Итальянские войска в СССР (1941—1943)

Экспедиционный итальянский корпус в России, позже 8-я итальянская армия
Годы существования	10 июля 1941 - февраль 1943
Страна	Королевство Италия Королевство Италия
Подчинение	Третий рейх Третий рейх
Входит в	8-я итальянская армия (с 1 апреля 1942)
Тип	экспедиционная армия
Функция	агрессия
Численность	62 000 (июль 1941) 230 000 (сентябрь 1942)
Дислокация	СССР
Участие в	Великая Отечественная война Операция «Барбаросса» Донбасская операция Воронежско-Ворошиловградская операция Среднедонская операция Сталинградская битва
Командиры
Известные командиры	И. Гарибольди

Военная кампания итальянских войск в СССР 1941—1943 годов — агрессия, кампания (военные (боевые) действия) формирований вооружённых сил Королевства Италия против Союза ССР, в период Великой Отечественной войны.

Агрессия началась после нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года. Чтобы показать свою солидарность с немцами, итальянский диктатор Б. Муссолини отдал приказ о подготовке военного контингента для проведения боевых действий на Восточном фронте, в СССР.

Первоначально армия, направленная в СССР, называлась «Экспедиционный итальянский корпус в России» (итал. Corpo di Spedizione Italiano in Russia, CSIR). С июля 1942 года, после пополнения и переформирования, CSIR сменил название на «8-я итальянская армия», она же «Итальянская армия в России» (итал. Armata Italiana in Russia, ARMIR).

Экспедиционный итальянский корпус в России (Corpo di Spedizione Italiano in Russia, CSIR)

Созданный 10 июля 1941 года «Экспедиционный итальянский корпус в России» прибыл в СССР в июле — августе 1941 года. Изначально CSIR подчинялся 11-й армии немецкого генерала О. Р. фон Шоберта (нем. Eugen Ritter von Schobert). 14 августа 1941 года корпус был переведён в подчинение 1-й танковой группе немецкого генерала Э фон Клейста. 25 октября 1941 года, 1-я танковая группа была переформирована в 1-ю танковую армию. CSIR оставался под командованием Клейста до 3 июня 1942 года, после чего корпус был передан в подчинение 17-й армии немецкого генерала Рихарда Руоффа.

На ранних этапах кампании, при переброске корпуса в СССР, первый командующий CSIR, итальянский генерал Ф. Зингалес (итал. Francesco Zingales), находящийся в тот момент в Вене, заболел. 14 июля 1941 года Зингалес был заменён генералом Д. Мессе.

Корпус состоял из управления и трёх дивизий:

• 52-я автотранспортируемая пехотная дивизия «Торино»;
• 9-я автотранспортируемая пехотная дивизия «Пасубио»;
• 3-я подвижная дивизия «Им. принца Амедео, герцога д’Аосты» (в русскоязычных источниках может упоминаться, как 3-я пехотная дивизия «Челере» (быстрая)).

На практике, слово «автотранспортируемая» означало, что вместо специальной военной техники использовались разнообразные гражданские автомобили. 3-я подвижная дивизия состояла из кавалерии и моторизованных частей. Бо́льшая часть артиллерии дивизии была на конной тяге. В этой дивизии берсальеры (с итал. bersaglieri — элитные стрелки) часто использовали мотоциклы и велосипеды.

На момент создания корпуса, его силы были таковы: около 3 000 офицеров и 59 000 солдат, 5 500 моторных транспортных средств и свыше 4 000 лошадей и мулов. Роды войск в корпусе были в основном представлены легковооружённой пехотой, кавалерией и берсальерами. В дивизиях «Торино» и «Пасубио» было по два пехотных полка и по полку артиллерии.

3-я подвижная дивизия состояла из четырёх полков. Кроме того, на вооружении этой дивизии стояли бронированные машины: танкетки L3/35, лёгкие танки Fiat L6/40 и противотанковые самоходные артиллерийские установки Semovente 47/32. Полки дивизии: 3-й драгунский кавалерийский полк «Савойя», 5-й уланский кавалерийский полк «Наварра», 3-й подвижный артиллерийский полк и 3-й полк берсальеров. Подразделения корпуса были довольно смешанными, поэтому передвижение осуществлялось различными способами — с помощью моторизованных транспортных средств, лошадей, мотоциклов, велосипедов и пешими переходами.

