Грабер, Пьер
| Пьер Грабер фр. Pierre Graber<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 10 декабря 1969 года — 31 января 1978 года | |||
| Предшественник: | Вилли Шпюлер | ||
| Преемник: | Пьер Обер | ||
| |||
| 1 января — 31 декабря 1975 года | |||
| Предшественник: | Эрнст Бруггер | ||
| Преемник: | Рудольф Гнеги | ||
| Рождение: | 6 декабря 1908 Ла-Шо-де-Фон, Швейцария | ||
| Смерть: | 19 июля 2003 (94 года) Лозанна, Швейцария | ||
| Супруга: | 1. Маргарете Гавронски (1931-1936), 2. Лина Пьеретта Мейлан (1939-1974), 3. Рене Новерра (с 1977) | ||
| Партия: | Социал-демократическая партия | ||
Пьер Грабе́р (фр. Pierre Graber; 6 декабря 1908 года, Ла-Шо-де-Фон, кантон Невшатель, Швейцария — 19 июля 2003 года, Лозанна, кантон Во, Швейцария) — швейцарский политик, президент.
Биография
Пьер Грабер сын Эрнеста-Поля Грабера (1875-1956), бывшего члена Национального совета Швейцарии с 1912 по 1943 год. Изучал юриспруденцию в университетах Невшателя и Вены. В 1933 году стал адвокатом в Лозанне. Тогда же целенаправленно начал политическую карьеру. В 1934 году вступил в Социал-демократическую партию и был избран в муниципальный совет Лозанны. В 1937 году избран в Большой совет (парламент) кантона Во. В обоих советах Грабер сидел до 1946 года, когда был избран мэром Лозанны. С 1949 по 1962 год ведал финансами в городском совете.
В 1962-1970 годах был членом Кантонального совета (правительства) Во и возглавлял там финансовый департамент. С 1942 по 1969 год (с перерывом в 1963) Пьер Грабер избирался членом Национального совета (парламента) Швейцарии. В 1964 году был заместителем председателя парламентской комиссии по расследованию «Дела о „Миражах“», в результате которого был выявлен большой перерасход средств на закупку французских истребителей для швейцарской армии. В декабре 1969 года избран в Федеральный совет (правительство) Швейцарии.
- 29 ноября 1965 — 28 ноября 1966 — президент Национального совета Швейцарии.
- 1 января — 31 декабря 1968 — президент Кантонального совета Во.
- 10 декабря 1969 — 31 января 1978 — член Федерального совета Швейцарии.
- 1 февраля 1970 — 31 января 1978 — начальник политического департамента.
- 1 января — 31 декабря 1974 — вице-президент Швейцарии.
- 1 января — 31 декабря 1975 — президент Швейцарии.
В период его пребывания на посту министра иностранных дел, Швейцария ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека (1974), присоединилась к Заключительному акту СБСЕ (1975), ратифицировала Договор о нераспространении ядерного оружия, признала Северную Корею и Северный Вьетнам.
Напишите отзыв о статье "Грабер, Пьер"
Ссылки
- [www.admin.ch/br/dokumentation/mitglieder/details/index.html?lang=en&id=85&type=bundespraesidenten Пьер Грабер на сайте Федерального совета Швейцарии] (англ.)
- [www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D4726.php Грабер, Пьер] — статья из Исторического словаря Швейцарии (нем.) (фр.) (итал.)
- [www.munzinger.de/search/document?coll=mol-00&id=00000012587&type=text/html&qid=query-simple&qnr=1&template=/templates/publikationen/document.jsp&preview= Биография на www.munzinger.de] (нем.)
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Грабер, Пьер
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
