Луций Домиций Агенобарб (консул 16 года до н. э.)
| Луций Домиций Агенобарб | |
| LVCIVS DOMITIVS AHENOBARBVS | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруга: | |
| Дети: |
1. Домиция Лепида Старшая |
Луций Домиций Агенобарб (лат. Lucius Domitius Ahenobarbus), (49 до н. э. — 25 год) — консул Римской империи в 16 году до н. э., триумфатор, душеприказчик Октавиана.
Происхождение
Луций Домиций был выходцем из знатного плебейского рода Домициев. Отцом его был Гней Домиций Агенобарб, консул 32 до н. э., до 46 до н. э. находившийся в оппозиции к Цезарю, затем выступавший против второго триумвирата, а позже примкнувший к Марку Антоний, который назначил его наместником Вифинии.
Его мать — Эмилия Лепида, родственница Марка Эмилия Лепида и внучатая племянница Катона.
Семья
Уже после смерти отца и Марка Антония, ок. 25 до н. э., Луций Домиций женился Антонии Старшей, его дочери от сестры Октавиана, Октавии. Предполагают, что от этого брака у пары было трое детей [1]:
- Домиция Лепида Старшая, была замужем за Децимом Гатерием Агриппой, консулом 22 года, и Гаем Саллюстием Пассиеном Криспом, консулом-суффектом 27 года, проконсулом Азии, консулом 44 года.
- Гней Домиций Агенобарб, отец императора Нерона.
- Домиция Лепида Младшая, была замужем трижды, в том числе за Марком Валерием Мессаллой Барбатом, от которого родила Мессалину.
Существует также теория, основанная на записях Светония [2], что у пары было не трое, а пятеро детей. Первой была старшая дочь Домиция, родившаяся ок. 23 до н. э. и в десятилетнем возрасте изображенная на «Алтаре Мира». Она скончалась еще ребенком[3].
Также предполагают, что существовал старший брат, Луций Домиций, родившийся ок. 20 года до н. э.[4] О нем Светоний пишет, что он сопровождал Гая Цезаря в его походе в 1 до н. э., но был с позором изгнан из свиты за убийство [5].
Жизнеописание
В 22 до н. э. занимал должность эдила, а в 19 до н. э., скорее всего, должность претора. Во время этих магистратур устраивал жестокие игры, за что удостоился порицающего эдикта Августа.
В 16 до н. э., скорее всего, согласно закону Сения, получил патрицианский статус.
В 12 до н. э. был назначен проконсулом Африки. Ок. 5 до н. э. был назначен легатом пропретором Иллирика и Германии. Там он расселил германдуров на территории маркоманов, а после прошёл вглубь территории Германии до Рейна, куда перенёс свою ставку. После — проложил дорогу по болотам между Рейном и Эмсом (длинные гати). Установил алтарь Августа на берегу Рейна [6].
По возвращении в Рим был удостоен триумфа [7].
Входил в коллегию арвальских братьев, был назначен Августом своим душеприказчиком [2].
Напишите отзыв о статье "Луций Домиций Агенобарб (консул 16 года до н. э.)"
Примечания
- ↑ Тацит «Анналы» IV 44
- ↑ 1 2 Светоний «Жизнь 12 Цезарей», «Нерон», 4
- ↑ R. Syme, «Neglected Children on the Ara Pacis» AJA LXXXVIII (1984), 583 ff
- ↑ R. Syme, «The Augustan aristocracy», Oxford, 1989, p. 155—156.
- ↑ Светоний «Жизнь 12 Цезарей», «Нерон», 5
- ↑ Дион Кассий «Римская история», 10a, 1—3
- ↑ Тацит «Анналы», XII, 64
Литература
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0001.001/101?rgn=full+text;view=image Луций Домиций Агенобарб (консул 16 года до н. э.)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
Отрывок, характеризующий Луций Домиций Агенобарб (консул 16 года до н. э.)
– Вы были на сражении, мы слышали?– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