Операции CSIR, август 1941 — июль 1942

Первое боестолкновение произошло в августе 1941 года. Действия корпуса в составе 11-й армии были направлены против отвода советских войск, находившихся между реками Южный Буг и Днестр.

Перед тем как 11-я армия присоединилась к румынской армии, которая вела бои за Одессу, итальянский корпус перешёл в подчинение танковой группе немецкого генерала Эвальда фон Клейста. Находясь в составе этой группы, в промежутке между 20 октября и 2 ноября 1941 года корпус был задействован в штурме города Сталино (ныне Донецк) и оккупации близлежащих городов Горловка и Орджоникидзе (ныне Енакиево).

После того как 16 октября 1941 года румынские и немецкие войска захватили Одессу, некоторые подразделения итальянцев приняли участие в оккупации территории вокруг города.

В день католического Рождества 1941 года советские войска предприняли мощную атаку на позиции 3-й подвижной дивизии (т. н. «Первое рождественское сражение»). Итальянцы атаку отбили, но ценой больших потерь.

Всего потери корпуса (убитые, раненые и пропавшие без вести) с июля 1941 года по июль 1942 г. составили 15 000 человек.

8-я Итальянская армия

В июле 1942 года, Муссолини, с целью активизации боевых действий на Восточном фронте усилил итальянские войска. CSIR был пополнен и сменил название на «8-я итальянская армия». Другое название 8-й итальянской армии — «Итальянская армия в России». Армия была подчинена группе армий «B» немецкого генерала Максимилиана фон Вейхса.

В СССР прибыло семь новых дивизий и, таким образом, количество итальянских дивизий на Восточном фронте увеличилось до десяти. Четыре прибывшие дивизии:

• 2-я пехотная дивизия «Сфорцеска»;
• 3-я пехотная дивизия «Равенна»;
• 5-я пехотная дивизия «Коссерия»;
• 156-я пехотная дивизия «Виченца».

В добавление к пехотным, были присланы три альпийских (итал. Alpini — элитные горнострелковые подразделения итальянской армии) дивизии:

• 2-я альпийская дивизия «Тридентина»;
• 3-я альпийская дивизия «Юлия»;
• 4-я альпийская дивизия «Кунеэнзе».

8-я итальянская армия состояла из трёх корпусов:

• 35-й армейский корпус:

Дивизии «Торино», «Пасубио» и «Им. принца Амедео, герцога д’Аосты».

• 2-й армейский корпус:

Дивизии «Сфорцеска», «Равенна», «Коссерия» и «Виченца».

• Альпийский корпус:

Дивизии «Тридентина», «Юлия» и «Кунеэнзе».

Дивизия «Виченца» была задействована в основном в тылу, для обслуживания военных коммуникаций.

Кроме итальянских дивизий, в ARMIR были включены немецкие 298-я и 62-я дивизии (позднее направленные в Сталинград), хорватская добровольческая бригада и три бригады Camicie Nere (итальянские «чёрнорубашечники»—добровольцы).

К ноябрю 1942 года ARMIR насчитывал 235 000 человек в двенадцати дивизиях и четырёх бригадах. Армия была оснащена 988 орудиями, 420 миномётами, 25 000 лошадьми, 64 самолётами и 17 000 транспортными средствами. Танков по-прежнему имелось малое количество. Также в армии была серьёзная нехватка хорошего зимнего обмундирования (за исключением альпийских дивизий).

Командование над вновь сформированной армией от генерала Мессе принял итальянский генерал Итало Гарибольди. Будучи командующим CSIR, Мессе выступал против увеличения итальянского контингента в СССР, пока войска не будут оснащены должным образом. В результате генерал был освобождён от должности.

До назначения на пост командующего ARMIR, Гарибольди был генерал-губернатором Ливии. После войны был подвергнут критике за чрезмерную покорность немцам.

