Доби, Иштван

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иштван Доби»)
Перейти к: навигация, поиск
Иштван Доби
венг. Istvan Dobi<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Президиума ВНР
14 августа 1952 года — 14 апреля 1967 года
Предшественник: Шандор Ронаи
Преемник: Пал Лошонци
Председатель Совета Министров ВНР
20 августа 1949 года — 14 августа 1952 года
Предшественник: Должность учреждена; он сам как премьер-министр Второй Венгерской Республики
Преемник: Матьяш Ракоши
Премьер-министр Второй Венгерской Республики
10 декабря 1948 года — 20 августа 1949 года
Предшественник: Лайош Диньеш
Преемник: Должность упразднена; он сам как председатель Совета Министров Венгерской Народной Республики
Министр сельского хозяйства Венгрии
23 февраля — 20 ноября 1946 года
Предшественник: Бела Ковач
Преемник: Кароль Бараньош
 
Рождение: 31 декабря 1898(1898-12-31)
Комаром, Австро-Венгрия
Смерть: 24 ноября 1968(1968-11-24) (69 лет)
Будапешт, Венгерская Народная Республика
Партия: Венгерская социалистическая рабочая партия
 
Награды:

Иштван Доби (венг. Dobi István, 31 декабря 1898, Комаром, Австро-Венгрия — 24 ноября 1968, Будапешт, Венгерская Народная Республика) — председатель Совета министров Венгрии в декабре 1948 — августе 1952, председатель Президиума Венгрии в августе 1952 — апреле 1967.



Биография

В период Венгерской советской республики (1919) сражался с румынскими войсками в составе венгерской Красной Армии. Освобождённый из лагеря военнопленных в 1920 году, присоединяется к рабочему движению, затем вступает в Венгерскую социал-демократическую партию. В 1921 году он вернулся в свой родной город, где жил под надзором полиции.

В 1936 году переходит в Партию мелких сельских хозяев. В это время вместе с Золтаном Тилди и Ференцом Надем входил в левое крыло партии, стремившееся к сотрудничеству с социалистическими силами. В годы Второй мировой войны в Движении Сопротивления. Являлся организационным секретарем Национальной крестьянской Ассоциации (1941-43) и президентом организации мелких землевладельцев (1943-48).

  • 1947—1959 гг. — председатель Партии мелких сельских хозяев,
  • 1946 и 1948 гг. — министр сельского хозяйства Венгрии,
  • 1948—1952 гг. — премьер-министр Венгрии,
  • 1952—1968 гг. — председатель Президиума ВНР.

С 1959 года в Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП), где сразу же был введён в состав ЦК.

Лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1962), Герой Социалистического Труда (1967).

Источники

  • [www.polhist.hu/index.php?option=com_phlev&controller=rep&fond_id=238&Itemid=68 Краткая биографическая справка]
  • www.mek.iif.hu/porta/szint/egyeb/lexikon/eletrajz/html/ABC03014/03378.htm

Напишите отзыв о статье "Доби, Иштван"

Отрывок, характеризующий Доби, Иштван

Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.