Голос Безмолвия

Голос Безмолвия
The Voice of the Silence
Русское издание 1912 года
Автор:	Елена Петровна Блаватская
Язык оригинала:	английский
Дата написания:	1889
Дата первой публикации:	1889
Текст произведения в Викитеке

«Голос Безмолвия» (англ. The Voice of the Silence) — книга Елены Петровны Блаватской. Была написана в 1889 году в Фонтенбло. Впервые опубликована в том же году в Лондоне.

«The New Schaff-Herzog Encyclopedia of Religious Knowledge» отнесла её к «авторитетным документам современной теософии», включив в список основных трудов писательницы.
Состоит из трёх фрагментов: «Голос Безмолвия», «Два Пути», «Семь Врат», извлечённых автором из «Книги Золотых Правил», одной из многих книг, которые на Востоке используются учениками мистических школ. Как пишет Блаватская в предисловии, знание их обязательно и для той оккультной школы, учения которой приняты многими теософами. Так как она знала часть этих правил наизусть, перевести их на английский, по её утверждению, было сравнительно нетрудно. Источник, из которого были взяты для перевода упомянутые три отрывка, принадлежит к той же серии, что и «Книга Дзиан», послужившая основой для «Тайной доктрины». Делая этот перевод, писательница стремилась сохранить поэтическую красоту языка и образов, которою отличается оригинал.

Мнение исследователей

Арнольд Калнитски в своей работе о теософском движении писал, что утверждение Е. П. Блаватской о её физическом пребывании и жизни в Тибете в течение длительного времени подвергалось сомнению, однако содержание её книги «отражает истинные переживания буддиста», даже если не признавать её как созданную на основе подлинного буддийского источника.

В отличие от других своих сочинений, в этой книге Блаватская не занимается сравнением, защитой или оправданием содержания или оспариванием господствующих представлений. Да и по своему размеру книга значительно меньше её главных работ, и комментарии, главным образом, состоят из определений терминов и объяснений стихов.

Идентификация Блаватской "Кришны-Христа" как "Высшего Я" недвусмысленно указывает, что рассматриваемые в книге вопросы являются «мистическими по содержанию», и хотя они выражены в буддийских терминах, их нетрудно заменить «эквивалентными терминами и понятиями, приемлемыми для теософов, разделяющих положения синкретической философии».

По мнению Калнитски, эта книга полностью совместима с принципами теософского мировоззрения, выраженного в других произведениях Блаватской, но в ней больше, чем в других книгах, имеется «истинно религиозных чувств и представлений».

Последовательный сторонник теософии д-р Элвин Кун написал о книге Блаватской следующее:

«Своей ритмической модуляцией её поэзия способствует усилению чувства мистической преданности. Как и другие книги Востока, она состоит из морально-духовных наставлений, представлять которые в виде систематической экспозиции этических принципов не имеет смысла, если не привести их духовную сущность к молитвенной форме, способной к выявлению магической силы при её ритуальном использовании. В этой книге нетрудно обнаружить главную причину того недоверия к примитивному психизму, которое так резко выделяет теософию среди современных культов. Приложить усилие для уменьшения "тяжёлой кармы человечества" считается более существенной заслугой, чем подчинить своей воле какие-либо эфирные или электрические силы природы».

Отзывы буддистов

Японский философ и учитель дзэн-буддизма Дайсэцу Тэйтаро Судзуки считал, что в книге Блаватской представлены глубокие положения учения Махаяны, в которые она, несомненно, была посвящена.

В 1927 году администрация Панчен-ламы IX Тубден Чокьи Ньима (Tub-ten Chö-gyi Nyima) (1883—1937) помогла Китайскому обществу исследования буддизма в Пекине опубликовать книгу Блаватской. Книга была дополнена посланием самого Панчен-ламы, специально для этого им написанным.

В 1989 году в ознаменование сотой годовщины выхода в свет «Голоса Безмолвия», было выпущено юбилейное издание, предисловие для которого написал Далай-лама XIV Тендзин Гьяцо (Tenzin Gyatso). В этом предисловии, озаглавленном «Путь Бодхисаттвы», он говорит, что книга Блаватской оказывает сильное влияние на людей, которые искренне ищут и стремятся приобщиться к мудрости и состраданию.

Парадоксы и поэзия

Сангхаракшита писал, что содержание «Голоса Безмолвия» не менее парадоксально, чем его заглавие. Например, в первом фрагменте книги ученика предупреждают: «Ты не можешь следовать по Пути, не сделавшись сам этим Путём». Все школы буддизма считают, что идея неизменности души (или эго) является заблуждением, поэтому бессмысленно говорить о достижении нирваны тем или иным человеком. Духовный прогресс состоит не в накоплении духовных достижений эго (как если бы они были каким-то личным имуществом), но в ослаблении эго или, вернее, ложной идеи "ячества" (англ. Egohood), таким образом, что из грубого эго становится тонким, из тонкого — ещё более тонким, пока, в конце концов, стремящийся не становится как бы «безличным потоком духовной энергии, которая постепенно становится все шире и глубже, и, наконец, он обнаруживает, что она совпадает с бездонным океаном нирваны». И «Голос Безмолвия», парадоксально идентифицируя Путь и стремящегося, в действительности напоминает нам, что, подобно тому, как индивидуальность, или человек, является всего лишь названием «некоторого набора психосоматических состояний», так и Путь — это всего лишь удобное обозначение для последовательности мыслей, слов и поступков, ориентированных в направлении Просветления.

Ещё один пример парадокса взят из фрагмента III, где бодхисаттва, находясь на пороге Просветления, говорит: «Если хочешь стать Татхагатой, ступай по следам предшественника твоего, будь бескорыстным до бесконечного конца».

