Измайлова, Галия Баязитовна

Галия Измайлова
Галия Измайлова на сцене, 1951 год
Имя при рождении:	Галия Баязитовна Измайлова
Профессия:	балерина, танцовщица, балетмейстер, хореограф, балетный педагог
Амплуа:	балерина
Театр:	ГАБТ оперы и балета им. А. Навои
Награды:

Галия́ Баязи́товна Изма́йлова (тат. Галия Баязит кызы Измайлова, Galiya Bayazit qızı Izmaylova, узб. Izmaylova Galiya Bayazitovna; 1923, Томск — 2010, Ташкент) — советская узбекская балерина, танцовщица, балетмейстер, хореограф, педагог. Народная артистка СССР (1962).

Биография

Галия Измайлова родилась 12 февраля 1923 года (по другим источникам - 12 декабря) в Томске, в татарской семье.

В 1931 году уехала в Ташкент вместе с матерью после смерти отца.

Танцевальная карьера началась в 11 лет. Она участвовала в конкурсе любителей танца, когда её заметили профессионалы и пригласили в только что открывшуюся школу балета.

В 1935—1941 годах училась в Узбекской республиканской балетной школе (ныне Ташкентская государственная высшая школа национального танца и хореографии).

С 1941 года — балерина Узбекского театра оперы и балета (ныне Государственный Академический Большой Театр имени Алишера Навои) в Ташкенте. Была прима-балериной, исполняла главные партии. Всего на её счету 45 ролей.

В 1947 году на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Праге получила первую премию за исполнение узбекского (бухарского) танца под названием «Занг».

Гастролировала по многим городам СССР и за рубежом (в 35 странах мира, в т.ч. Китай, Германия, Румыния, Франция, Англия, Ливан, Сирия, Норвегия, Индия, Бирма, США).

Была известна в мире как исполнительница народных узбекских танцев, а также народных танцев восточных стран. В репертуаре хорезмские, бухарские, памирские, ферганские, китайские, индийские, арабские, корейские и другие танцы.

В 1958 году окончила режиссёрский факультет Ташкентского театрально-художественного института им. А. Островского (ныне Государственный институт искусств и культуры Узбекистана) и начала балетмейстерскую деятельность.

С 1977 по 1985 год — главный балетмейстер, с 1985 — балетмейстер Государственного Академического Большого Театра оперы и балета им. А. Навои. Поставила 30 спектаклей как балетмейстер.

Воспитала десятки талантливых учеников, обучала их секретам танцевального искусства.

Депутат Верховного Совета Узбекской ССР 6-7 созывов.

Умерла 2 октября 2010 года. Похоронена на Чигатайском кладбище.

Семья

• Сын — Шерзод, внучка — Мария, проживают в Ташкенте.

Награды и звания

• Народная артистка Узбекской ССР (1951)
• Народная артистка СССР (1962)
• Сталинская премия (1950) — за исполнение узбекских танцев
• Государственная премия Узбекской ССР им. Хамзы (1970)
• Два ордена Ленина (в т.ч. 18.03.1959)
• Орден «Знак Почёта»
• Орден «Дустлик» (Узбекистан) (1998)
• Орден «Мехнат шухрати» (Узбекистан)(2002)
• Медаль «Шухрат» (Узбекистан) (1997)
• Медали.