Операции ARMIR, июль 1942 — ноябрь 1942

К июлю 1942 года армия вышла на рубеж, проходящий по правому берегу Дона. В августе, подразделения берсальеров 3-й подвижной дивизии ликвидировали плацдарм советских войск у населённого пункта Серафимович. В этом же месяце с поддержкой немецких танков они отбили хорошо организованную атаку советских войск (т. н. «Первое оборонительное сражение на Дону»).

Операция «Малый Сатурн», ноябрь 1942 — февраль 1943

К концу осени 1942 года ARMIR была размещена на левом фланге немецкой 6-й армии, между венгерскими и румынскими войсками. В дальнейшем немецкая 6-я армия вступила в бои с 62-й армией советского генерала Василия Чуйкова, в Сталинграде. Протяжённость итальянского участка составила свыше 250 км. Рубеж проходил по берегу реки Дон, начиная с позиций 2-й венгерской армии и до позиций 3-й румынской армии в Вёшенской. На своём участке итальянцы создали слабую оборону — не были выкопаны траншеи, не были созданы эффективные оборонительные позиции. Кроме того, снегопады и сильные морозы затрудняли передвижение войск.

Ситуация для немецких войск в Сталинграде оставалась стабильной до тех пор, пока советские войска 19 ноября 1942 года не начали операцию «Уран». Целью этой операции было полное окружение и блокирование 6-й немецкой армии. Удар советских войск был направлен на слабые румынские армии, находящиеся к северу и югу от Сталинграда. Операция «Уран» планировалась, как одновременный удар в двух разных направлениях. Советские войска нанесли два удара и прорвали линию обороны третьей и четвёртой румынских армий, и через четыре дня после начала операции у населённого пункта Калач-на-Дону замкнули окружение.

Ситуация для итальянских войск, растянутых вдоль Дона, оставалась стабильной до тех пор, пока советские войска 11 декабря 1942 года не начали операцию «Сатурн». Целью этой операции было уничтожение позиций итальянских, венгерских, румынских и немецких войск на реке Дон. Первый этап операции «Сатурн» также известен как операция «Малый Сатурн». Целью этой операции было полное уничтожение 8-й итальянской армии.

63-я советская армия, подкреплённая танками Т-34, сначала нанесла удар по наиболее слабому сектору итальянского участка — правому флангу, оборонявшемуся пехотными дивизиями «Равенна» и «Коссерия». Обе дивизии были отброшены назад и уничтожены.

17 декабря 1942 года 21-я советская армия и 5-я советская танковая армия атаковали и уничтожили остатки румынских войск, находившихся справа от итальянцев. Примерно в это же время 3-я советская танковая армия и части 40-й советской армии нанесли удар по венгерским войскам, находившимся слева от итальянцев.

Затем советская 1-я гвардейская армия атаковала центр итальянского участка, который удерживали дивизии: 298-я немецкая, «Пасубио», «Торино», «Им. принца Амедео, герцога д’Аосты» и «Сфорцеска». После одиннадцати дней боёв с превосходящими советскими войсками дивизии были окружены и уничтожены.

14 января 1943 года, после короткого перерыва, 6-я советская армия атаковала дивизии Альпийского корпуса. Эти дивизии размещались на левом фланге итальянской армии и до сих пор ещё практически не были задействованы в сражении. Но, несмотря на это обстоятельство, после разгрома итальянского центра, правого фланга и уничтожения венгерских войск слева положение альпийских дивизий стало критическим, и вскоре две дивизии — «Юлия» и «Кунеэнзе» — были уничтожены. Бойцы 1-го альпийского полка, входившего в дивизию «Кунеэнзе», сожгли полковые флаги с целью не допустить их захвата. Часть дивизии «Тридентина» и другие отходящие войска избежали окружения.

26 января 1943 года, после тяжёлого сражения, кульминацией которого стал бой под Николаевкой, остатки альпийских дивизий прорвали окружение и отошли на новые оборонительные позиции. К этому времени единственным подразделением, сохранившим некоторую боевую силу и всё ещё принимающим участие в боях, была дивизия «Тридентина». Остатки наличного состава итальянских войск были обморожены, больны и деморализованы.

