Движение Сопротивления (Бельгия)
Поделись знанием:
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Движение Сопротивления в Бельгии — организованное сопротивление немецкой оккупации в Бельгии во время Второй мировой войны.
Содержание
Организационная структура
Движение Сопротивления в Бельгии было неоднородным, в годы оккупации здесь действовали:
- «Фронт независимости Бельгии» ("Front de l'indépendance", коммунисты и сторонники левых сил). Общее руководство осуществлял национальный комитет - "Comité National". Печатным изданием Фронта являлась газета «Front». В состав Фронта входили несколько организаций:
- народные комитеты взаимопомощи и солидарности («Solidarité») - созданы в 1940 году, оказывали помощь беженцам и лицам, скрывавшимся от оккупационных властей. Среди активистов были бывшие участники бельгийской секции МОПР[1];
- «Валлонский фронт» («Wallonie libre») - создан 18 июля 1940 года в Льеже по инициативе коммунистов Э. Бюрнеля и Т. Дежаса;
- «Бельгийская армия партизан» (les Partisans armés) - военная организация, её печатным изданием являлась газета "Партизан";
- подпольные профсоюзные комитеты - первые ячейки были созданы летом 1940 года, в дальнейшем их количество увеличивалось. Профсоюзные комитеты действовали на заводах, шахтах и железнодорожном транспорте, они занимались организационной работой, отстаиванием трудовых прав рабочих (в том числе, через бойкот представителей заводской администрации и их указаний, и организацию забастовок), экономическим саботажем (выведение из строя оборудование, порча продукции, противодействовали отправке бельгийских рабочих в Германию)... в 1943 году на основе профсоюзных комитетов были созданы "комитеты профсоюзной борьбы"[2]. В общей сложности, профкомитеты объединяли 170 тыс. рабочих[3];
- Патриотическая милиция («les Milices patriotiques») - создана в 1943 году[4]
- «Движение в защиту крестьян» - в составе Фронта с 1943 года[5]
- «Österreichische Freiheitsfront» - антифашистская организация с центром в Брюсселе, объединяла коммунистов и антифашистов из числа австрийских и немецких политических эмигрантов. Издавала и распространяла газету «Die Wahrheit», листовки на немецком языке, ряд активистов организации участвовал в боевых действиях в составе партизанских отрядов.
- «Общество бельгийско-советской дружбы»
- «Союз женщин» - женская общественно-политическая организация
- «Национальное объединение молодёжи» - патриотическая молодёжная организация
- «группа G» (Groupe Général de Sabotage de Belgique) - студенческая антифашистская группа, возникла в 1942 году в Брюсселе. При сохранении самостоятельности, координировала свои действия с «Фронтом независимости» через Координационный комитет при руководстве Фронта.
- «Тайная армия» (Armée Secrete, ориентировалась на эмигрантское правительство в Лондоне, получала помощь от Англии и США)
- «Groupe Zéro»
- «Белая бригада» (Witte Brigade, роялисты - сторонники короля Леопольда III, представители правых партий и некоторых католических организаций, имела антикоммунистический характер[6])
В целом, в бельгийском движении Сопротивления приняло участие свыше 50 тыс. человек, свыше 40 тыс. из них было арестовано, 15 тыс. патриотов (в том числе, 2 тыс. бельгийских коммунистов) были расстреляны и замучены оккупантами[7].
Основные направления деятельности
Движение Сопротивления принимало различные формы деятельности:
- разведывательная деятельность в интересах стран антигитлеровской коалиции (в частности, для Великобритании);
- помощь бежавшим военнопленным и пилотам ВВС Великобритании и США, сбитым над территорией Бельгии - при участии голландских, бельгийских и французских антифашистов была организована "дорога спасения" из Северной Голландии и Бельгии через территорию Франции к Пиренеям, а в дальнейшем - к английскому посольству в Мадриде, где беглецам предоставляли политическое убежище[8];
- саботаж и организация диверсий на предприятиях и объектах инфраструктуры:
- по данным немецкого генерала В. Герлитца, только в период с 1940 по 1942 год на территории Бельгии было зафиксировано 1162 серьёзных и 565 мелких диверсий и актов саботажа на производстве и транспорте[9]
- вооружённые акции: уничтожение оккупантов и коллаборационистов;
- антифашистская агитация и пропаганда: издание и распространение листовок, газет и иных печатных изданий.
