первез Мушарраф ввёл в стране чрезвычайное положение, необходимость которого объяснил «разгулом терроризма и экстремизма», поставившим под угрозу суверенитет государства, а также «саботажем деятельности» президента со стороны судебной власти. Действие конституции и работа судов на время чрезвычайного положения были приостановлены.

Б. Бхутто выразила уверенность, что введение чрезвычайного положения в Пакистане объясняется попытками властей укрепить в стране нынешний режим и предоставить П. Мушаррафу неограниченные властные полномочия. 9 ноября представители правоохранительных органов Пакистана при поддержке бронетанковой техники не позволили экс-премьеру покинуть свой особняк в Исламабаде и выступить с речью на митинге в соседнем городе Равалпинди. На следующий день Б. Бхутто была освобождена из-под домашнего ареста. Однако через несколько дней 13 ноября Бхутто вновь была помещена под домашний арест сроком на 7 дней и освобождена через три дня 16 ноября. Арест был произведён после заявления Б. Бхутто, в котором она призвала президента страны Первеза Мушаррафа уйти в отставку и заявила о том, что исключила для себя возможность работать под его руководством в новом правительстве. Б. Бхутто назвала президента Пакистана «препятствием на пути демократии» и подчеркнула, что его отставка необходима для «спасения Пакистана».

Убийство Б. Бхутто

Через два месяца после первого покушения 27 декабря Бхутто стала жертвой нового террористического акта в городе Равалпинди, где она выступала в районе парка Лиагат Багх на митинге перед своими сторонниками. По окончании митинга террорист-смертник выстрелил ей в шею и в грудь, после чего привёл в действие взрывное устройство. В момент нападения Бхутто находилась в окружении охранников с бронежилетами. На самой Бхутто бронежилета не было. В ходе этого теракта погибло более 20 человек, Б. Бхутто с тяжёлыми ранениями была доставлена в больницу, где вскоре в 16:16, не приходя в сознание, скончалась на операционном столе.

Бабар Ауан, пресс-секретарь Беназир Бхутто, с трудом сдерживал себя, когда делал официальное заявление о смерти Беназир Бхутто в больнице Равалпинди: «Я только что говорил с доктором Муссадигом, и он подтвердил, что наша Беназир скончалась». Разгневанные сторонники Беназир Бхутто стали зачинщиками уличных беспорядков в Карачи и других городах страны. В своей последней речи накануне покушения Беназир Бхутто сказала: «Я подвергаю свою жизнь опасности, потому что наша страна находится в опасности. Люди обеспокоены. Но все вместе мы вытянем страну из кризиса!»

В канун похорон военные получили приказ: в случае массовых беспорядков применять боевые патроны. Муж и трое детей Беназир Бхутто прибыли в Исламабад из Дубая и забрали её тело в родовое поместье Бхутто в провинции Синд для погребения. В ночь с 27 на 28 декабря накрытый флагом гроб с телом Бхутто был доставлен в её родной город Ларкана в южной провинции Синд специальным рейсом на военном самолёте С-130. Там на белом автомобиле кортеж проследовал через город к семейному мавзолею, где должны были пройти похороны.

Люди, собравшиеся вдоль дороги, по которой двигалась похоронная процессия, скандировали: «Позор убийце Мушаррафу, позор убийце США». На подступах к мавзолею собрались сотни тысяч человек. Кроме того, на похороны приехали руководители Пакистанской народной партии (ПНП), лидером которой была Бхутто. Церемонию охраняли усиленные наряды полиции. Покрытый красно-черно-зелёным флагом ПНП деревянный гроб был выставлен для прощания. Беназир Бхутто похоронили рядом с могилой её отца Зульфикара Али Бхутто. Церемонию похорон транслировало в прямом эфире пакистанское телевидение.