При проведении эвакуации уцелевших войск в Италию фашистский режим принимал усилия по сокрытию правдивой информации о них, тем самым стараясь избежать упадка морального духа населения.

Всего около 130 000 итальянцев было окружено в ходе наступления советских войск. Согласно итальянским источникам, около 20 800 солдат погибло в боях, 64 000 было захвачено в плен и 45 000 удалось отойти.

Итоги и последствия кампании

С начала кампании, около 30 000 итальянцев погибло в боях, ещё 54 000 умерло в советском плену. К концу февраля 1943 года стремительное отступление закончилось и Муссолини вывел остатки 8-й армии с Восточного фронта. Когда новости об итальянской армии достигли Италии, по популярности Муссолини был нанесён сильный удар. Выжившие на Восточном фронте военнослужащие обвиняли итальянскую политическую элиту и генералов в легкомыслии, которое выразилось в отправке на фронт плохо подготовленной и слабо вооружённой армии. Не обошли вниманием и немецких командиров, которые были обвинены в спасении своих войск, жертвуя при этом итальянскими. По общему мнению, отход итальянцев после прорыва советских войск был неоправданно задержан.

В первой половине 1943 года ситуация в Италии начала ухудшаться. 25 июля 1943 года Бенито Муссолини и его фашистский режим был свергнут и 8 сентября новое итальянское правительство, возглавляемое маршалом Пьетро Бадольо и королём Италии Виктором Эммануилом III, подписало перемирие с союзными войсками.

В 1943 году, после свержения Муссолини, новое итальянское правительство объявило войну Германии. Немецкие части, расположенные во Львове, были подняты по тревоге, окружили казармы своих бывших союзников, обезоружили их, а затем в течение нескольких дней расстреляли. Расстрелы производились в Цитадели и в Яновском лагере.

В 1944 году, сразу после освобождения Львова советскими войсками, была создана прокурорская группа, которой было поручено расследование преступлений нацизма на Западной Украине. Этой группой были вскрыты факты уничтожения гитлеровцами своих бывших союзников. Эти факты прозвучали на Нюрнбергском процессе.

В произведениях искусства

кинематограф

• Они шли на Восток (1964)
• Подсолнухи (1970)

См. также

• Голубая дивизия
• Сталинградская битва
• Убийства итальянских военнопленных немецкими войсками в 1943

Литература

• Г. С. Филатов. [militera.lib.ru/h/sb_crusade_in_rossia/01.html Восточный поход Муссолини] / Крестовый поход на Россию: Сборник статей. — М.: Яуза, 2005. — 480 с. — (Война и они) / Редактор-составитель М. Чернов.
• Faldella, Emilio. L’Italia nella seconda guerra mondiale. Cappelli Bologna 1959  (итал.)
• Mack Smith, Denis. Le guerre del duce. Laterza, Bari 1979  (итал.)
• Messe, Giovanni. La guerra al fronte Russo. Il Corpo di Spedizione Italian (CSIR). Milano 1947  (итал.)
• Italian Ministry of Defence. Stato Maggiore Esercito. Ufficio Storico. Le operazioni del CSIR e dell’ARMIR dal Giugno 1941 all’ottobre del 1942. Roma, 1977  (итал.)
• Italian Ministry of Defence. Stato Maggiore Esercito. Ufficio Storico. L’8° Armata Italiana nella seconda battaglia difensiva del Don. Roma, 1977  (итал.)
• Italian Ministry of Defence. Stato Maggiore Esercito. Ufficio Storico. L’Italia nella relazione ufficiale sovietica sulla seconda guerra mondiale. Roma, 1978  (итал.)
• Valori, A. La campagna di Russia, CSIR, ARMIR 1941-43. Roma, 1951  (итал.)

Ссылки

• [www.pseudology.org/Italy/Italy1941.htm Состав 8-й итальянской армии]  (рус.)
• [www.axishistory.com/index.php?id=6261 Corpo di Spedizione Italiano in Russia (CSIR)]  (англ.)
• [www.axishistory.com/index.php?id=6262 Armata Italiana in Russia (ARMIR)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Итальянские войска в СССР (1941—1943)

– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..