Также «Голос Безмолвия» изобилует поэтическими образами. Например, человеческие души сравниваются с птицами: «Взирай на сонмы душ; следи, как они мечутся над бурным морем человеческой жизни». О человеке, прошедшем Путь до конца и ставшем Буддой, сказано так: «И стоит он отныне, подобный белоснежной колонне на закате; восходящее светило вечной мысли изливает на его лик первые светозарные волны свои». Но сущность поэзии не сводится к образам, также необходимы и другие элементы, например, ритм. Хотя в наше время признано, что поэзия может обойтись без размера и рифмы, «трудно представить себе поэзию без какого-либо ритма». Нет никаких сомнений в том, что поэзия «Голоса Безмолвия» весьма ритмична. Специалист по просодии отметит, что следующие строфы «легко скандируются»:

Пусть душа твоя слух
Обратит ко всем боли стенаниям,
Лотоса сердцу подобно, отверстому
Утренним солнца лучам согревающим.

Не позволяй жару солнца свирепому
Высушить слёзы страдания горькие,
Прежде чем сам ты утрёшь
Очи страждущих.

Каждой слезы людской
Влагу горючую в сердце прими
И храни там до той поры,
Как сгинет боль, ту слезу породившая.

Критика

В 1893 году Макс Мюллер заметил по поводу сочинений Блаватской:

Невозможно изучить буддизм без предварительного освоения санскрита и пали, иначе не прочесть канонические книги и даже не записать названия правильно. Мадам Блаватская не сделала это, хотя у неё было достаточно способностей, чтобы изучить санскрит или пали. Но даже её информаторы, видимо, были почти полностью невежественны в этих языках, или, возможно, они пользовались её доверчивостью самым бесстыдным образом.

Гарри Олдмедоу был уверен в том, что «вопреки легенде, сочинённой самой Блаватской и распространяемой её многочисленными агиографами», она никогда не была в Тибете. Её заявления, что она получила свои знания от «гималайских махатм, являющихся членами своего рода братства, проживающих в отдалённой области Тибета и обладающих доступом к неким источникам тайной мудрости, нельзя рассматривать серьёзно».

Интересные факты

• На первом листе рукописи «Голоса Безмолвия» автор написала:
  

"Е. П. Блаватской без добрых пожеланий. Е. П. Б."

См. также

• Буддизм и теософия

Литература

• Campbell G. V. Introductory study notes on The Voice of the Silence (H.P. Blavatsky). Wheaton, Ill.: Theosophical Society in America, Dept. of Education, 1969.
• Fussel J. H., Poutz M. [www.ccel.org/ccel/schaff/encyc11.t.vi.html#t.vi-Page_407 Theosophy] // The New Schaff-Herzog Encyclopedia of Religious Knowledge / Под ред. S. Jackson. — New York: Funk and Wagnalls, 1911. — Vol. 11. — P. 407—410.
• Johnson K. P. [theos-world.com/archives/html/tw199807.html#ARTICLE0288 Dialectic in The Voice of the Silence.] 1994. // Theosophy World: July, 1998.
• Kalnitsky A. [hdl.handle.net/10500/2108 The Theosophical Movement of the Nineteenth Century: The Legitimation of the Disputable and the Entrenchment of the Disreputable]. — Pretoria: University of South Africa, 2003. — 443 p.
• Kuhn A. B. [www.archive.org/details/TheosophyAModernRevivalOfAncientWisdom Theosophy: A Modern Revival of Ancient Wisdom]. — Whitefish, MT: Kessinger Publishing, 1992. — 381 p. — (American religion series: Studies in religion and culture). — ISBN 978-1-56459-175-3.
• Mills J. From inner to outer transformation: lectures on The Voice of the Silence. Amsterdam : Uitgeverij der Theosofische Vereniging in Nederland, 1996.
• Müller M. [www.blavatskyarchives.com/muller1.htm Esoteric Buddhism] (англ.) // The Nineteenth Century: a monthly review : журнал. — 1893. — Vol. 33. — P. 767—788. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2043-5290&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2043-5290].
• Neff M. K. Personal Memoirs of H. P. Blavatsky. — Reprint. — Literary Licensing, LLC, 2013. — 342 p. — ISBN 9781494089726.
• Oldmeadow H. [books.google.ru/books?id=vC1qAj6RbRQC&pg=PA215&dq=9780941532570&hl=ru&sa=X&ved=0CBMQ6AEwAGoVChMI38HZhOujxwIV4u9yCh3jgQnx Journeys East: 20th Century Western Encounters with Eastern Religious Traditions]. — Bloomington: World Wisdom, Inc, 2004. — 505 p. — (The library of perennial philosophy). — ISBN 9780941532570.
• Sangharakshita B. [www.theosophical.org/files/resources/articles/ParadoxAndPoetry.pdf Paradox and poetry in «The Voice of the Silence»]. — Bangalore: Indian Institute of World Culture, 1958.
• Spierenburg H. J., ed. The Buddhism of H.P. Blavatsky. San Diego: Point Loma Publications, 1991.
• Tyberg J. M. Die Sprache der Götter: Sanskrit als Schlüssel zu den Mysterienlehren. Verlag Esoterische Philosophie, Hannover 2012, ISBN 978-3-924849-66-5.

Ссылки

• [www.phx-ult-lodge.org/asound.htm «The Voice of the Silence».]
• [www.theosophy.ru/lib/golos.htm «Голос Безмолвия».]
• [blavatskyarchives.com/hpbwritingsvoice.htm Blavatsky Study Center].

Отрывок, характеризующий Голос Безмолвия

– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.