Реакция на смерть Бхутто

Убийство Беназир Бхутто осудило все мировое сообщество. ОИК, ООН, Евросоюз, Афганистан, Бангладеш, Италия, ОАЭ и другие страны выразили свои соболезнования в связи с гибелью бывшего премьер-министра Пакистана. Весь мир осудил случившееся и заявил, что подобные преступления не должны больше повторяться и преступники должны быть найдены и наказаны.

Пакистан

Президент Пакистана Первез Мушарраф решительно осудил убийство Беназир Бхутто: «Это жестокое насилие — дело рук террористов, с которыми мы боремся. Именно от этих террористов исходит самая большая опасность для Пакистана и его народа», — заявил Мушарраф в ходе экстренного совещания руководства страны. Президент Пакистана призвал соотечественников к сплочению и сдержанности. Он подтвердил свою решимость бороться с терроризмом во всех его проявлениях и объявил в стране трёхдневный траур в связи с трагической гибелью Бхутто.

США

Президент США Джордж Буш, выступая перед журналистами на ранчо в Кроуфорде (штат Техас), резко осудил «подлое убийство» бывшего премьер-министра Пакистана Беназир Бхутто и призвал пакистанцев развивать демократический процесс. «США жёстко осуждают этот подлый акт, совершённый террористами, жаждущими крови и пытающимися подорвать демократию в Пакистане», — заявил Дж. Буш. Он призвал пакистанцев продолжать демократические процессы, добавив, что США будут стоять «на стороне пакистанского народа в его борьбе с терроризмом и экстремизмом». Джордж Буш отметил, что «совершившие этот теракт должны быть преданы суду». «Б. Бхутто служила своей стране и дважды занимала пост премьера. Вернувшись ранее в этом году в Пакистан, она осознавала, что подвергает жизнь опасности, но она отказала убийцам в праве диктовать курс, каким должна следовать её страна», — подчеркнул президент США.

Россия

Президент России Владимир Путин направил соболезнование президенту Пакистана Первезу Мушаррафу в связи с произошедшим терактом, который унёс жизнь бывшего премьер-министра страны Беназир Бхутто и ещё двух десятков человек. Глава российского государства, выразив соболезнования родным и близким погибших, заявил о солидарности с пакистанским народом. В письме Путина подчёркивалось, что убийство Бхутто стало «очередным жестоким вызовом, брошенным силами терроризма не только Пакистану, но и всему международному сообществу». Президент России выразил надежду, что организаторы теракта будут заслуженно наказаны.

Российский МИД также решительно осудил произошедшее и призвал ведущие политические силы Пакистана проявить максимальную сдержанность и не поддаваться на провокации экстремистов. «Надеемся, что руководству Пакистана удастся предпринять меры для обеспечения стабильности в стране», — заявил официальный представитель МИД РФ Михаил Камынин.

Литература

• Густерин П. В.  Тайны семейства Бхутто // Азия и Африка сегодня. — 2008. — № 5. — С. 73—74.
• Суворова А. А.  [www.vostlit.ru/KartNotSerial/kart390.htm Беназир Бхутто: портрет в двух ракурсах]. — М.: Восточная литература, 2013. — 223 с. — ISBN 978-5-02-0365534-6.

Ссылки

• Бхутто, Беназир — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.mk.ru/old/article/2007/11/19/69348-benazir-bhutto-ostaetsya-tolko-molitsya-chtobyi-pakistan-ne-vzorvalsya-iznutri.html Интервью с Беназир Бхутто на MK.RU]
• Тарик Али.  [www.vpered.org.ru/comment95.html Убийство Беназир Бхутто: Плоды военного деспотизма и анархии] (недоступная ссылка с 14-03-2014 (3697 дней) — история, копия)
• Густерин П. В.  [islam-info.ru/zhenskii-razdel/1607-pamyati-benazir-bxutto.html Памяти Беназир Бхутто]
• Суворова А. А.  [dlib.eastview.com/browse/doc/22941369 Беназир Бхутто: последние дни] (недоступная ссылка с 14-03-2014 (3697 дней) — история, копия)

Отрывок, характеризующий Бхутто, Беназир

– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.