- помощь евреям:
- участие в боях за освобождение Бельгии. При этом бойцам бельгийского Сопротивления удалось освободить некоторые районы ещё до подхода американских войск, например за день до подхода американских войск бойцы бельгийского Сопротивления освободили левобережье реки Маас в районе Льежа[12].
После освобождения Бельгии
29 сентября 1944 года командующий англо-американскими силами в Западной Европе Д. Эйзенхауэр опубликовал воззвание к бельгийскому народу, в котором высоко оценил заслуги сил Сопротивления в деле освобождения Бельгии, но отметил, что отныне им следует "сдать оружие и дожидаться указаний относительно той роли, какую они могут играть в предстоящих боях против Германии". 13 ноября 1944 года правительство Г. Пьерло потребовало от участников Сопротивления сдать оружие в срок до 18 ноября 1944 года. Эти события привели к политическому кризису, который продолжался до начала немецкого наступления в Арденнах в декабре 1944 года[13].
- в ходе кризиса, 25 ноября 1944 года в Брюсселе бельгийская полиция, созданная после освобождения Бельгии при поддержке со стороны Англии и США, разогнала выстрелами демонстрацию левых сил, были ранены 34 человека[14].
В феврале 1945 года правительство Г. Пьерло ушло в отставку, во главе нового правительства стал участник движения Сопротивления, социалист Ван-Акер. В состав правительства вошли два коммуниста[15].
Участие иностранных граждан в бельгийском движении Сопротивления
Граждане Венгрии
До начала оккупации в Бельгии проживали венгерские политические эмигранты (в частности, участники войны в Испании - бывшие бойцы-интернационалисты венгерского батальона, сражавшегося в составе интернациональных бригад), а также рабочие-иммигранты из Венгрии. После оккупации страны, они наладили связи с левыми силами. 10 ноября 1941 года они совершили первую боевую операцию - взрыв фашистской библиотеки в Брюсселе. В дальнейшем, из них была сформирована 1-я венгерская партизанская рота, которой командовал Миклош Льовенвирт. Рота понесла тяжёлые потери, в 1943 году погибли 50 бойцов, а к моменту освобождения Бельгии в живых остались только три человека[16].
Граждане СССР
В общей сложности, на принудительные работы в Бельгию было вывезено 20 тысяч советских граждан[17]. Первые 6 тысяч советских военнопленных были привезены в Бельгию в 1942 году для работ на шахтах в районе Лимбурга. Вскоре на шахте Айзуен возникла подпольная организация, руководство которой осуществляли несколько человек (Тягунов, Тюрморезов и др.). С помощью бельгийских патриотов ряд советских военнопленных успешно бежал из трудовых лагерей. Летом 1943 г. в Бельгии начали действовать партизанские отряды из советских военнопленных, бежавших из немецкого плена. В дальнейшем, в конце 1943 года в провинции Лимбург из советских военнопленных была сформирована партизанская бригада "За Родину!" (4 отряда, 250 чел.), которая активно участвовала в боевых действиях против немецких войск и полиции[18]. В дальнейшем, в мае 1944 года в составе бригады было уже шесть отрядов, а кроме того, в Арденнах действовал еще один отдельный партизанский отряд, которым командовали офицеры Г. Лерман и Е. Доценко[19]
В целом, в антифашистском движении Сопротивления на территории Бельгии приняли участие около 500 советских граждан[20][21].
Известные деятели
- Раймон Гоор — бельгийский общественный деятель, священнослужитель, каноник.
- Доминик Урбани - коммунист Люксембурга.
