Кришнамурти, Джидду

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Кришнамурти.
Джидду Кришнамурти
జిడ్డు కృష్ణ మూర్తి
Род деятельности:

индийский духовный учитель, философ, писатель

Дата рождения:

11 мая 1895(1895-05-11)

Место рождения:

Манадапале, Андхра-Прадеш, Индия

Дата смерти:

17 февраля 1986(1986-02-17) (90 лет)

Место смерти:

Охай, Калифорния, США

Джи́дду Кришнаму́рти (англ. Jiddu Krishnamurti, телугу జిడ్డు కృష్ణ మూర్తి; 12 мая 1895 — 17 февраля 1986) — индийский философ. Был известным оратором на философские и духовные темы. В их число входили: психологическая революция, природа сознания, медитация, отношения между людьми, достижение позитивных изменений в обществе. Он неоднократно подчёркивал необходимость революции сознания каждого отдельно взятого человека и особо акцентировал на том, что подобные изменения не могут быть достигнуты с помощью внешних сил — будь то религия, политика или общество.

Джидду Кришнамурти родился в колониальной Индии в брахманской семье, говорившей на языке телугу. В ранней юности, когда его семья жила в городе Мадрасе по соседству со штаб-квартирой Теософского общества, он был замечен известным оккультистом и высокопоставленным теософом Чарльзом Уэбстером Ледбитером. Ледбитер и Анни Безант, лидеры Теософского общества на то время, взяли мальчика под опеку и долгие годы растили, веря в то, что Кришнамурти — тот самый ожидаемый ими «проводник» для Мирового Учителя. Впоследствии Кришнамурти потерял веру в теософию и ликвидировал организацию, созданную для его поддержки «Орден Звезды Востока» (англ. Order of the Star in the East).

Кришнамурти отрицал принадлежность к какой-либо национальности, касте, религии или философии и провёл свою жизнь в путешествиях по миру в качестве независимого самостоятельного оратора, выступая перед большими и малыми группами, равно как и перед заинтересованными отдельными людьми. Кришнамурти написал несколько книг, самые известные среди них — «Первая и последняя свобода» (англ. The first and the Last Freedom), «Единственная Революция» (англ. The Only Revolution), «Записные книжки» (англ. Krishnamurti’s Notebook). Кроме того, издано большое количество собраний его бесед и рассуждений. Последнее публичное выступление Кришнамурти состоялось в январе 1986 года в Мадрасе.

Сторонники Кришнамурти, посредством нескольких некоммерческих организаций, содержат в Индии, Англии и США [www.jkrishnamurti.org/worldwide-information/schools.php независимые школы], которые обучают детей таким образом, как это видел Кришнамурти. Продолжается перевод и распространение тысяч его выступлений, публичных рассуждений, записей в разных форматах — печатном виде, в виде аудио- и видеозаписей, в онлайн-ресурсах на многих языках.

Мери Латьенс, автор нескольких книг о Кришнамурти, которая знала его с самого своего детства, так определяет главную цель его учения — «высвободить людей из пут, отделяющих одного человека от другого, таких как раса, религия, национальность, деление на классы, традиции, с тем, чтобы посредством этого трансформировать человеческую психику»[1].

В Викицитатнике есть страница по теме
Джидду Кришнамурти




Биография

Детство

Джидду[2] Кришнамурти родился в ортодоксальной брахманской семье[3]. Его отец, Джидду Нарианья (англ. Jiddu Narainiah), был служащим британской колониальной администрации. Мать Кришнамурти, Сандживамма (англ. Sanjeevamma) умерла, когда тому было 10 лет[4]. Родители его приходились друг другу троюродными братом и сестрой, у них было 11 детей, 5 из которых умерли до достижения совершеннолетия[5]. Они были вегетарианцами, не употребляли в пищу даже яиц и избегали любой европейской еды[6].

Кришнамурти родился 12 мая[7] 1895 года в небольшом городке Манадапалле (округ Читтур штата Андхра-Прадеш). Будучи восьмым ребёнком в семье, по индийской традиции, он получил имя в честь бога Кришны[8]. В 1903 году семья Кришнамурти обосновалась в городке Кадаппа (англ. Cudappah), где маленький Джидду уже однажды подхватил малярию, заболевание, припадки которого будут преследовать Кришнамурти в течение многих лет. Он был впечатлительным и больным ребёнком. «Рассеянный и задумчивый», отчего часто его воспринимали за умственно отсталого и регулярно били как в школе, так и дома[9]. Спустя десятилетия Кришнамурти так описывал состояние своего детского сознания: «С самого детства мальчик был вот таким — ни одной мысли не посещало его разума. Он лишь наблюдал и слушал, и ничего более. Мысль с её ассоциациями не возникала. Образов не появлялось. …он часто пробовал мыслить, но ни одной мысли не приходило».[10] В восемнадцатилетнем возрасте Кришнамурти начинает писать, но не заканчивает, мемуары о детстве и раннем юношестве; он описывает «видения», в которых ему являлись к тому времени уже покойные мать и сестра.[11]

Нарианья, отец Кришнамурти, вышел на пенсию в конце 1907 года, в возрасте 52х лет, и, будучи ограниченным в средствах, написал Анни Безант (англ. Annie Besant), в то время президенту Теософского общества, в поисках работы в штаб-квартире Общества в Адьяре. Он, наряду с тем, что был верным ортодоксальным брамином, состоял в Теософском обществе начиная с 1882 года[12]. Его кандидатура была одобрена, и семья переехала в Адьяр в январе 1909 года[13]. Сначала Нарианью и его сыновей разместили в маленький коттедж без должных санитарных условий, в непосредственной близости от территории Общества. Дети недоедали и заразились вшами[14].

«Открытие» Кришнамурти теософами и его последствия

Спустя несколько месяцев после переезда семьи Джидду в Адьяр, приблизительно в конце апреля или начале мая 1909 года[15], маленького Кришнамурти случайно во время прогулки заметил высокопоставленный теософ, обладавший, по его собственным заявлениям, даром ясновидения, Чарльз Уэбстером Ледбитер. Мальчик же, по словам очевидцев, был заурядным, невыразительным и неопрятным, но Ледбитер был поражён «самой замечательной из виденных им аурой, аурой без малейшей частицы эгоизма»[16] и остался «непоколебим» в своей вере, что Кришна станет «духовным учителем и великим оратором»[17]. Тем не менее, за несколько лет до этих событий тем же Ледбитером уже был выбран другой юноша на роль «проводника» Мирового Учителя, но Кришнамурти, как только его «открыли», стал единственным кандидатом[18].

Теософы взяли Кришнамурти под опеку: первое время он продолжал жить вместе с братом у отца, уже не посещая школу, но занимаясь в частном порядке с приставленными к нему теософами, а уже через год было оформлено официальное опекунство Анни Безант над Кришнамурти и его братом Нитиянандой (Нитьей) (англ. Nityananda (Nitya))[19]. Вопреки опасениям насчет физического состояния и его способностей к обучению, четырнадцатилетний Кришнамурти за какие-то полгода научился достаточно сносно изъясняться и писать по-английски[20]. Позднее Кришнамурти относился к факту «открытия» его Лидбитером как к событию, которое спасло его жизнь: «Кришну (Кришнамурти) часто спрашивали о том, как он думает, что случилось бы с ним, не „открой“ его Ледбитер. Без колебания он отвечал: „Я бы умер“»[21].

В первые месяцы после «открытия», Ледбитер совершал с Джидду «астральные путешествия на … инструктаж к Учителю», по возвращении из которых Кришнамурти записывал запомнившееся ему, что легло в основу впоследствии изданной небольшой книги «У ног Учителя» (англ. At the Feet of the Master) (1910 год). Сам Кришнамурти, спустя годы, совершенно ничего об этих «встречах» с «Учителями» и даже с самим Лордом Майтрея вспомнить не мог[22].

Далее следует первое большое путешествие Кришнамурти и его брата Нитьи в компании Анни Безант по Индии и Бирме, которое заканчивается их отъездом в Англию. С миссис Безант у Кришнамурти в то время зародились близкие, практические родственные отношения, продлившиеся долгие годы[23].

В 1911 году правление Теософского общества Адьяра учредило новую организацию — «Орден Звезды Востока» (англ. Order of the Star in the East), целью которой была подготовка общества к «приходу» Мирового Учителя. Кришнамурти был назван главой Ордена, другие верховные теософы заняли остальные руководящие посты. Членство объявлялось открытым любому, кто принимает доктрину Прихода Мирового Учителя. Большое число первых членов Ордена составляли члены Теософского общества[24][25][26].

Молодость Кришнамурти

Согласно биографии Кришнамурти, написанной писательницей Мери Латьенс[27], в первое время сам Джидду полностью верил в то, что он, по истечении должного духовного и мирского руководства и обучения, станет Мировым Учителем. Другие биографы описывают ежедневные расписания (программы), по которым Ледбитер и его помощники обучали Кришнамурти. В их число входили: строгие спортивные тренировки, обучение по различным школьным предметам, религиозные и теософские занятия, йога и медитация, правила британского общества, основы гигиены[28]. К спортивным занятиям Кришнамурти всегда показывал природную склонность, в то время как школьная программа вызывала у него много проблем. После нескольких неудачных попыток поступления, Кришнамурти отказался от университетского образования. Довольно легко ему давались языки, и со временем, он бегло говорил на нескольких, в том числе французском и итальянском. Кришнамурти увлекался чтением Ветхого Завета, его впечатлили некоторые шедевры западной классики, в особенности Шелли, Достоевский и Ницше[29]. Также, с самого детства Кришнамурти имел навыки в механике, он мог разбирать и правильно собирать сложные механизмы[30].

Впервые Кришнамурти и его брат Нитья оказались в Англии в апреле 1911 года. Тогда Кришнамурти произнёс свою первую публичную речь, обращённую к молодым членам Ордена Звезды Востока[31].

В 1912 году отец Кришнамурти в попытке вернуть сыновей обращается в суд. Долгую судебную тяжбу он в итоге проиграл, и Анни Безант получила официальный статус опекуна Кришнамурти и его брата Нитьи[24].

