Гай Азиний Галл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гай Азиний Галл
лат. Gaius Asinius Gallus
Консул Римской империи
8 до н. э.
Предшественник: Африкан Фабий Максим
Преемник: Тиберий
 
Рождение: 41 до н. э.
Смерть: после 33
Род: Азинии
Отец: Гай Азиний Поллион
Мать: Квинкция
Супруга: Випсания Агриппина
Дети: 1) Гай Азиний Поллион
2) Сервий Азиний Целер
3) Гней Азиний Салонин
4) Азиний Галл
5) Марк Азиний Агриппа
Гай Азиний Галл (лат. Gaius Asinius Gallus; 41 год до н. э. — 33 год н. э.) — римский государственный деятель конца I века до н. э.

Отцом Галла был Гай Азиний Поллион, консул 40 до н. э., а матерью Квинкция[1].

Известно, что Галл ходил в коллегию квиндецемвиров священнодействий с 17 до н. э.[2].

В 16 до н. э. Галл был назначен монетарием[3][4]. В 11 до н. э. он стал претором[5]. В год своей претуры Галл женился на Випсании Агриппине, которая была дочерью консула Марка Випсания Агриппы. С Агриппиной незадолго до того из династических соображений развёлся будущий император Тиберий. Их брак послужил причиной стойкой неприязни Тиберия к Галлу[6][7].

Галл был назначен консулом в 8 до н. э.. В год своего консулата он устроил торжества в честь побед Друза над германцами. Несмотря на то, что Галл был обвинён в подкупе избирателей, император Октавиан Август по неизвестной причине воздержался от расследования этого дела[8][9]. При этом Галл одновременно стал куратором берегов Тибра[10].

В 6—5 годах до н. э. он был проконсулом провинции Азии[11]. Известно, что Галл написал трактат об ораторском искусстве, в котором сравнивал великого оратора Цицерона со своим отцом и отдавал предпочтение последнему[12][13]. В 14 году н. э., во время обсуждения возможных претендентов на высшую власть в государстве, Август заметил, что Галл хотел бы занять это место, но недостаточно для этого одарён[14].

После смерти Августа Галл внёс предложение в сенат, чтобы похоронная процессия проследовала под триумфальной аркой[15]. Впоследствии он уговаривал Тиберия принять на себя верховную власть, когда тот от неё отказывался[1][7].

В 15 году Галл поддержал предложение наказывать театральных актёров розгами, цель которого было пресечение постоянных беспорядков в театре, хотя решение не было принято[16]. В 16 году, после осуждения Марка Ливия Либона Друза за подготовку государственного переворота, он сделал предложение считать день его самоубийства праздничным[17]. Тогда же Галл протестовал против ужесточения законов против роскоши[18]. Он сумел добиться, чтобы судебные дела, которые требовали решения сената, не рассматривались в отсутствие императора[19].

Галл также предлагал избирать высших должностных лиц сразу на пятилетие вперёд, однако Тиберий высказался против этого предложения, так как оно ограничивало власть императора[20]. В 20 году он отказался защищать в суде Гнея Пизона, который был главным обвиняемым в деле об убийстве приёмного сына Тиберия Германика[21]. В 24 году Галл потребовал присудить к ссылке и конфискации половины имущества обвинённую в оскорблении величия римского народа приближённую Агриппины Созию Галлу[22].

В этом же году внёс предложение сослать осуждённого за подготовку государственного переворота Вибия Серена на безводные острова Гиар или Донус[23]. В 28 году Тиберий в письме сенату высказал некие туманные обвинения, в которых намекал на Агриппину Старшую и её сына Нерона. В ответ Галл попросил императора назвать имена тех, кого он опасается и чем вызвал досаду Тиберия[24].

В 30 году Галл внёс в сенате ряд предложений о присуждении могущественному фавориту Тиберия Сеяну экстраординарных почестей. Однако Тиберий счёл поведение Галла подозрительным и вызвал его в свою резиденцию на Капри и притом сразу же отправил сенату письмо с обвинениями в адрес Галла. Сенаторы приговорили его к смертной казни. Однако казнь была отсрочена, и в течение трёх лет Галл содержался в тюрьме под стражей в очень суровых условиях[25]. В 33 году Галл умер от голода — неизвестно по какой причине: насильственно или по доброй воле. Уже после его смерти Тиберий скорее всего ложно обвинил умершего в любовной связи с Агриппиной[26].

Напишите отзыв о статье "Гай Азиний Галл"



Примечания

  1. 1 2 Тацит. Анналы. I. 12.
  2. Тацит. Анналы. I. 76.
  3. RPC. 2447.
  4. RIC. 370—373.
  5. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+03%2C+00583&r_sortierung=Belegstelle 3, 583]
  6. Тацит. Анналы. I. 1.2
  7. 1 2 Дион Кассий. Римская история. LVII. 2.
  8. Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей. Вителлий. 8.
  9. Дион Кассий. Римская история. LV. 5.
  10. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+06%2C+01235&r_sortierung=Belegstelle 6, 1235]
  11. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+03%2C+06070&r_sortierung=Belegstelle 3, 6070]
  12. Квинтилиан. Сборник речей. XII. 1. 22.
  13. Светоний. Жизнь двенадцати Цезарей. Божественный Клавдий. 41.
  14. Тацит. Анналы. I. 13.
  15. Тацит. Анналы. I. 8.
  16. Тацит. Анналы. I. 77.
  17. Тацит. Анналы. II. 32.
  18. Тацит. Анналы. II. 33.
  19. Тацит. Анналы. II. 35.
  20. Тацит. Анналы. II. 36.
  21. Тацит. Анналы. III. 11.
  22. Тацит. Анналы. VI. 20.
  23. Тацит. Анналы. VI. 30.
  24. Тацит. Анналы. VI. 71.
  25. Дион Кассий. Римская история. LVIII. 3.
  26. Тацит. Анналы. VI. 23, 25.

Ссылки

  • [ancientrome.ru/genealogy/person.htm?p=160 Гай Азиний Галл] (рус.). — биография на сайте [ancientrome.ru ancientrome.ru].

Отрывок, характеризующий Гай Азиний Галл

Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.