Евне, Эрлинг

Эрлинг Евне
Гражданство	Норвегия Норвегия
Дата рождения	24 марта 1966(1966-03-24) (58 лет)
Место рождения	Лиллехаммер, Норвегия
Рост	186 см
Вес	80 кг
Профессия	Фермер
Карьера
Клуб	Oeyer/Tretten IF
Статус	завершил карьеру
Конец карьеры	2002
Медали
Олимпийские игры Золото Нагано 1998 эстафета Серебро Нагано 1998 30 км Чемпионаты мира Золото Тандер-Бей 1995 эстафета Золото Тронхейм 1997 эстафета Серебро Тронхейм 1997 50 км Серебро Рамзау 1999 эстафета
Результаты
Кубок мира
Дебют в Кубке мира 10 января 1987 года Побед в Кубке мира 3 Лучшая позиция в Кубке мира 4 (1996/97) Спринтерские виды 4 (1996/97)
Позиции на подиуме 1 2 3 Дистанционные виды 3 6 3
Последнее обновление: 6 декабря 2011

Эрлинг Евне (норв. Erling Jevne; род. 24 марта 1966 года, Лиллехаммер) — норвежский лыжник, олимпийский чемпион, двукратный чемпион мира, победитель этапов Кубка мира. Наиболее успешно выступал в гонках классическим стилем.

В Кубке мира Евне дебютировал в 1987 году, в марте 1996 года одержала первую победу на этапе Кубка мира. Всего имеет на своём счету 3 победы на этапах Кубка мира. Лучшим достижением Евне в общем итоговом зачёте Кубка мира является 4-е место в сезоне 1996/97.

На Олимпиаде-1992 в Альбервиле занял 5-е место в гонке на 30 км классикой.

На Олимпиаде-1994 в Лиллехаммере стал 5-м в гонке на 50 км классикой.

На Олимпиаде-1998 в Нагано стал чемпионом в составе эстафеты и выиграл серебро в гонке на 30 км классикой, кроме того занял 7-е место в гонке на 10 км классикой.

На Олимпиаде-2002 в Солт-Лейк-Сити стал 6-м в гонке на 15 км классикой и 10-м в гонке на 50 км классикой.

За свою карьеру принимал участие в пяти чемпионатах мира, на которых завоевал две золотые и две серебряные медали.

Ссылки

• [www.fis-ski.com/uk/604/613.html?sector=CC&competitorid=28000&type=result Эрлинг Евне] — статистика на сайте FIS  (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/je/erling-jevne-1.html Эрлинг Евне] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Евне, Эрлинг

– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.