В последующие за тем годы вплоть до начала Первой мировой войны 1914 года Кришнамурти вместе с братом посетили несколько других стран Европы, всегда в сопровождении представителей Теософского общества[32]. После войны Кришнамурти (снова в компании своего брата) отправился в путешествие по миру, выступая с лекциями, тем самым исполняя обязанности главы Ордена Звезды Востока. Содержание его выступлений касалось работы Ордена и его членов по подготовке «прихода Учителя», в своих речах Кришнамурти оперировал теософской терминологией. Поначалу это был запинающийся, нерешительный и повторяющийся оратор. Но в его манере произношения происходил устойчивый прогресс (в том числе и благодаря посещению уроков по риторике в парижском университете Сорбона), и со временем он научился овладевать инициативой на собраниях.

«Процесс» и смерть брата Нитьи

В 1921 году у брата Кришнамурти, Нитьи, обнаруживают затемнение в лёгком. Несмотря на это, они всё-таки едут в Индию, где встречаются со своим отцом, которого не видели уже несколько лет. Оттуда они вскоре отправились в Сидней, на встречу после почти десятилетней разлуки с Ледбитером, для участия в теософском конгрессе. В Австралии новое обследование Нитьи показало, что болезнью задето и второе лёгкое. Не имея возможности путешествовать в Европу через жаркую в то время года Индию, было решено ехать через США, с остановкой в благоприятном для туберкулёзных больных местечке Охай, где в их распоряжение одним из американских теософов предоставлялся уютный коттедж. В Охай братья познакомились с Розалиндой Виллиамс (англ. Rosalind Williams), сестрой местного теософа. Впоследствии она станет играть важную роль в жизни Кришнамурти, а тогда она ухаживала за болеющим Нитьей. Впервые братья оказались без неусыпного надзора со стороны Теософского общества. Они проводили время в прогулках, на пикниках с друзьями, в созерцании и в планировании своего будущего в рамках проекта Мирового Учителя[33]. Кришнамурти и Нитья нашли местечко крайне приветливым, и, со временем, траст, образованный их сторонниками, приобрёл имение и окружающую территорию, которые впоследствии стали официальным прибежищем Кришнамурти[34].

В Охай Кришнамурти прошёл через сильное, «изменившее всю его жизнь» испытание[35]. Это было одновременно и духовным пробуждением, и трансформацией сознания, и физическим изменением. Началось всё с трёхдневного духовного опыта, который, вероятно, по истечении двух недель, привел к более продолжительному состоянию, которое Кришнамурти и окружавшие его назвали «процесс». Это состояние будет посещать Джидду на протяжении всей его дальнейшей жизни, с разными временными промежутками и с различной степенью интенсивности[36]. Согласно свидетельствам, началось все 17 августа 1922 года. Кришнамурти стал жаловаться на невероятную боль в задней части шеи, ему было крайне затруднительно глотать. В течение следующих пары дней эти симптомы ухудшились. Боль нарастала, появилось сильное чувство дискомфорта, повысилась чувствительность, Кришнамурти потерял аппетит, временами его речь становилась бессвязной и путаной, его мучил жар. Кульминация настала, когда практически бессознательное тело Кришнамурти положили под небольшое молодое перцевое дерево, где он провёл всю ночь, и где будет продолжать медитировать каждый день в дальнейшем. Вот как сам Кришнамурти описал своё состояние в письме к Анни Безант и Ледбитеру:

Я безгранично счастлив от того, что я увидел. Никогда такое не повторится. Я пил чистую, прозрачную воду из источника жизни, и жажда моя утолена. Никогда более не буду мучим жаждой. Никогда более не буду пребывать во мраке; я увидел Свет. Я прикоснулся к состраданию, излечивающему печаль и страдание; не для себя — для мира. Я стоял на вершине горы и лицезрел огромные сущности. Я увидел Великолепный, излечивающий Свет. Источник правды открылся мне, мрак рассеялся. Любовь во всем своём величии наполнила сердце; моё сердце никогда не сможет закрыться. Я пил из источника Радости и вечной Красоты. Я упоён Богом[37].

Свидетелями этих событий стали четверо: брат Нитья, юная Розалинда Виллиамс, А. Р. Варрингтон (генеральный секретарь американского Теософского общества) и мистер Вальтон (генеральный викарий либеральной католической церкви США), живший неподалёку. Нитья, Варрингтон и сам Кришнамурти оставили письменные свидетельства тех событий[38]. Существует несколько объяснений касательно событий 1922 года, в том числе и «процесса». Самые популярные объяснения: это, во-первых, трактовка событий с точки зрения индийского мистицизма, а именно — пробуждение у Кришнамурти кундалини[39]; во-вторых, объяснение «процесса» через призму фрейдизма[40], в третьих — чисто материальное объяснение, видящее причины происходящего с Кришнамурти в его болезненном состоянии. Что касается теософов, то те ожидали, что их Мировой Учитель будет обладать определёнными паранормальными способностями, но, тем не менее, они были озадачены развитием событий и были не в состоянии объяснить происходящее[41]. В последующие годы тема продолжающегося и тогда «процесса» нередко поднималась в личных беседах между Кришнамурти и его ближайшими товарищами; эти обсуждения пролили мало света на предмет. Как бы то ни было, этот «процесс» и неспособность Ледбитером удовлетворительно объяснить происходящее имело иные последствия согласно биографу Роланду Вернону (англ. Roland Vernon):

Процесс в Охай, и не важно что стало его причиной, был для Кришны катастрофическим ключевым моментом. До этого времени его духовное развитие, пусть и изменчивое, планировалось с торжественной взвешенностью боссами Теософии. …Теперь же случилось нечто новое, для чего обучение Кришны того совершенно не подготовило. …Ноша была снята с его совести и он сделал первый шаг, дабы стать индивидуальностью. … «процесс», в отношении будущей его роли учителя, был ему опорой. … Он («процесс») сам пришёл к нему и не планировался его наставниками… он снабдил Кришну почвой, в которой его вновь приобретённый дух уверенности и независимости смог прорасти[42].

Кришнамурти продолжает путешествовать по миру, «процесс» временами снова заставляет его испытывать сильные боли. Тем не менее, он выступает на собраниях теософов в разных уголках мира, занимается вопросами основания первой из восьми [www.jkrishnamurti.org/worldwide-information/schools.php школ], которые он откроет за свою жизнь. Теософы, посредством фондов, в которые стекаются обширные пожертвования, скупают все новые земельные участки, в Австралии отстраивается огромный белокаменный амфитеатр на краю гавани в Баллетрале, рядом с Манером. В нём ожидают впоследствии выступления Бога, когда тот войдет в Кришнамурти[43]. Нитья продолжал болеть, но теософы убеждали Кришну в том, что его брат находится в безопасности, ибо он, как и Кришнамурти, находится под защитой Учителей. 11 ноября 1925 года, вопреки заверениям теософов, Нитья умирает от туберкулёза. Его смерть в корне потрясла доверие Кришнамурти к теософии и его веру в лидеров Теософского общества[44]. Согласно записям свидетелей, новость о смерти брата «… сломала его совершенно». Днями он боролся с охватившим его горем, и, в конечном счёте, «… пройдя внутреннюю революцию, обрёл новую силу»[45]. Похоже, что кончина Нитьи разбила последние иллюзии, и положение вещей в корне изменилось; вот какие слова Кришнамурти написал в очерке о брате:

Это была счастливая жизнь, и физически мне будет недоставать его всегда. Старое ушло, а новое зарождается, подобно цветку, пробивающемуся сквозь толщу земли… Рождённая страданием новая сила пульсирует в венах, рождается новое родство души, понимание из пережитого страдания. Велико желание облегчить страдания других, а если люди обречены страдать, то видеть, как достойно несут они свой крест, выходя с наименьшими потерями. Я рыдал, но не хочу, чтобы рыдали другие; если они плачут, я знаю, что это означает… На физическом плане мы можем быть разлучены, но отныне мы вместе. Как Кришнамурти, я обладаю большим рвением, более крепкой верой, большим состраданием и любовью, поскольку во мне живёт существо Нитьянанда… Определённее, чем раньше, я знаю, что в жизни есть подлинная красота, подлинное счастье, которое не расшатывается физическими событиями, великая неубывающая сила, великая любовь — вечная, нетленная и несокрушимая[46].

Разрыв с прошлым

В течение последующих нескольких лет новое мировоззрение Кришнамурти продолжает развиваться. В его беседах, переписке и выступлениях появились новые идеи, он все меньше использовал теософскую терминологию[47]. С годами основные темы на его выступлениях стали все больше расходиться с чётко определёнными догмами теософии, с конкретными шагами, что предпринимали члены Ордена Звезды Востока. Он говорил на все более абстрактные темы, такие, например, как: «Счастье», «Вопросы к Авторитету», «Освобождение»[48]. Развязка наступила, когда Кришнамурти, вопреки уговорам Ледбитер и Анни Безант, распустил Орден Звезды Востока. Произошло это на ежегодном собрании Ордена в Оммене (Нидерланды), 3 августа 1929 года[49], где, перед многотысячной аудиторией, в том числе и миссис Безант, он держал речь, в которой, среди прочего, произнёс:

Возможно, вы помните притчу о том, как дьявол и его друг шли по улице; они увидели, как человек впереди них наклонился и поднял что-то с земли, посмотрел на это и убрал в свой карман. Друг спросил дьявола: «Что это поднял человек?». «Он поднял кусочек правды», — отвечал дьявол. «Тогда это скверно для тебя», — сказал друг. «Напротив, — говорит дьявол — Я собираюсь помочь ему разобраться с этим». Я утверждаю, что истина — это страна без дорог, и вы не можете приблизиться к ней: ни через религию, ни через секту. Такова моя точка зрения, которой я придерживаюсь полностью и безоговорочно… Истина, будучи безграничной, бесконечной, недостижимой каким бы то ни было путём, не может быть организована; и не следует формировать никаких организаций, дабы вести людей или держать их определённого направления[50].

