Генрих VII (император Священной Римской империи)
| Генрих VII нем. Heinrich VII<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 27 ноября 1308 — 24 августа 1313 | ||
| Коронация: | 6 января 1309, Ахенский собор, Ахен, Германия | |
| Предшественник: | Альбрехт I | |
| Преемник: | Людвиг IV Фридрих III | |
| ||
| 29 июня 1312 — 24 августа 1313 | ||
| Коронация: | 29 июня 1312, Латеранский собор, Рим, Италия | |
| Предшественник: | Фридрих II | |
| Преемник: | Людвиг IV | |
| ||
| 5 июня 1288 — 24 августа 1313 | ||
| Предшественник: | Генрих VI | |
| Преемник: | Иоанн (Ян) Слепой | |
| Рождение: | ок. 1275 Валансьен, Франция | |
| Смерть: | 24 августа 1313 Буонконвенто, близ Сиены, Италия | |
| Место погребения: | Пизанское кладбище Кампо Санто, в 1921 году гробницу и надгробные памятники перенесли в Пизанский собор | |
| Род: | Люксембургская | |
| Отец: | Генрих VI | |
| Мать: | Беатриса д'Авен | |
| Супруга: | Маргарита Брабантская | |
| Дети: | сын: Иоанн дочери: Мария, Беатриса | |
Генрих VII (нем. Heinrich VII, ок. 1275, Валансьен, Франция — 24 августа 1313, Буонконвенто, близ Сиены, Италия) — граф Люксембурга с 1288 года, король Германии (римский король) с 27 ноября 1308 года, император Священной Римской империи с 29 июня 1312 года, из династии Люксембургов, сын Генриха VI Люксембургского и Беатрисы д’Авен.
Биография
Генрих — первый германский император из Люксембургского дома, ведущего своё начало с X века, сын Генриха VI, графа люксембургского, и Беатрисы д’Авен, наследовал отцу в 1288 году. Своим избранием на германский престол в 1308 году Генрих был обязан Филиппу IV Красивому и авиньонской курии. Нидерландец по происхождению, Генрих был воспитан во Франции; Филипп IV посвятил его в рыцари, и Генрих, как его вассал, обещал служить ему в борьбе с англичанами.
Первые меры нового императора — восстановление рейнских таможен и признание независимости трех лесных кантонов Швейцарии — обнаружили несочувствие его к габсбургской политике. Елисавета, дочь последнего Пржемысла в Чехии, Вацлава II, отдала свою руку сыну Генриха, Иоанну, который и был коронован в Праге королём богемским. Во все своё царствование Генрих VII был занят мыслью восстановить значение Германской империи в Италии. В 1310 году во главе 5000 войска Генрих предпринял свой итальянский поход, имеющий важное историческое значение как реакция против Бонифациевой системы. Носитель абстрактной идеи императорства, Генрих VII стоял выше партий и не объявлял себя ни сторонником гвельфов, ни сторонником гибеллинов, чего итальянцы никак не могли понять. Обе партии одинаково его не любили. Он начал с того, что возвратил изгнанников, всё равно, были ли они гвельфы или гибеллины; в Милане он старался примирить делла Торре с Висконти. Двинувшись в Рим, он назначил своим викарием в северной Италии герцога Савойского. С удалением Генриха на юг на севере начались беспорядки, город восставал за городом; в Тоскане только Пиза подчинилась Генриху, Флоренция, Сиена и Лукка ему сопротивлялись. Во Флоренции шла борьба Черных и Белых. Данте убеждал всех склонить голову перед императором; он видел одно спасение для Италии в восстановлении императорства. Впоследствии Данте поместил его (под именем Арриго) на высокое место в «Раю», последней кантике «Божественной комедии».
29 июня 1312 года Генрих VII был коронован в Латеранском соборе кардиналом Николо да Прато, так как собор Св. Петра, в котором обычно проходило коронование, был, как и многие другие части Рима, под контролем противников Генриха VII. Император тут в свою пользу решил вопрос о том, должен ли император в светских делах зависеть от папы или нет. Против Генриха восстал Роберт Неаполитанский; его поддерживали папа и французский король. Генрих VII решился ввиду этого соединиться с Федериго Арагонским, королём сицилийским; 26 апреля 1313 года он издал опальную грамоту, в силу которой Роберт лишался всех своих владений, отличий и чести. Во время приготовлений к решительной борьбе с Робертом Генрих внезапно умер, как говорят — от яда (24 августа 1313). По причине страшной жары ближайшие рыцари отсекли голову императора, а тело по древнему германскому обычаю предали медленному огню, пока не остались одни обугленные кости. Останки Генриха VII были преданы земле на пизанском кладбище Кампо Санто.
Генрих VII не был великим человеком, но твердым, милостивым, восторженным носителем высоких и блестящих идей. Что особенно любопытно для характеристики эпохи, он был антиканонистом. Царствование его имеет универсально-исторический интерес, так как обнаружило живучесть императорской традиции и вместе с тем совершенную неосуществимость её.
В 1921 году, когда отмечался шестисотлетний юбилей Данте, итальянское правительство гробницу и надгробные памятники Генриха VII, изваянные в XIV веке Дино да Камаино, перенесли в Пизанский собор. Усыпальницу украсила новая надпись на латыни и стихи Данте из 30-й песни,137 «Рая»:
Арриго, что, Италию спасая,
Придет на помощь в слишком ранний час.
Рядом можно прочесть французскую эпитафию: «Генриху Справедливому, графу Люксембургскому, римскому императору, самому знаменитому своему сыну народ и древняя, свободная люксембургская страна».
Брак и дети
- Жена: (с 9 июня 1292 года) Маргарита Брабантская (4 октября 1276 — 14 декабря 1311), дочь Жана I Победителя и Маргариты Фландрской. В браке родились:
- Иоанн (1296—1346) — король Чехии (с 31 августа 1310 года) и титулярный король Польши (с 1310 года)
- Мария (1304—1324) — супруга короля Франции Карла IV Красивого (с 21 сентября 1322 года)
- Беатриса (1305—1319) — супруга короля Венгрии Карла Роберта (с 24 июня 1318 года)
См. Barthold, "Der Romerzug K. Heinrich von L ützelburg" (1830); J. C. Kopp, "König und Kaiser Heinrich und seine Zeit" ("Geschichte der eidgenössischen Bünde", 1854); Wenck, "Clemens V und Heinrich VII" (1882).
Напишите отзыв о статье "Генрих VII (император Священной Римской империи)"
Ссылки
- [www.vostlit.info/Texts/rus8/Bilderchronik_Heinrich/text.phtml?id=326 Иллюстрированная хроника о императоре Генрихе VII и курфюрсте Балдуине Люксембургском 1308—1313]
Отрывок, характеризующий Генрих VII (император Священной Римской империи)
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