- Марина Александровна Шафрова-Марутаева - русская эмигрантка, «бельгийская Жанна д’Арк»
- Жан-Франсуа Коллар - бельгийский коммунист, командир партизанского полка
Память, отражение в литературе и искусстве
- «Солдаты Сопротивления» (СССР, ЦСДФ, 1980) - документальный фильм о движении Сопротивления во Франции, Италии и Бельгии[22]
Напишите отзыв о статье "Движение Сопротивления (Бельгия)"
Примечания
- ↑ В.Г. Овчинников, Ю.Н. Панков. Бельгия // Движение Сопротивления в Западной Европе, 1939-1945. Национальные особенности. М., "Наука", 1991. стр.158
- ↑ История Второй Мировой войны 1939-1945 (в 12 томах) / редколл., гл. ред. А.А. Гречко. том 5. М., Воениздат, 1975. стр.416
- ↑ Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. том 12. М., «Советская энциклопедия», 1973. стр.529-530
- ↑ История Второй Мировой войны 1939-1945 (в 12 томах) / редколл., гл. ред. А.А. Гречко. том 7. М., Воениздат, 1976. стр.395
- ↑ История Второй Мировой войны 1939-1945 (в 12 томах) / редколл., гл. ред. А.А. Гречко. том 7. М., Воениздат, 1976. стр.406
- ↑ Всемирная история / редколл., отв. ред. В.П. Курасов. том 10. М., «Мысль», 1965. стр.70-71
- ↑ Большая Советская Энциклопедия. / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Том 3. М., «Советская энциклопедия», 1970. стр.172
- ↑ Е.Х. Кукридж. Тайны английской секретной службы. М., Воениздат, 1959. стр.251
- ↑ Советские партизаны: из истории партизанского движения в годы Великой Отечественной войны / ред.-сост. В.Е. Быстров, ред. З.Н. Политов. М., Госполитиздат, 1961. стр.772
- ↑ Антифашистское движение Сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны / ред. В.П. Бондаренко, П.И. Резонов. М., Соцэкгиз, 1962. стр.486
- ↑ [users.telenet.be/holocaust.bmb/eng/starten.htm Transport XX Dossin – Boortmeerbeek – Auschwitz]
- ↑ Всемирная история в 21 томах. Том 24, Итоги Второй мировой войны. Минск, Литература, 1998. ISBN 985-437-077-1. стр.273К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4204 дня]
- ↑ Погью Ф.С. [militera.lib.ru/h/pogue_fc01/18.html Верховное командование.] — Москва.: Воениздат, 1959
- ↑ Антифашистское движение Сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны / ред. В.П. Бондаренко, П.И. Резонов. М., Соцэкгиз, 1962. стр.505
- ↑ Большая Советская Энциклопедия. / редколл., гл. ред. С.И. Вавилов. 2-е изд. том 4. М., Государственное научное издательство «Большая Советская энциклопедия», 1950. стр.560-561
- ↑ Антифашистская солидарность в годы второй мировой войны, 1939-1945 / редколл., А.Н. Шлепаков, В.А. Вродий и др. Киев, "Наукова думка", 1987. стр.89-90, 231
- ↑ Антифашистская солидарность в годы второй мировой войны, 1939-1945 / редколл., А.Н. Шлепаков, В.А. Вродий и др. Киев, "Наукова думка", 1987. стр.89-90
- ↑ В. Маевский. Патриоты из Комблен-о-Пона // Не знавшие страха / сб., сост. С.А. Лесневский. М., Воениздат, 1972. стр.87-92
- ↑ Антифашистская солидарность в годы второй мировой войны, 1939-1945 / редколл., А.Н. Шлепаков, В.А. Вродий и др. Киев, "Наукова думка", 1987. стр.173
- ↑ История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941—1945 (в шести томах). / редколл., П. Н. Поспелов и др. том 6. М., Воениздат, 1965. стр.318
- ↑ В.Г. Овчинников, Ю.Н. Панков. Бельгия // Движение Сопротивления в Западной Европе, 1939-1945. Национальные особенности. М., "Наука", 1991. стр.168
- ↑ 40 лет Великой Победы. Аннотированный каталог фильмов. М., 1985. стр.133
Литература и источники
- Оскар де Вале. Незаживающие раны памяти: воспоминания участника Сопротивления в Бельгии в 1939-1945. М., "Прогресс", 1985. - 176 стр.
- В. Лебедев. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5376/ Жан-Пьер из коммуны Ру] // "Вокруг света", № 11 (2602), ноябрь 1975
- В.Г. Овчинников. Историография движения Сопротивления в Бельгии // Зарубежная историография антифашистского движения Сопротивления в странах западной Европы / сб., АН СССР, институт всеобщей истории. М., 1988. стр.126-134
- [rus.ruvr.ru/2012_07_06/80553575/ "Русский бригадир" бельгийского Сопротивления отметил столетний юбилей] // "Радио России" от 6 июля 2012
Ссылки
- [www.belgium.mid.ru/map/map-24.html Захоронения советских военнопленных и партизан, погибших во время Второй мировой войны на территории Бельгии]
см. также
Отрывок, характеризующий Движение Сопротивления (Бельгия)
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