А также:

Это не великое дело (роспуск Ордена), поскольку я не хочу последователей, и я серьёзен. Как только вы начинаете следовать за кем-либо — вы перестаете следовать за Истиной. Меня не волнует, обращаете ли вы внимание на то, что я говорю или нет. В этом мире я желаю заниматься определённой работой, и я собираюсь заниматься ею со стойкой сосредоточенностью. Я увлечён лишь одним наиважнейшим делом: освобождением человека. Я жажду освободить его от всех клеток, от всех страхов, но не основывать новые религии, новые секты, не учреждать новые теории и новые философии[50].

Вслед за роспуском Ордена некоторые теософы отвернулись от Кришнамурти и публично удивлялись, когда же «…Приход потерпел неудачу?». Мери Латьенс утверждает, что «… осле всех лет объявлений Прихода, после подчёркивания снова и снова опасности непринятия Мирового Учителя, ибо когда он придёт, то должен сказать нечто совершенно новое и неожиданное, нечто обратное тем предвзятым идеям и чаяниям большинства людей, лидеры Теософии один за другим попали в ловушку, о которой сами так упорно предупреждали остальных»[51].

Кришнамурти осуждал все организованные веры, «гуру» и в целом все отношения типа учитель-последователь, вместо того поклявшись работать над полным освобождением человека. Нет никаких свидетельств, где он недвусмысленно отрицал бы то, что он Мировой Учитель. Когда его просили прояснить его позицию, он заявлял, что тема либо неуместна, либо давал смутные ответы[52][53]. Тонкости новых аспектов в деле Мирового Учителя обернулись потерей многих прежних поклонников, которые были поставлены в тупик изменениями во взглядах, лексике и в заявлениях Кришнамурти — среди них такие близкие люди, как миссис Безант и Эмили, мать Мери Латьенс[54]. Со временем он полностью отдалился от Теософского общества, его учений и практик[55], тем не менее, он остался в тёплых отношениях с некоторыми из его членов в течение всей жизни. Кришнамурти часто называл свои работы «учение», но никогда не «моё учение». Его интерес всегда касался «учения», учитель же значения не имел, и любой авторитет, в особенности авторитет психологический, отвергался.

Авторитет любого вида, особенно в сфере мышления и понимания, — суть особенно деструктивная, порочная вещь. Лидеры уничтожают последователей, а последователи — лидеров. Вы должны быть своим собственным учителем и своим собственным учеником. Вы должны подвергать сомнению все, что человеком считается ценным и необходимым[56].

Это касалось также и авторитета внутреннего:

Осознав, что мы не можем положиться ни на какой внешний авторитет… появляется трудность безмерно большая — отказаться от своего собственного внутреннего авторитета, авторитета наших собственных специфических опытов и накопленных мнений, знаний, идей и идеалов[57].

Однако, делая подобные заявления, Кришнамурти не имел в виду социальную или личную анархию; напротив, та, пропагандируемая им полная свобода, выражается в «полном порядке», но не ведёт к социальному или личному хаосу:

Порядок необходим. Полный, абсолютный внутренний порядок, и он не возможен, если нет добродетели. И добродетель — естественный результат свободы. Но свобода — это не значит делать то, что вам заблагорассудится, это не бунт против законного порядка, это не жизненная позиция невмешательства или превращение в хиппи. Возникает свобода только тогда, когда мы понимаем, и не интеллектуально, но фактически, нашу каждодневную жизнь, наши дела, образ мышления, осознаем факт нашей жестокости, нашего бессердечия и безразличия. Свобода — это на самом деле знать о нашем колоссальном эгоизме[58].

Кришнамурти отказался от трестов и прочих организаций, которые были связаны с распущенным Орденом Звезды Востока, включая Теософское общество. Он вернул деньги и собственность людям, которые те пожертвовали Ордену, включая замок и 5 000 акров (20 кв. км.) земли в Голландии[59][60]. Остаток жизни он провёл в публичных выступлениях и дискуссиях[61], в число тем которых входили такие предметы, как: природа веры, правды, горя, свободы, смерти и поиск жизни, преисполненной духовностью. Он не принимал ни последователей, ни поклонников, считая отношения между гуру и учеником — поощрением зависимости и эксплуатации. Он постоянно убеждал людей мыслить самостоятельно и чисто. Он приглашал их к исследованию и обсуждению конкретных тем вместе с ним, «гуляя, как два друга»[62], которые, порвав с прошлым, делают новый шаг «навстречу открытию»:

И начинать такое путешествие мы должны налегке; нам нельзя быть отягощёнными мнениями, предубеждениями и заключениями — всей этой старой мебелью, что мы копили последние две тысячи лет и даже дольше. Забудьте все, что вы знали про себя прежде; забудьте все, что вы когда-либо подумали о себе; мы начнём, словно мы не знаем ровным счётом ничего[63].

Зрелые годы

С 1930 по 1944 годы Кришнамурти был занят выступлениями и издательством под покровительством «Star Publishing Trust» (SPT), чей штаб располагался в Охай, в доме известном, как Аръя Вихара («Благородный Монастырь») (англ. Arya Vihara). Деловыми и организационными аспектами деятельности SPT занимался друг и соратник Кришнамурти по Ордену Звезды Востока Д. Раджагопал (англ. D. Rajagopal)[64]. Кришнамурти же проводил время, встречаясь с людьми и медитируя, «… довольный тем, что все утомительные практические вопросы, в особенности финансовые, остаются в бесспорно умелых руках Раджагопала». Брак Раджагопала не был счастливым: после рождения дочери Радхи в 1931 году, пара физически отдалилась друг от друга[65]. В Арья Вихара близкая дружба жены Раджагопала, Розалинды Вилльямс, и Кришнамурти переросла в любовную связь, которая длилась многие годы, и факт которой стал известен широкой общественности лишь в 1991 году[66].

В этот период времени была открыта первая из [www.jkrishnamurti.org/worldwide-information/schools.php школ], основанных на идеях Кришнамурти касательно образовательного процесса — Школа Риши Вэлли (англ. Rishi Valley School) в Индии[67]. Специфика образовательного процесса таких [www.jkrishnamurti.org/worldwide-information/schools.php школ] заключается в том, чтобы воспитать «разумных», «целостных» индивидуумов, свободных от «конфликтов»[68]. Эта и другие [www.jkrishnamurti.org/worldwide-information/schools.php школы] продолжают работать и по сей день под патронажем Фондов Кришнамурти. Тем не менее, сам Кришнамурти оставался недоволен результатами. По истечении почти 50 лет работы этих учебных заведений по всему миру он сказал, что «ни одного нового ума» не было создано[69]. После роспуска Ордена Звезды Востока и разрыва с теософией не было снижения количества людей, посещавших выступления Кришнамурти, ибо всегда был поток новых заинтересованных. Его приглашали во многие новые страны. По словам Мери Латьенс «… его публика всё больше и больше стала состоять из людей другого калибра, которые были заинтересованы в том, что скажет он, а не в том, что говорили о нём»[70]. В течение 1930-х Кришнамурти с успехом выступал в Европе, Латинской Америке, Индии, Австралии и США; тем не менее, несколько раз ему пришлось столкнуться с враждебностью и неприятием[71]. В эти предвоенные времена публика явно была не способна воспринять послание Кришнамурти. Он, как публично, так и в частных беседах, высказывал своё раздражение по этому поводу. В попытках сделать учение более точным и более лёгким в восприятии терминология Кришнамурти менялась[72]. Он писал Мери Латьенс, что собрания были «… количеством без качества»[73], и что он был раздосадован нежеланием членов Ордена Звезды Востока и Теософского общества распрощаться с прошлым. Он сознавал, что его ясные формулировки могли казаться слушателю ещё одной сложной в понимании теорией; он просил своих слушателей прикладывать собственные усилия к восприятию его идей:

Для того чтобы пробудить этот разум нужно, чтобы имело место великое желание знать, но не предполагать. Держите в голове, что то, что для меня является непреложной истиной, фактом, для вас — теория, и простое повторение моих слов не даст вам знаний и доказательств; это может быть лишь гипотеза, ничего более. И только посредством эксперимента и действий различите вы реальность. Тогда это не чьё-то: ни ваше, ни моё[74].

Кришнамурти ввёл несколько новых концепций и терминов, которые в последующем постоянно будут фигурировать в его беседах и обсуждениях[75]. Одна из таких идей заключалась в «понимании без выбора», такой формы понимания, которая происходит «каждый миг», без явного или скрытого выбора, который сопутствуют предвзятости и суждениям[76]. Другой новой идеей стало оспаривание наличия границы между сознанием и подсознанием, границы, выдуманной человеком. Кришнамурти считал, что в действительности существует лишь одно-единственное сознание[77]. Будучи в относительной изоляции от общества в Охай, Кришнамурти ежедневно и подолгу медитировал. Это привело к тому, что он стал говорить о «правильной медитации»[78]. Он будет касаться этой темы практически в каждом из своих выступлений.

В 1938 году Кришнамурти знакомится с Олдосом Хаксли. Они стали близкими друзьями на долгие годы. У них были схожие беспокойства насчёт надвигающегося конфликта в Европе: они оба считали его результатом разрушительного влияния национализма[79]. Позиция Кришнамурти по отношению ко Второй мировой войне часто истолковывалась как пацифизм или, даже, как подрывная деятельность (особенно во времена патриотической истерии в США), по этой причине на некоторое время им заинтересовались в ФБР[80].

На протяжении примерно четырёх лет (между 1940 и 1944) Кришнамурти не выступал публично. В это время он жил и спокойно работал в Арья Вихара, которая во время войны превратилась в самодостаточную ферму, хозяйственные излишки которой жертвовались на дело освобождения Европы[81]. Позже он так скажет о годах, проведённых в Охай во время войны: «Я думаю, то был период без вызова, без требований, без издержек. Я думаю это было так, словно всё держалось внутри, и, когда я покинул Охай, всё это взорвалось»[82].