Творчество

Балетные партии

• 1943 — «Ак-Биляк» С.Н. Василенко — Семург
• 1945 — «Спящая красавица» П. Чайковского — Аврора
• 1945 — «Бахчисарайский фонтан» Б.В. Асафьева — Мария, Зарема
• 1947 — «Коппелия» Л. Делиба — Сванильда
• 1948 — «Дон Кихот» Л. Минкуса — Китри
• 1949 — «Красный мак» Р.М. Глиэра — Тао Хоа
• 1949, 1957 — «Лебединое озеро» П.И. Чайковского — Одетта-Одиллия
• 1952 — «Эсмеральда» Ц. Пуни — Эсмеральда
• 1952 — «Балерина» Г.А. Мушеля — Гульнара
• 1953 — «Берег счастья» А.Э. Спадавеккиа — Наташа
• 1957 — «Жизель» А. Адана — Жизель
• 1958 — «Маскарад» Л.А. Лапутина — Нина
• 1960 — «Шехерезада» на музыку Н.А. Римского-Корсакова — Шехерезада
• 1960 — «Болеро» М. Равеля — Кармен
• 1964 — «Дон Жуан» Л.В. Фейгина — Хуанита
• 1967 — «Сорок девушек» Л.В. Фейгина — Гулиам
• 1968 — «Лейли и Меджнун» И.И. Акбарова — Лейли
• 1969 — «Амулет любви» М. Ашрафи — Чундари
• 1973 — «Кармен-сюита» на музыку Ж. Бизе — Кармен
• «Спартак» А.И. Хачатуряна — Эгина

Постановки

• 1957 — «Лебединое озеро» П.И. Чайковского (совм. с Г. Завьяловым)
• 1959 — «Мечта» И.И. Акбарова (совм. с Г. Завьяловым)
• 1960 — «Шехерезада» на музыку Н.А. Римского-Корсакова (совм. с Г. Завьяловым)
• 1960 — «Штраусиана» на музыку И. Штрауса (совм. с Г. Завьяловым)
• 1960 — «Болеро» М. Равеля (совм. с Г. Завьяловым)
• 1961 — «Кашмирская легенда» Г.А. Мушеля
• 1968 — «Лейли и Меджнун» И.И. Акбарова
• 1969 — «Амулет любви» М. Ашрафи (совм. с А.Л. Андреевым)
• 1979 — «Легенда о любви» А.Д. Меликова
• «Дон Кихот» Л. Минкуса
• «Кармен» Ж. Бизе
• «Корсар» на музыку А. Адана, Лео Делиба, Р. Дриго, Ц. Пуни
• «Раймонда» А.К. Глазунова
• «Эсмеральда» Ц. Пуни
• «Бахчисарайский фонтан» Б.В. Асафьева
• «Бахор» (танцевальная сюита) на музыку Т. Садыкова

В качестве балетмейстера поставила танцы для опер «Дилором» М. Ашрафи (1958), Князь Игорь А.П. Бородина, «Пиковая дама» и «Евгений Онегин» П. Чайковского, «Самсон и Далила» К. Сен-Санса, «Фауст» Ш. Гуно, «Омар Хайям» М. Бафоева, «Лейли и Меджнун» Р.М. Глиэра и Т. Садыкова, «Зебуннисо» С. Джалиля и других спектаклей, десятки танцевальных миниатюр и народных танцев, в т.ч. национальные танцы «Муножот», «Тановар», «Дилхирож».

Фильмография

• 1958 — Королева Бельгии Елизавета в Советском Союзе (документальный)
• 1958 — Очарован тобой — эпизод
• 1959 — В этот праздничный вечер
• 1964 — Где ты, моя Зульфия? — исполнение танцев
• 1972 — Восточное сказание — исполнение танца
• 1984 — И ещё одна ночь Шахерезады… — эпизод
• 1986 — Новые сказки Шахерезады — эпизод
• 1987 — Последняя ночь Шахерезады — эпизод
• 2004 — Не оставляй меня одну… — эпизод

Ссылки

• [mytashkent.uz/2010/10/03/galiya-bayazitovna-izmaylova/ Галия Баязитовна Измайлова]
• [mytashkent.uz/2010/10/04/galiya-izmaylovazvezdnaya-sudba-devochki-iz-tomska/ Галия Измайлова: звёздная судьба девочки из Томска]

Литература

• Авдеева Л. А. «Галия Измайлова» /Ташкент: Изд-во Литературы и искусства, 1975.

Отрывок, характеризующий Измайлова, Галия Баязитовна

– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.