Доисторическая Бразилия
Содержание
Заселение территории
Археологические находки у Серра-да-Капивара указывают на возможное прибытие людей около 50 тысячелетия до н. э., но свидетельство всё ещё подвергается сомнению некоторыми исследователями. Эти свидетельства указывают или на переправу через Берингов пролив (в этом месте не всегда была вода, ранее существовал Берингов перешеек) намного раньше, чем до того считалось[1], или на морской маршрут заселения Америки[2]. На северо-востоке Бразилии около Сан-Раймунду-Нонату на территории 40000 кв. км. найден целый ряд памятников доисторического искусства, которые представляют собой как цветные рисунки, так и контурные изображения. Цветные рисунки найдены около подножья вертикальных прибережных скал и в пещерах. Высеченные контурные изображения находят и на отдельных скалах у входов в пещеры. Некоторые галереи состоят более чем из тысячи изображений, но большинство включают от 10 до 100 фигур. Это по большей части антропоморфные изображения. Люди представлены на ходу, некоторые фигуры составляют очень динамичные композиции, хотя их интерпретация тяжела.
Археологические раскопки установили приблизительную хронологию расселения на этой территории и развития древнего искусства. Самый древний период — Педра-Фурада (Pedra Furada) делится на четыре последовательные фазы. Появление искусства обычно относят к периоду Педра Фурада I (около 46 000 года до н. э.), в археологических слоях этого периода уже найдены фрагменты скал с цветными отметками. Высеченные контурные изображения появились только в последней стадии (Педра Фуада IV, около 15000 года до н. э.).
Значительная миграция из Азии произошла около 14-10 тысячелетия до н. э., хотя точные даты неизвестны. Переселенцы, которые прошли через Берингов перешеек, достигли Америки, возможно, смешиваясь с местным населением. Первые останки человекоподобного существа в Бразилии относятся к 11 тысячелетию до н. э., к которому относят известного «человека Лагоа-Санта» (homem de Lagoa Santa), найденного в селении Лапа-Вермелья (Lapa Vermelha, в районе Лагоа-Санта, штат Минас-Жерайс)
Многие исследователи считают, что строение тела этого человека не отвечает монголоидным чертам переселенцев из Азии, а потому она принадлежит к первой волне переселенцев. Самыми близкими потомками этой группы считаются индейцы Огненной Земли.
Ритуальное захоронение с отсечением головы в пещере Лапа ду Шанту или Лапа до Санто на юге Бразилии датируется 7 тысячелетием до нашей эры[3][4].
Почти все археологические свидетельства, которые дошли до нас, принадлежат к периоду после 6000 лет до н. э., уже после азиатской волны миграции. Бразильские индейцы, в отличие от индейцев Мезоамерики и западных Анд, не имели письменности и не создавали каменных памятников, а влажный климат и кислый грунт уничтожили почти все материальные следы их культуры, кроме древесины и костей.
Бразилия после волны переселенцев из Азии
Самые известные остатки доколумбовских обществ — большие насыпи ракушек (sambaquís), найденные в некоторых прибрежных местах, которые были беспрерывно населены более 5000 лет, и большой груды «чёрной земли» (terra preta) в нескольких местах Амазонии, которые считаются древними кучами мусора. Недавние раскопки таких груд в среднем и верхнем течении Амазонки открыли остатки некоторых очень больших поселений, которые содержали десятки тысяч домов и указывали на сложный социальный и экономический состав общества.
Примечательным памятником доколумбовой культуры в Бразилии является Серра-да-Капивара, где обнаружены не только памятники наскального искусства, но и признаки развитого сельского хозяйства, свидетельствующие о плотной заселённости этих мест в древности.
Хотя некоторые авторы указывают на возможные контакты представителей Старого Света с территорией Бразилии до 1500 года, большинство историков считают эти гипотезы недоказанными или даже конспиративными теориями.
Общество во время прибытия европейцев
Инструменты
Самые ранние бразильские народы использовали кость и струганные каменные инструменты и оружие, подобные тем, что были найдены на всей территории Америки в то время. Со временем они были заменены полированными каменными инструментами.
Копья и луки использовались для охоты, ловли рыбы и военных действий. Ловля рыбы также проводилась с помощью костяных рыболовных крючков, сетей и яда.