Кришнамурти стал снова выступать публично в мае 1944. Начало было положено серией бесед в Охай, которое опять стало местом регулярных встреч. Эти беседы и последующий материал были опубликованы издательством"Krishnamurti Writings Inc" (KWINC), преемником «Star Publishing Trust». Это стало новой международной организацией, целью которой было распространение учения Кришнамурти[83]. Тем временем сам Кришнамурти ввел новые идеи и поднял новые вопросы, которые станут постоянными темами в его последующих беседах, такие как, например, идея о единстве наблюдателя и наблюдения, мыслителя и мысли[84], его всецело заняли вопросы природы и свойств пытливого ума:

Мне кажется, что основным предметом вопроса является сам ум, но не задачи, которые ум поставил и силится решить. В том случае, если ум ограничен, мелок, узок, то, сколь велики и сложны не были бы задачи, он будет подходить к их решению в рамках своей мелочности. … Хотя у него есть удивительные способности: он изобретателен, горазд на коварную, хитрую мысль, тем не менее, ум всё же мелочен. Пусть он может цитировать Маркса или Гиту или другую религиозную книгу, но по-прежнему это — мелкий ум, и маленький ум; встань перед ним сложная проблема — так он будет справляться с ней в рамках самого себя, и тем самым проблема и страдание умножатся. Таким образом, вопрос стоит следующий: может ли ум, что мелок, ограничен, может ли он быть превращен во что-то, что не сковано своими собственными ограничениями[85]?

Кришнамурти продолжал поддерживать связь со своими товарищами из Индии, и осенью 1947 года он отправился на Родину с серией выступлений, которые привлекали всё новых молодых интеллектуалов[86]. В этой поездке он встретил сестёр Пупул и Нандини Мехта (англ. Pupul, Nandini Mehta), которые стали ему друзьями и соратницами на всю жизнь. Также, сёстры присутствовали при повторившемся в 1948 году «процессе» в Утакамунде (англ. Ootacamund).

В Индии существует многолетняя традиция странствующих «святых», отшельников и независимых религиозных учителей; с некоторыми из них Кришнамурти встречался и беседовал[87]. Он тепло относился к буддистскому монашеству и так называемым «санньяси», вместе с тем он непрестанно и недвусмысленно критиковал их ритуалы, методы обучения и практики. Он подружился с некоторыми известными представителями индуизма и буддизма; в последующие десятилетия их беседы были изданы[88]. Также в Индии Кришнамурти встретился с такими выдающимися личностями, как, тогда ещё молодой, Далай-лама XIV[89] и премьер-министр Джавахарлал Неру[90].

Последние годы жизни

Кришнамурти продолжал встречаться по всему миру как с большими аудиториями, так и с отдельными людьми[91]. Снова возвращалось состояние «процесса» (1961 год — сначала в Великобритании, затем в Швейцарии)[92]. В начале 1960-х он знакомится с физиком Дэвидом Бомом, чьи философские и научные взгляды по многим вопросам находили параллели в философии Кришнамурти. Скоро Кришнамурти и Бом стали близкими друзьями и в течение почти двух десятилетий проводили публичные выступления в форме диалога друг с другом[93]. Это также привело и к тому, что идеи Кришнамурти получили распространение и в научной среде, ранее там мало известные. Результатом общения Кришнамурти с Бомом и научным сообществом в целом стала бо́льшая точность в его терминологии и более осторожное использование понятий, такого, например, как «сознание»[94].

В начале 1960-х соратники Кришнамурти снова стали замечать происходящие в нём глубокие изменения. Джаякар писала, что «…он уже никогда не станет тем, что раньше. Тот Кришнаджи, что смеялся с нами, гулял с нами … этот Кришнаджи исчезнет. Новый Кришнаджи появится — безжалостный, нетерпеливый, с кучей вопросов. …Он будет не лишён сострадания, но это будет также учитель, требующий ответов на фундаментальные вопросы. Веселье и игры закончились»[95]. Менялась и публика: культурные изменения 1960-х, в числе которых был усиливающийся поиск альтернативных образов жизни и опытов повлекли за собой приток молодых людей на выступления Кришнамурти. Тем не менее новые регулярные собрания, такие как например в Саанене (Швейцария) со временем стали привлекать «…серьёзных… людей обеспокоенных громадными проблемами, вставшими перед человечеством»[96].

Менялись люди, менялись взгляды; вместе с тем развивались и темы, с которыми выступал Кришнамурти. Они стали включать в себя новые идеи: необходимость в «радикальной» перемене[97], мысль о том, что индивидуальность — это иллюзия[98], представление о том, что истинные любовь, красота, мир и доброта не имеют себе противоположностей, что такая двойственность понятий — лишь продукт мысли[99]. В начале 1970-х Кришнамурти отметил, что новый подход являет собою «… развитие… учения в прежнем направлении», но «оно более общее, нежели, чем изучение деталей»[94]. Он был убеждён, что в основном учение осталось неизменным[100]. В конце 1980-х Кришнамурти вновь подтвердил основные элементы его учения в письменном заявлении, известным под названием «Суть Учения» (англ. Core of the Teaching). Цитата гласит:

Суть учения Кришнамурти состоит в утверждении, сделанным им в 1929 году: «Истина — это страна без дорог; человек не может прийти к ней через организацию, убеждения, догму (церковную или ритуальную), философское знание или психологический метод. Он должен найти её сквозь зеркало взаимоотношений, через понимание содержания собственного ума, наблюдение, но не интеллектуальный анализ или же самоанализ. Стремясь к безопасности, человек создал в самом себе образы — религиозные, политические, личные, которые представляют собой символы, идеи, веру. Их груз довлеет над человеческим мышлением, над отношениями и повседневной жизнью. В этом кроется причина наших проблем, которая разделяет людей»[101].

В 1970-х Кришнамурти несколько раз встречался с тогдашним индийским премьер-министром Индирой Ганди. Истинный уровень влияния Кришнамурти на индийскую политику не известен, тем не менее, Джайякар считает, что эти беседы вполне могли повлиять на применение некоторых определённых экстренных мер, что Ганди использовала во времена политической нестабильности[102].

В конце 1960-х — начале 1970-х Кришнамурти и его соратники провели реорганизацию, в ходе которой место существовавших до того институтов заняли четыре распределённые по территориальному принципу организации; были основаны органы, ответственные за распространение учения и содержание [www.jkrishnamurti.org/worldwide-information/schools.php школ][103]. Тем временем, некогда близкая дружба с Раджагопалами ухудшилась до такой степени, что Кришнамурти подал на Д. Раджагопала в суд, дабы вернуть находящиеся в собственности последнего пожертвованные объекты собственности и денежные средства, права на публикации работ, записей и частной корреспонденции Кришнамурти. Тяжба и встречные иски, формально начавшиеся в 1971 году, затянулись на много лет. Солидная часть материалов и прав собственности вернулись к Кришнамурти в течение его жизни; до конца все дела были улажены сторонами спора в 1986 году, вскоре после смерти Кришнамурти[104].

Начиная с конца 1960-х и вплоть до смерти, Кришнамурти и его близкие соратники в частных разговорах обсуждали темы, некоторые из которых в конце концов стали достоянием публики[105] — они касались самого Кришнамурти, того, как его «открыл» Ледбитер, значения продолжающегося «процесса» и истоков учения. Похоже, что Кришнамурти «…в конце своей жизни начал рыться в загадках своего происхождения в попытке разобраться со своей уникальностью»[106]. Эти обсуждения также затрагивали вопросы, которые Кришнамурти обычно избегал на публике, например: тема существования зла[107], то чувство «защищённости», что сопутствовало ему всю жизнь[108], природа «иности» — неперсонифицированного «присутствия», которое он и некоторые другие люди, находящиеся рядом в тот момент, ощущали[109]. Кришнамурти настаивал, что он не желает создавать из этого всего «тайну». Мери Латьенс же комментирует это следующими словами: «… и всё-таки тайна остаётся»[110].

В 1984 году, а затем снова в 1985 году, Кришнамурти выступал перед публикой в здании ООН, в городе Нью-Йорк[111]. В период с ноября 1985 года по январь 1986 года он в последний раз посетил Индию, проведя там встречи, впоследствии ставшие известными как «напутственные». На этих последних беседах были подняты фундаментальные вопросы, которыми Кришнамурти задавался на протяжении многих лет, а также и совершенно новые темы, имевшие отношение к последним достижениям в науке и технологии, и тому, как они влияют на человечество. Здоровье начало подводить его. Он говорил друзьям, что не желает умирать, но не уверен, сколь долго прослужит ещё ему тело. В нескольких случаях он говорил, что если он не сможет говорить, то больше у него не будет причин жить[112]. В своём последнем выступлении 4 января 1986 года в Мадрасе он вновь пригласил публику к изучению вместе с ним природы исследования, влиянии технологии, природы жизни и медитации, природы творчества:

Этот компьютер способен делать практически всё, что и человек. Он способен сотворить всех ваших богов, все ваши теории, ваши ритуалы; он даже более совершенен в этом, нежели вы когда-либо будете. Итак, компьютер приходит в мир; он превратит ваши мозги в нечто совершенно другое. Вы слышали о генной инженерии; они пытаются, нравится вам это или нет, изменить всё ваше поведение. Это — генная инженерия. Они пытаются изменить образ вашего мышления. Когда генная инженерия и компьютер встретятся, что тогда будет с вами? Что станется с вами, как с человеком? Ваши мозги будут изменены. Изменится образ вашего мышления. Быть может, они уберут все ваши страхи, уберут горе, уберут всех ваших богов. Они собираются это сделать — не тешьте себя иллюзиями. Закончится это всё либо войной, либо уничтожением. Вот что на самом деле происходит в мире. Генная инженерия, с одной стороны, и компьютер — с другой, и когда они встретятся, а это неминуемо, что тогда будет с вами как с человеком? По существу, сейчас ваш мозг — это машина. Вы родились в Индии, и вы говорите: «Я — индус». Вы находитесь в этой клетке. Вы — машина. Пожалуйста, не обижайтесь. Я не оскорбляю вас. Вы — машина, которая отвечает, словно компьютер. Не надо воображать, что в вас есть нечто божественное — это было бы прекрасно — нечто бессмертное святое. Так бы сказал вам компьютер. Итак, что же происходит с человеком? Что происходит с вами[113]?

А также:

Итак, вы спрашиваете, откуда появляется птичка? Каков процесс творчества, что стоит за всем этим? Вы хотите, чтобы я описал его, углубился в него? Вы хотите, чтобы я углубился в этот процесс? Почему (голос слушателя — Чтобы понять, что такое творчество). Почему вы это спрашиваете? Потому что это спросил я? Не одно описание не в силах описать источник. У источника нет имен; источник абсолютно спокоен, он не жужжит шумно тут и там. Творчество — это нечто наиболее святое, самая священная вещь в жизни, и если вы в жизни что-то напутали, то разберитесь с этим. Разберитесь с этим сегодня, не завтра. Если вы не уверены, то найдите, почему — и станьте уверены. Если ваши мысли запутаны, то начинайте думать трезво, логично. И до тех пор, пока эти условия не соблюдены, пока всё не устаканится, до тех пор вы не сможете войти в этот мир, в этот мир Творчества[113].

Кришнамурти был озабочен свои наследием: тем, чтобы не превратиться в очередную важную персону, чье учение перейдет в руки отдельных людей, но не ко всему миру в целом. Он не желал, чтоб кто-либо толковал его учение[114]. Несколько раз он предупреждал своих соратников, дабы те не позиционировали себя ни в качестве представителей Кришнамурти, ни в качестве наследников дела после его смерти[115].

За несколько дней до смерти, в финальном заявлении, он настойчиво объявил, что «никто» — как среди его соратников, так и среди остальных людей — не понял, что же произошло с Кришнамурти (в контексте его учения), а также не понял и самого Учения. Он добавил, также подразумевая невозможность наследия, что та «безмерная энергия», что управляла им на протяжении всей его жизни, со смертью Кришнамурти исчезнет. Тем не менее, он оставил надежду людям, сказав, что у каждого есть шанс достичь этой энергии и постигнуть часть знаний, в том случае, «если они будут учением жить»[116]. Как-то Кришнамурти сравнивал себя с Томасом Эдисоном, подразумевая тем самым, что он проделал всю трудную работу, и теперь от остальных требуется всего-то — щёлкнуть выключателем[117]. В другом случае он говорил о Колумбе, отправляющемся в тяжёлое плавание, чтобы открыть Новый Свет, тогда как в наши дни туда легко долететь на самолёте. Возможно, Кришнамурти имел в виду, что даже пусть он был в некотором роде «необычным», то другим людям совершенно необязательно обладать такими уникальными свойствами, дабы достичь его уровня понимания[117].

Джидду Кришнамурти скончался 17 февраля 1986 года в возрасте 90 лет от рака поджелудочной железы. Его останки были кремированы, а прах развеян его друзьями и соратниками в трёх странах, где он провёл большую часть своей жизни: в Индии, Англии и США[118].

Библиография

На русском

Книги Кришнамурти представляют собою собрания его высказываний, стенограммы его выступлений или бесед с отдельными личностями. Также, увидели свет некоторые из его дневников. Ниже приведен список работ Кришнамурти, переведенных на русский язык.

  • Записные книжки.
  • Немедленно измениться.
  • Свобода от известного (М.: София, 1991. — 88 с. — ISBN 5-7663-0521-2).
  • Первая и последняя свобода (Н.Новгород: Деком, 2006. — 252 с. — (Эра Водолея). — ISBN 5-89533-131-9).
  • Вне насилия (М.: София, 2004. — 272 с. — ISBN 5-9550-0415-7).
  • Единственная Революция (М.: Разум, 1997. — 224 с. — ISBN 5-87488-008-9).
  • О самом важном. Беседы Дж. Кришнамурти с Дэвидом Бомом.
  • Беседы с Кришнамурти: Избранное (Ростов н/Д :: Феникс, 2006. — 400 с. — (Путь мастера). — ISBN 5-222-08964-9)
  • Комментарии к жизни. Из заметок Дж. Кришнамурти. Кн. 1. (Ростов н/Д :: Феникс, 2005. — 493 с. — (Путь мастера). — ISBN 5-222-07233-9)
  • Комментарии к жизни. Из заметок Дж. Кришнамурти. Кн. 2. (Ростов н/Д :: Феникс, 2005. — 485 с. — (Путь мастера). — ISBN 5-222-07369-6)
  • Комментарии к жизни. Из заметок Дж. Кришнамурти. Кн. 3. (Ростов н/Д :: Феникс, 2006. — 691 с. — (Путь мастера). — ISBN 5-222-07622-9)
  • Бомбейские беседы.
  • У ног Учителя (М.: Сфера, 2008. — 107 с. — (Слово Учителя). — ISBN 978-5-91269-031-0).
  • Начало познания (M.:Профит-Стайл, 2006. — 272 с. — ISBN 5-98857-034-8).

Источники.

  • Мери Латьенс. Жизнь и смерть Кришнамурти, Москва, КМК, Лтд., 1993, перевод Перевод: Фоменко Е. и др. ISBN 1-200-41201-3

На английском

Полный список работ Кришнамурти смотрите на английской Википедии [en.wikipedia.org/wiki/List_of_Jiddu_Krishnamurti_Works Works by Krishnamurti].

Основные источники, использованные в переводе данной статьи с англоязычной версии. Более полный список работ о жизни и философии Кришнамурти находится на английской Википедии [en.wikipedia.org/wiki/List_of_works_about_Jiddu_Krishnamurti Works on Krishnamurti].

  • Pupul Jayakar, Krishnamurti: A Biography, 1986, San Francisco, Harper & Row: ISBN 0-06-250401-0. Официальная биография Кришнамурти.
  • Mary Lutyens, Krishnamurti: The Years of Awakening, 1975, London, John Murray: ISBN 0-7195-3229-9, Farrar Straus & Giroux: ISBN 0-374-18222-1, Discus reprint, 1983: ISBN 0-380-00734-7, Shambhala reprint, 1997: ISBN 1-57062-288-4. Также официальная биограф. Первый том биографии, описывающий жизнь Кришнамурти от рождения в 1895 году до 1933 года.
  • Mary Lutyens, Krishnamurti: The Years of Fulfilment, 1983, London, John Murray: ISBN 0-7195-3979-X, Farrar, Straus & Giroux: ISBN 0-374-18224-8, Krishnamurti Foundation Trust, 2003: ISBN 0-900506-20-2. Второй том биографии Кришнамурти, описывающий года с 1933 по 1980.
  • Mary Lutyens, Krishnamurti: The Open Door, 1988, London, John Murray: ISBN 0-7195-4534-X, Krishnamurti Foundation Trust, 2003: ISBN 0-900506-21-0. Третий том биографии, описывающий период с 1986 года по смерть Кришнамурти в 1986 году.
  • Mary Lutyens, The Life and Death of Krishnamurti, 1990, London, John Murray: ISBN 0-7195-4749-0, Krishnamurti Foundation Trust, 2003: ISBN 0-900506-22-9. Also published as Krishnamurti: His Life and Death, 1991, St Martins Press: ISBN 0-312-05455-6. Сокращенная биография Кришнамурти на основе более полного трехтомного издания (см. выше).
  • Star In The East: Krishnamurti: The Invention of a Messiah — Roland Vernon, 2001, Palgrave hardcover: ISBN 0-312-23825-8, Sentient Publications, 2002: ISBN 0-9710786-8-8.
  • Jiddu Krishnamurti: World Philosopher 1895—1986 — C. V. Williams, 2004, Motilal Banarsidass hardcover: ISBN 81-208-2032-0.
  • Lives in the Shadow with J. Krishnamurti — Radha Rajagopal Sloss, 1991, London, Bloomsbury: No ISBN, Reading, Addison-Wesley hardcover, 1993: ISBN 0-201-63211-X.
  • Krishnamurti and the Rajagopals — Mary Lutyens, 1996, Krishnamurti Foundation of America: ISBN 1-888004-08-8.

Напишите отзыв о статье "Кришнамурти, Джидду"