Керамика
Керамика появилась очень рано, самые ранние керамические изделия в Америке найдены именно в Амазонии, что может указывать на возникновение цивилизации в этом месте и культурное распространение с юга на север, в противовес более ожидаемой тенденции. Бразильские гончары использовали сложные материалы (например, микроскопические кварцевые иголки, полученные из определённых пресноводных губок), изготовляя прекрасные утилитарные и церемониальные сосуды, с сложным резным и окрашенным орнаментом. Тем не менее, им не были известны гончарный круг и стеклоподобная глазурь.
Эволюция стилей керамики в разных местоположениях указывает на сложные процессы внутренней миграции и замены народов. В частности, возможно, что индейцы тупи-гуарани — которые до 1500 были главной этнической группой на восток от Анд — возникли как небольшое племя в Амазонии, и мигрировали до своей новой территории — от Центральной Бразилии до Парагвая — где-нибудь в первом тысячелетии н. э.
Экономика
Возможно, первые индейские народы Бразилии существовали за счет охоты, рыболовства и сбора плодов. В некоторых местах они развили технологию сельского хозяйства. Некоторые продукты (например, кукуруза) были завезены из более развитой цивилизации Западных Анд, тогда как маниока, которая стала главным продуктом питания для многих народов, как считается, была распространена здесь.
Бразильские индейцы не имели одомашненных животных, которые могли бы использоваться для транспортирования или земледелия, потому сельское хозяйство осуществлялось полностью ручной силой. Оно включало выкорчёвывание джунглей, чтобы расчистить участок земли, сжигание древесины для получения минеральных удобрений, сев и сбор урожая. Обычно две или три культуры высаживались вместе. Поля часто покидались и снова использовались.
Бразильские индейцы изготовляли алкогольный напиток, каиум, из перебродившей кукурузы или маниоки — традиция, которую они, возможно, завезли из Анд вместе с сельским хозяйством.
Напишите отзыв о статье "Доисторическая Бразилия"
Литература
- Elaine Dewar. Bones: Discovering the First Americans, Carroll & Graf Publishers, New York, 2002, hardcover — ISBN 0-7867-0979-0
- Claudio Vicentini. História do Brasil. — ISBN 85-262-3202-9
- Divalte Garcia Figueira. História. São Paulo. Ed. Ática. 2006.
Примечания
- ↑ М. Галич. (исп.) История доколумбовых цивилизаций. / Вступ. ст. Ю. В. Кнорозова. — М.: Мысль, 1990. — С. 42—46. — ISBN 5-244-00419-0
- ↑ М. Галич. История доколумбовых цивилизаций. — М.: Мысль, 1990. — С. 42—46.
- ↑ [lenta.ru/news/2015/09/24/decapitation/ Древнейшую жертву ритуального обезглавливания нашли в Бразилии]
- ↑ [ria.ru/science/20150924/1278357388.html Индейцы Бразилии делали человеческие жертвоприношения 9000 лет назад]
См. также
Ссылки
- [www.sustainabletourismbrazil.org/pubbrasil/cgi/cgilua.exe/sys/start.htm?sid=45 The Lost World : Prehistoric Brazil] — Хронология доисторической Бразилии (англ.)
- [web.archive.org/web/19990116231000/www.geocities.com/Athens/Acropolis/1217/Rupestre.htm Arte Rupestre na Ilha de Santa Catarina](недоступная ссылка) [www.webcitation.org/5kokx5FQg Архивировано из первоисточника 26 октября 2009.] — Описание культуры острова Санти-Катарина (порт.)
- [vm.kemsu.ru/en/palaeolith/brazil.html Prehistoric Art] — Данные о первом переселении человека в Бразилию и её древнюю культуру (англ.)
- [www.sic.inep.gov.br/index.php?option=com_content&task=view&id=161&Itemid=83&lang=br A pré-historia do Brasil registrada]
- [www.itaucultural.org.br/arqueologia/ Arquelogia Brasileira pelo Itaú Cultural]
- [vejaonline.abril.com.br/notitia/servlet/newstorm.ns.presentation.NavigationServlet?publicationCode=1&pageCode=1269&textCode=90037 Matéria sobre Anna Roosevelt na Veja]
- [www.lagoasanta.com.br/homem/index.htm O Homem de Lagoa Santa]
| ||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Доисторическая Бразилия
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