Примечания

  1. ↑ Мери Латьенс, «Жизнь и смерть кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, Введение.
  2. ↑ Фамилия Кришнамурти также имеет альтернативные произношения: «Гедду» или «Гидду». См. «Krishnamurti: The Years of Awakening», Mary Lutyens, 1975, Farrar Straus and Giroux, Раздел «Notes and Sources», стр. 308 (англ).
  3. ↑ О том, что семья Кришнамурти была браминами веланаду, говорит смотритель их родового гнезда. Его интервьюировала К. В. Виллиамс (англ. C.V. Williams), автор книги «Jiddu Krishnamurti: World Philosopher 1895—1986», раздел «Notes», примечание 13, стр. 466 (англ.). Виллиамс добавляет: «… в обыкновении своём веланаду относятся к высшему сословию браминов». Также см. книгу Пупул Джаякар (англ. Pupul Jayakar) «Krishnamurti: A Biography by Pupul Jayakar», Издательство Harper & Row, 1986, стр. 15 (англ.).
  4. ↑ Mary Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр 5.
  5. ↑ К. В. Виллиамс (англ. C.V. Williams) в своей книге «Jiddu Krishnamurti: World Philosopher» (Раздел «Примечания», Примечание 50, стр 471—472) указывает на расхождение между различными источниками информации, касательно размера хозяйства и состава семьи Кришнамурти. Настоящие данные приводятся согласно официальному заявлению племянника Кришнамурти, Гидду Нараньяна (англ. Giddu Narayan ).
  6. ↑ Мери Латьенс в своей книге «Awakening» (издательство Discus, переиздание, 1983 года, стр. 1-2) пишет, что подобное поведение являлось обыденным в то время в среде набожных браминов высших каст.
  7. ↑ Мери Латьенс в своей книге «Awakening»(издательство Farrar Straus, стр. 1-2) пишет, что по индийскому календарю день начинается в 4 часа утра и заканчивается в 4 часа вечера. Кришнамурти же родился где-то после полуночи 12 мая, но до наступления рассвета. Таким образом, согласно индийским традициям, его днём рождения является 11 мая 1895 года.
  8. ↑ Кришнамурти" означает «в образе (в форме) Кришны». См. Mary Lutyens, «Awakening», издательство Discus, стр. 1.
  9. ↑ См. Mary Lutyens, «Awakening», издательство Discus, стр. 3, 4, 22, 25.
  10. ↑ «Записки Кришнамурти» (англ. Krishnamurti's Journal), Дж. Кришнамурти, издательство Victor Gollancz, 1982 год, стр. 11. Запись от 15 сентября 1973 года. В большинстве своих записей Кришнамурти пишет о себе в третьем лице. В более поздних выступлениях он называет себя «оратор» («the speaker») или «К».
  11. ↑ Мери Латьенс в книге «Awakening» (издательство Discus) на стр. 3 цитирует воспоминания Кришнамурти, где тот пишет: «… я могу сказать, что я часто видел (мать) после её смерти». В 1913 году Кришнамурти начинает писать, но не заканчивает мемуары под названием «Пятнадцать лет моей жизни» (англ. Fifteen Years Of My Life) (см. Mary Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, раздел «Notes and Sources», стр. 309).
  12. ↑ Мери Латьенс в книге «Awakening» (издательство Discus) на стр. 7 пишет: «…теософия принимала все религии». С. В. Виллиамс (англ. C.V. Williams) в своей книге «Jiddu Krishnamurti: World Philosopher» на стр. 4 пишет, что в то время «…казалось, что не существовало никаких противоречий между ценностями Теософского Общества и индуизма», во всяком случае, родители Кришнамурти таковых не замечали.
  13. ↑ Семья в то время состояла из отца Нарайньи и четырёх его сыновей. См. Mary Lutyens, «Awakening», издательство Discus, стр. 8.
  14. ↑ См. «Star In The East: The Invention of A Messiah», Роланд Вернон (англ. Roland Vernon), издательство «Palgrave», стр. 41.
  15. ↑ Точная дата не известна. Мери Латьенс предполагает, что это могло случиться 22 апреля 1909 года. См. Mary Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 20-21. (англ.)
  16. ↑ Цитата из описания, данного Чарльз Уэбстером Ледбитером своему помощнику Эрнесту Вуду (англ. Ernest Wood). См. Mary Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 21.
  17. ↑ Мери Латьенс, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 21. В этой книге она пишет о Ледбитере, как о человеке сложном и спорном, который оставался загадкой даже для людей, близких к нему (см Предисловие, стр. x-xi).
  18. ↑ Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 1. Предыдущим кандидатом на роль «проводника» Мирового Учителя Ледбитером был выбран Хьюберт, сын доктора Веллера ван Хука из Чикаго.
  19. ↑ Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 1.
  20. ↑ Вернон (англ. Vernon), «Star in the East», издательство Palgrave, гл. 4.
  21. ↑ Mary Lutyens, «The Boy Krishna», 1995, издательство Krishnamurti Foundation Trust.
  22. ↑ См. «Жизнь и смерть Кришнамурти», Мери Латьенс, Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 1.
  23. ↑ См. Mary Lutyens, «Awakening», Издательство Farrar Straus, стр 31, 62. Вернон, «Star in the East», Издательство Palgrave, стp 47.
  24. ↑ 1 2 P. Jayakar, «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, 1986, гл 3. Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 1.
  25. ↑ M. Lutyens, «Awakening», Farrar Straus, стр. 56, 59; главы 5,6,7. Новости касательно Кришнамурти и его роли в качестве Мирового Учителя имели полложительную оценку не у всех членов Теософского общества. В числе прочих, Рудольф Штайнер (нем. Rudolf Steiner) (лидер немецкого подразделения Теософского общества) отрицал кандидатуру Кришнамурти. Трения между Анни Безант и Ледбитером, с одной стороны, и немецким подразделением — с другой, стали одной из причин раскола Теософского общества. Большая часть немецких членов покинуло ряды Общества в 1912—1913 годах и примкнула к новой группе, организованной Штайнером. См. Rudolf Steiner, «Wegen naar Christus».
  26. ↑ Отчасти в нападках на Теософское общество оказался виновен Ледбитер. Он был гомосексуалистом и некоторые из его прежних воспитанников публично обвиняли его в домогательствах и принуждению к половым сношениям. Анни Безант наотрез отказывалась признать эти случаи имевшими место в действительности, но подобные факты сильно беспокоили отца Кришнамурти, подозревавшего, что его сын может подвергаться сексуальному насилию со стороны Ледбитера. См. M. Lutyens, «Awakening», Discus, стр. 15-19, 40, 56. А также Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 1, 2.
  27. ↑ Кришнамурти и его брат Нитья познакомились с Мери Латьенс и её матерью Эмили Латьенс (англ. Emily Lutyens) (урождённой Лэйди Литтон (англ. Lady Lytton))(1874—1964) во время своего первого визита в Англию. В то время Эмили Латьенс было 36 лет и она была активным членом Теософского общества. Кришнамурти очень привязался к ней, что не нравилось верхушке Общества, как впрочем и мужу Эмили, известному архитектору Эдвину Латьенсу. См. Vernon, «Star In The East», Palgrave, стр. 67, 80-83. Также см. «Edwin Lutyens, His Life, His Wife, His Work», Jane Ridley, 2003, Pimlico: ISBN 0-7126-6822-5. «Candles In the Sun», автобиография Эмили Латьенс.
  28. ↑ Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 57.
  29. ↑ М. Lutyens, «Awakening», издательство Shambhala, стp. 83, 120, 149.
  30. ↑ Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 1,3, 15.
  31. ↑ Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 2
  32. ↑ Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стp 65.
  33. ↑ Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стp. 113.
  34. ↑ M. Lutyens, «Krishnamurti: The Years of Fulfilment», 1983, Издательство Farrar Straus & Giroux, стр. 6.
  35. ↑ P. Jayakar, «Krishnamurti», стр. 46 и далее. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, главы с 18 по 21.
  36. ↑ События этих трёх дней и «процесс» в целом не были известны широкой публике вплоть до опубликования в 1975 году первого тома биографии Кришнамурти, написанной Мери Латьенс («Krishnamurti: The Years of Awakening»). Детали и описание «процесса» самим Кришнамурти увидели свет в 1976 году, когда вышла книга «Записки Кришнамурти» (англ. Krishnamurti's Notebook), основанная на дневниках, которые тот вёл в период с июня 1961 года по март 1962.
  37. ↑ См. Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 5 "Упоённый Богом.
  38. ↑ Письма-отчеты о событиях августа-сентября 1922 года хранятся в архиве [www.kfa.org/ американского фонда Кришнамурти].
  39. ↑ См. P. Jayakar, «Krishnamurti», стр. 46, примечание; а также M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 166.
  40. ↑ Теория, изложенная на страницах издания «Harvard Theological Review» («Mystical Union and Grief: the Ba’al Shem Tov and Krishnamurti», автор — David Aberbach, Июль 1993, v86 n3), объясняет «процесс» как, в большей степени, результат накопленного Кришнамурти горя по поводу смерти его матери.
  41. ↑ По-началу теософское объяснение происходящего с Кришнамурти заключалось в том, что тот успешно проходит духовную инициацию (см. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 163—164). Но дальнейшее продолжение «процесса» они истолковать уже были не в силах. Спустя два года после начала явления, Ледбитер отправил наблюдать Кришнамурти во время «процесса» давнишнего члена Теософского общества врача Мэри Рок (англ. Mary Rocke). Она провела у Кришнамурти почти две недели в апреле 1924 года, но оказалась не в состоянии поставить диагноз или же объяснить «процесс» с научной точки зрения. Возможно, причиной провала её миссии являлось и то, что обследовать Кришнамурти она могла только до или после «процесса», но не во время, ибо тогда тот прекращался. Документальных свидетельств она также не оставила (См. Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 5 «Упоённый Богом»). Касательно позиции Ледбитера см. Williams, «World Philosopher», стр. 127—129.
  42. ↑ См. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 131—132.
  43. ↑ См. Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 7 «Старая мечта мертва».
  44. ↑ См. M. Lutyens, «The Life and Death of Krishnamurti», издательство KFT, стр 57.
  45. ↑ См. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 220.
  46. ↑ Опубликованный в Лондоне бюллетень Ордена Звезды Востока «The Herald of the Star», январь 1926 года.
  47. ↑ Так, в книге «Fulfilment»(издательство John Murray) на стр. 234, в главе «The „process“» Мери Латьенс пишет, что Кришнамурти стал использовать свой «собственный язык» после событий 1922 года в Охай.
  48. ↑ См. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, главы 27, 29-30, а также на стр. 259—262; P. Jayakar, «Krishnamurti», издательство Harper & Row, стр. 70-74; Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 171—180.
  49. ↑ M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 272. В 1929 году лагерь Ордена Звезды Востока открылся 2го августа, Кришнамурти произнёс свою речь о роспуске на следующее утро, 3го августа. Ежегодные собрания Ордена Звезды Востока проходили на территории замка Эрде (англ. Eerde) (Оммен, Нидерланды) с 1924 по 1929 год. Замок и окружавшая его территория были принесены в дар тресту, являющимся филиалом Ордена (см. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр 102).
  50. ↑ 1 2 Полный текст речи Кришнамурти о роспуске Ордена Звезды Востока приведён в сентябрьском выпуске 1929 года «International Star Bulletin» (преемник «Herald of the Star», издававшийся в Оммене), а также в статье Д. Раджагопала «The Dissolution Of the Order» (август 1929 года).
  51. ↑ M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 278.
  52. ↑ Вернон пишет, что несмотря на то, что Кришнамурти не отрицал, что он — Мировой Учитель, он «сбивал с толку» своих последователей такими заявлениями, как, например, что таким Учителем «…может стать каждый» (см. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 189).
  53. ↑ Спустя десятилетия, в беседах с близкими друзьями, Кришнамурти говорил, что понятие «Мировой Учитель» «слишком конкретное» и «недостаточно тонкое» для описания им его жизни (см. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 234; M. Lutyens, «The Open Door», издательство KFT, стр. 92-93; P. Jayakar, «Krishnamurti», стр. 439—440).
  54. ↑ В определённый момент Анни Безант даже хотела оставить пост президента Теософского общества, чувствуя, что она не способна решить возникнувшие противоречия с Кришнамурти (см. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 236). Эмили Латьенс в сентябрьском выпуске «International Star Bulletin» от 1929 года писала, что Кришнамурти покинул своих последователей, оставив тех «…раздетыми и одинокими, с пошатнувшимися устоями» (см. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 177, и заметка 30 на стр. 287). Она была крайне опечалена роспуском Ордена и окончанием проекта Мирового Учителя, будучи не в состоянии разобраться новом курсе Кришнамурти или следовать ему. В своих письмах от 14 августа и 16 сентября 1934 года (хранящихся в индийском фонде Кришнамурти) она жалуется, что «…он может не отрицать того, что он мировой учитель, но он постоянно отрицал, что он — тот „Мировой Учитель“, которому теософы давали деньги». Вот что в частности отвечал ей Кришнамурти в письме от 27 августа 1934 года: «Ты знаешь, мама, я никогда не отрицал этого (того что он — Мировой Учитель). Я только говорил, что значения имеет не то, кто или что я, но то, что люди должны изучать то, что я говорю, из чего не следует, что я отрицал, что я — Мировой Учитель» (см. M. Lutyens in «Fulfilment», издательство KFT, стр. 30)
  55. ↑ Мери Латьенс считает, что последние связи с Теософским обществом были потеряны вместе со смертью миссис Безант в 1933 году (см. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 285).
  56. ↑ J. Krishnamurti, «Freedom from the Known», 1969, издательство Harper San Francisco, стр. 21. Похожие заявления Кришнамурти делал практически в каждом выступлении, начиная со времён роспуска Ордена Звезды Востока.
  57. ↑ J. Krishnamurti, «Freedom from the Known», 1969, издательство Harper San Francisco, стр. 19.
  58. ↑ Из текста третьего публичного выступления в Риме 17 марта 1968 года.
  59. ↑ Прежде замок принадлежал семейству Ван Палланд (англ. Van Pallandt). Большая часть земли и построек была возвращена в 1931 году. На оставшихся 400 акрах Кришнамурти продолжал выступать и после роспуска Ордена Звезды Востока вплоть до начала первой мировой войны. После войны и эти владения были возвращены первоначальным хозяевам (см. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 276; «Fulfilment», издательство KFT, стр. 96).
  60. ↑ См. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, гл. 34, в особенности стр. 276. P. Jayakar, «Krishnamurti», стр. 79-85.
  61. ↑ Полный хронологический список мест, где выступал Кришнамурти в период с 1923 по 1986 годы можно найти в «Free, an Introduction to the life and Work of J. Krishnamurti (1895—1986)», издано [www.kfa.org/ американским фондом Кришнамурти].
  62. ↑ Кришнамурти часто выражался в подобном духе, например, в десятом публичном выступлении в Саанене 1 августа 1965 года (см. Collected Works: Volume 15 (1964—1965), стр. 245).
  63. ↑ J. Krishnamurti, «Freedom from the Known», 1969, издательство Harper San Francisco, стр. 20.
  64. ↑ Брамин по происхождению, родившийся в Индии, Десикачарья Раджагопаль (англ. Desikacharya Rajagopal) (1900—1993) был знаком с Кришнамурти с ранней юности. Он был известен, как отличный редактор и организатор, но также и как своенравный человек со сложным характером. Имея практичный ум, он по темпераменту являлся противоположностью Кришнамурти. После смерти Нитьи он обещал Анни Безант, что станет заботиться о Кришнамурти и займёт место покойного брата в качестве компаньона в путешествиях и помощника, в том числе и как официальный представитель The Star Publishing Trust, который был учреждён за несколько лет до того в Оммене, но с роспуском Ордена Звезды Востока был реорганизован и перемещён в Калифорнию. См. Henri Methorst, «Krishnamurti: A Spiritual Revolutionary», издательство Edwin Publishing House, 2003, гл 12.
  65. ↑ R. Sloss «Lives in the Shadow with J. Krishnamurti», издательство Bloomsbury Publishing, гл. 12.
  66. ↑ О связи Кришнамурти и Розалинды Виллиамс впервые рассказано в книге дочери последней, изданной в 1991 году (R. Sloss «Lives in the Shadow with J. Krishnamurti», издательство Bloomsbury Publishing). Спустя 5 лет вышла книга-опровержение (M. Lutyens, «Krishnamurti and the Rajagopals», издательство Krishnamurti Foundation of America, 1996)
  67. ↑ Школа Rishi Valley была построена на земле, приобретённой в середине-конце 1920-х. Тем не менее, функционировать она начала только после роспуска Ордена Звезды Востока. См. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 199, 267.
  68. ↑ См. M. Lutyens, «The Life and Death of Krishnamurti», издательство KFT, стр. 87. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 237—238.
  69. ↑ Из разговора между Кришнамурти и вице-ректором Университета Шри-Ланки. См. «As The River Joins The Ocean: Reflections about J. Krishnamurti by Giddu Narayan», издательство Book Faith India, 1998, стр. 54.
  70. ↑ См. M. Lutyens, «Awakening», издательство Farrar Straus, стр. 279.
  71. ↑ В 1930 году религиозные националисты угрожали Кришнамурти физической расправой, когда он приезжал с выступлениями в Бухарест (см. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, стр. 21). В 1933 году власти Новой Зеландии официально запретили выступать Кришнамурти с лекциями (см. Williams, «Jiddu Krishnamurti: World Philosopher 1895—1986», издательство Motilal Banarsidass, стр 208—209).
  72. ↑ См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 296, 301.
  73. ↑ C.V. Williams, «World Philosopher», p 191.
  74. ↑ Из первой публичной речи в Оммене, 25 июля 1936 года.
  75. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство KFT, стр. 42.
  76. ↑ «В познании истины вопрос выбора заключается в изучение различных теорий, аргументов и логических умозаключений, которые требуют разве только интеллектуальных усилий? Приведет ли этот путь нас куда-нибудь? Возможно, что к интеллектуальной аргументации; но человек, который страдает, желает познать и для него концепции и теории совершенно бесполезны. Или существует иной путь, восприятие без выбора? …дабы разглядеть истину, мысль должна быть беспристрастна, разум должен быть без желания, у него не должно быть выбора». Из первой публичной речи в Оммене, 25 июля 1936 года.
  77. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство KFT, стр. 44; Krishnamurti, «Freedom from the Known», 1969, издательство HarperCollins, стр. 29-30: «Мы заняты одним маленьким уголком нашего сознания, которое составляет большую часть нашей жизни; остальная же часть, та, что мы называем подсознание, со всеми её мотивами, её страхами, её расовыми и унаследованными качествами, — мы даже не ведаем, как туда добраться. Теперь я спрашиваю вас, существует ли вообще такая вещь, как подсознание? Мы так свободно пользуемся этим слово. Мы согласились, что такая вещь существует и все фразы и жаргон специалистов по психоанализу и психологов просочился в наш язык; но существует ли такая вещь? И как это так, что мы придали ей такую выдающуюся важность? На мой взгляд, она также тривиальна и глупа, как и сознательный разум — также узка, фанатична, условна, озабочена и лишена вкуса. Итак, это возможно — знать полностью всё о сознании, но не о маленькой его части, его фрагмента? Если вы можете осознать всю совокупность, тогда вы постоянно действуете с полным вниманием, не с частичным. Это важно понять, потому как если вы полностью осознаете всю сферу сознания, тогда нет противоречий. Противоречия появляются только если вы разделите сознание». Кришнамурти использует термин «подсознание», ибо в начале 21 века он означал то же, что сейчас — «бессознательное»
  78. ↑ «Правильная медитация — это поистине самый великолепный из феноменов, что может испытать каждый…», — из письма Кришнамурти к Мери Латьенс от 31 м августа 1943 года (см. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, стр. 58). Кришнамурти сформулировал свой взгляд на медитацию несколько лет назад, но теперь он обращал особое внимание на медитацию «правильную»: «Знаете ли вы, что такое правильная медитация? Хотите ли вы открыть для себя истину в этом вопросе? А получится ли у вас открыть эту истину, если вы согласитесь на мнение авторитета? Это сложный вопрос. Для того, чтобы открыть искусство медитации, вы должны познать всю глубину и широту этого замечательного процесса под названием мышление. Если вы доверитесь какому-либо авторитету, что скажет „Медитируйте вот так“, то вы просто-напросто подражатель, слепой слуга системы или идеи. Принятие вами авторитета основано на надежде получить результат, а это — не медитация». См. Krishnamurti, «This Matter of Culture», 1964, издатлеьство Victor Gollancz, стр. 55.
  79. ↑ Хаксли написал всеобъемлющее предисловие к книге Кришнамурти «The First and Last Freedom» 1954 года издания. Он также выступал в роли одного из членов правления школы Happy Valley School. См. Williams, «Jiddu Krishnamurti: World Philosopher 1895—1986», издательство Motilal Banarsidass, стр. 307.
  80. ↑ См. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 209.
  81. ↑ См. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 210.
  82. ↑ См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 98.
  83. ↑ Соизначально Кришнамурти (наряду с Раджагопалем и остальными) был членом правления «Krishnamurti Writings Inc», но в итоге он покинул этот пост, оставив президентом Раджагопала, что по словам Мери Латьенс стало «…обстоятельством, которому суждено было иметь самые безрадостные последствия». См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, стр. 59-60.
  84. ↑ Впервые Кришнамути сформулировал свою позицию по этому вопросу в своём ответе на вопрос на встрече в Охай в 1944 году. См. Krishnamurti, «Collected Works: Volume 3», восьмая публичная беседа в Дубовой Роще, 2 июля 1944 года.
  85. ↑ Из текста шестой беседы в Нью-Дели, 31 октября 1956 года.
  86. ↑ В том числе бывших борцов за свободу из индийского движения за независимость. См. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 219.
  87. ↑ Среди прочих был уважаемый духовный учитель Рамана Махарши (англ. Ramana Maharshi) (см. «Talks with Sri Ramana Maharshi», 6е издание, издательство Sri Ramanasramam, 1978, стр. 46, 192), гуру Анандамайи Ма (англ. Anandamayi Ma) (см. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 144) и гуру Вимала Такар (англ. Vimala Thakar)(см. Williams, «Jiddu Krishnamurti: World Philosopher 1895—1986», издательство Motilal Banarsidass, стр. 340, 341).
  88. ↑ Например, были изданы беседы Кришнамурти с Ведантином Свами Венкатесанандой (англ. Vedantin Swami Venkatesananda), тогда индуиским, а позднее — буддийским ученым Джагганатхом Упадхьяей (англ. Jagganath Upadhyaya), буддийскими учеными Самдонгом Римпоче (англ. Samdong Rimpoche) и Валполой Рахулой (англ. Walpola Rahula). См. Krishnamurti, «The Awakening of Intelligence», 1987, издательство Harper & Row, часть IV; Krishnamurti, «Can Humanity Change?», редактор David Skitt, 2003, издательство Shambhala; Krishnamurti, «The Way of Intelligence», 1985, издательство Krishnamurti Foundation India, гл. 1; Krishnamurti, «The Future Is Now: Last Talks in India», 1989, издательство HarperCollins, главы 1,2,3.
  89. ↑ У Кришнамурти и Далай-ламы сложились прекрасные отношения, они испытали взаимное восхищение друг другом. После первой встречи Далай-лама сказал про Кришнамурти: «великая душа» (см. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 203). Кришнамурти, по собственному признанию, не желая задевать чувств Далай-ламы, сдержался и не стал высказывать при том своего отношения к гуру (См. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 231).
  90. ↑ Джавахарлал Неру встречался с Кришнамурти как до, так и послесвоего вступления в должность премьер-министра. См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 121—123, 142, 397.
  91. ↑ Кришнамурти познакомился со многими известными людьми, некоторые из которых признавались, что он на них оказал большое влияние: в их числе исследователь мифологии Джозеф Кэмпбел (англ. Joseph Campbell), художники Джексон Поллок (англ. Jackson Pollock)и Беатрис Вуд (англ. Beatrice Wood), педагог Терренс Вебстер-Дойл (англ. Terrence Webster-Doyle), писатель и лектор Алан Уотс (англ. Alan Watts), мыслитель и философ Экхарт Толле (англ. Eckhart Tolle), врач и писатель Дипак Чопра (англ. Deepak Chopra), писательница и философ Айрис Мёрдок (англ. Iris Murdoch) и др. См. Evelyne Blau, «Krishnamurti: 100 years», Stewart, Tabori and Chang reprint, стр. 191, 233.
  92. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, гл. 10.
  93. ↑ Среди прочих работ Бома, его «Целостность и запутанный порядок» (англ. Wholeness and the Implicate Order) содержит несколько концепций, которые также присущи учению Кришнамурти: например, такое предложение, что «наблюдатель — это наблюдаемый объект». В книге Кришнамурти «Первая и последняя свобода» этой концепции посвящена глава «Мыслитель и мысль» (см. J. Krishnamurti, «The First and Last Freedom», глава 15). Бом пытался применить подобную идею в сфере квантовой механики.
  94. ↑ 1 2 См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 369.
  95. ↑ См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 227. Также см. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 231.
  96. ↑ См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 282—283.
  97. ↑ Кришнамурти утверждал, что существует необходимость в «новом мозге»: «радикальная», физическая «мутация» клеток головного мозга, которая бы «искоренила» ненужный багаж, накопленный в человеческом сознании за историю. Впоследствии, это естественно проявилось бы в прямом восприятии настоящей реальности, необременённом фильтрами прошлого опыта. Согласно Кришнамурти, подобная мутация — обновление мозга — по логике могут произойти только мгновенно и полностью; в противном случае «старое» сознание, защищая себя, использовало бы имеющееся время, чтобы уйти от изменений и избежать своей «смерти». Он непрестанно напоминал слушателям, чтобы они осознавали наличие таких действий «старого» мозга, а также понимали, что даже просто «одно только понимание» необходимости в новом мозге фактически, объективно и без осуждения (и, тем самым, без обдумывания его в течение времени) вызовет перемену. См. P. Jayakar, «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 411—412; Krishnamurti, «To be Human», под редакцией D. Skitt, 2000, издательство Shambhala, стр. 100—105.
  98. ↑ «Содержание нашего сознания — общий интерес всего человечества. Ваше сознание: что вы думаете, что чувствуете, ваша реакция, ваше беспокойство, ваше одиночество, ваше горе, ваша боль, ваш поиск чего-то не только физического, но что уходит за пределы мысли — такие же, как и у человека, живущего в Индии, или России, или Америке. Все они проходят через те же проблемы, что и вы, те же проблемы отношения друг с другом, мужчина, женщина. Мы все стоим на одной земле, на сознании. Сознание у всех у нас одинаковое. И потому мы — не индивидуальности. Подумайте об этом, пожалуйста. Нас обучили, воспитали… ….что мы отдельные души, индивидуальности, борющиеся за самих себя, но это — иллюзия, потому как у всех у нас одно и то же сознание. Итак, мы — род человеческий. Мы не отдельные индивидуумы, воюющие за самих себя. Это логично, это рационально и разумно. Таким образом, мы не отдельные существа с различным психологическим содержанием, бьющиеся за самих себя. Но мы, каждый из нас, на самом деле — остальное человечество». Из первой публичной беседы в Амстердаме 19 сентября 1981 года.
  99. ↑ «Насилие и его противоположность должны всегда содержать насилие — наблюдатель, что жесток, осознает, что он жесток и создает противоположность, которая не является насилием в качестве идеи. …Добро — не есть противоположность злу, и тот у кого есть эта тенденция ко злу: причинять вред, злиться, быть жестоким, быть жадным, завистливым и тому подобное, — осознав всё это, он требует быть добрым. Само требование создает противоположность, таким образом, изменения вовсе не происходит …если вы отрицаете ненависть, зависть (отрицаете, но не начинаете сопротивляться, не бежите от этого или с этим соглашаетесь) … в этом самом отвержении и заключается нечто хорошее, а именно — любовь в которой нет места ненависти. Любовь — это не противоположность ненависти». Из первой публичной беседы в Париже 16 апреля 1967 года.
  100. ↑ Кришнамурти отрицал, что были какие-либо «внутренние изменения» в нём самом или какая бы то ни было эволюция учения по сравнению «с началом». Единственные изменения, которые он признавал, качались «выражения, лексикона, языка и жестикуляции». См. ответ Кришнамурти на вопрос Пупул Джаякар в Парке Бедрок 11 июня 1978 года (P. Jayakar, «Fire in the Mind: Dialogues with J. Krishnamurti», 1995, издательство Penguin Books India, стр. 15-16).
  101. ↑ См. «Жизнь и смерть Кришнамурти», Мери Латьенс, Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 16.
  102. ↑ P. Jayakar, «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 340—343. Пупул Джаякар была близким другом и биографом Индиры Ганди, она являлась политическим и культурным активистом Индии после окончания Второй мировой войны.
  103. ↑ Пятая организация была учреждена в более поздний период. См. P. Jayakar, «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 282, 283—289, 308; M. Lutyens, «Fulfilment», издательство KFT,стр. 193—195; Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 238.
  104. ↑ См. Erna Lilliefelt, «Formation of the Krishnamurti Foundation of America and the Lawsuits Which Took Place Between 1968 and 1986 to Recover Assets for Krishnamurti’s Work», 1995, издательство Krishnamurti Foundation of America.
  105. ↑ См. P. Jayakar, «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 132—133, 292—293, 407—409, 439—440.
  106. ↑ См. Vernon, «Star in the East», издательство Palgrave, стр. 269.
  107. ↑ Кришнамурти заявлял, что зло существует, но не как противоположность добродетели, а, скорее, как нечто совершенно чуждое и неродственное ему. См. P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 293; J. Krishnamurti, «The Awakening of Intelligence», издательство Harper & Row, вторая дискуссия с Alain Naude, стр. 124 и далее.
  108. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство KFT, стр. 71, 226, 230, 234.
  109. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство KFT, стр. 226—228, 230; M. Lutyens, «Open Door», издательство KFT, стр. 8, 31, 62, 100, 137.
  110. ↑ M. Lutyens, «Fulfilment», издательство John Murray, стр. 235—237.
  111. ↑ [www.youtube.com/watch?v=7fzV8QH1JeE Выступление 1985 года доступно в видеоформате на ресурсе youtube.com (часть 1 из 8).]
  112. ↑ См. M. Lutyens, «Life and Death of Krishnamurti», издательство KFT, стр. 187, 189; P. Jayakar «Krishnamurti: A Biography», издательство Harper & Row, стр. 496.
  113. ↑ 1 2 [www.youtube.com/watch?v=wmyXzvIEd-E Выступление доступно в видеоформате на ресурсе youtube.com (часть 1 из 7).]
  114. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, стр. 171.
  115. ↑ См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, стр. 233. Также см. меморандум, добавленный к «Foundation rules and regulations», January 1986 (Krishnamurti Foundation India Bulletin, Chennai, Krishnamurti Foundation India: ISSN 0047-3693, issue 1986/3).
  116. ↑ См. M. Lutyens, «The Life and Death of Krishnamurti», издательство John Murray, стр. 206.
  117. ↑ 1 2 См. M. Lutyens, «Fulfilment», издательство Farrar Straus, стр. 119.
  118. ↑ См. Мери Латьенс, «Жизнь и смерть Кришнамурти», Москва, КМК, Лтд., 1993, гл. 22.

Ссылки

  • [www.jkrishnamurti.org/ Jiddu Krishnamurti Online] Официальный сайт, посвященный распространению учения Кришнамурти.
  • [www.youtube.com/user/KFoundation Канал Кришнамурти на YouTube]
Фонды Кришнамурти

Отрывок, характеризующий Кришнамурти, Джидду

– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Кришнамурти,_Джидду&oldid=81114879»