Венгерская советская республика

Венгерская советская республика
венг. Magyarországi Tanácsköztársaság
советская республика
← 21 марта 1919 года — 6 августа 1919 года →   →
Флаг Венгерской советской республики Эмблема Венгерской советской республики
Девиз Világ proletárjai, egyesüljetek!
Гимн Internacionálé
Территория ВСР обозначена красным цветом
Столица	Будапешт
Язык(и)	венгерский
Форма правления	советская республика
Председатель ЦИК
- 21 марта — 1 августа 1919 года	Шандор Гарбаи
Председатель Совнаркома
- 21 марта — 1 августа 1919 года	Шандор Гарбаи
- 1—6 августа 1919 года	Дьюла Пейдль

К:Появились в 1919 годуК:Исчезли в 1919 году

Венге́рская сове́тская респу́блика (венг. Magyarországi Tanácsköztársaság) — политический режим, существовавший в Венгрии в период с 21 марта 1919 года до 6 августа того же года. Республика просуществовала всего четыре месяца (133 дня).

История

Возникновение

Основной причиной возникновения Венгерской советской республики стала неспособность правительства графа Михая Каройи возродить Венгерское государство и организовать социальную и экономическую жизнь на его территории в условиях только что закончившейся войны и крушения Австро-Венгерской империи. После шести месяцев пребывания у власти, осознав нежелание стран Антанты учитывать интересы Венгрии, Каройи передал власть коалиции социал-демократов и коммунистов.

Венгерская коммунистическая партия

Венгерская коммунистическая партия в это время была очень невелика, но её члены были крайне активны и она быстро росла. Её влияние быстро увеличивалось. Ядро партии появилось 4 ноября 1918 года в Москве и состояло из венгров — бывших военнопленных и эмигрантов — придерживавшихся коммунистических взглядов. Центральный комитет возглавлял Бела Кун, который вскоре перебрался в Венгрию, где начал активно привлекать сторонников, в частности, склоняя социал-демократов к более радикальным взглядам. К февралю 1919 года партия насчитывала уже от 30 до 40 тысяч членов, включая большое количество безработных бывших военнослужащих, молодых интеллектуалов и представителей национальных меньшинств.

По мере роста численности партии, она становилась всё более радикальной. Своего пика этот процесс достиг 20 февраля 1919 года, когда демонстрация коммунистов переросла в погром редакции официальной газеты социал-демократов, в ходе которого погибло семь человек, включая полицейских. Правительство использовало этот инцидент в качестве повода для ареста лидеров Венгерской коммунистической партии, запрета её газеты и закрытия офисов партии. Аресты проводились крайне жестоко, полицейские открыто избивали арестованных коммунистов. Результатом этого стала волна общественных симпатий к коммунистической партии. 1 марта был отозван запрет на издание газеты компартии и открыты её офисы. Хотя лидеры партии оставались в заключении, был снят запрет на их посещение, в результате чего они смогли вернуться к активному участию в общественной жизни.

Приход к власти

После получения ультиматума Викса с требованием эвакуации венгерских войск из ряда пограничных территорий, включая Дебрецен и Сегед, 20 марта президент Михай Каройи отправил в отставку правительство Денеша Беринкеи и 21 марта объявил о том, что поручает формирование правительства социал-демократам. Последние, стремясь к формированию устойчивого коалиционного правительства, сразу вступили в переговоры с коммунистической партией, лидеры которой оставались в заключении. В частности, в ходе переговоров было достигнуто соглашение об объединении обеих партий в Венгерскую социалистическую партию. Каройи о ходе переговоров старались не информировать.

Следуя модели прихода к власти, опробованной Лениным, Кун, официально занимавший пост комиссара по иностранным делам, создал правительство под названием «Революционный Правящий Совет», который провозгласил Венгерскую Советскую Республику, а президент Каройи ушёл в отставку. Первоначально правительство представляло коалицию социалистов и коммунистов во главе с Шандором Гарбаи, однако всего через несколько дней коммунисты вывели из него последних социалистов. После этого новое коммунистическое правительство провозгласило отмену всех аристократических титулов и привилегий, отделение церкви от государства, гарантировало свободу слова и собраний, бесплатное образование, языковые и культурные права для национальных меньшинств. Также коммунисты национализировали промышленные и коммерческие предприятия, жильё, транспорт, банковскую сферу, медицину, учреждения культуры и все земельные владения, размеры которых превышали 40 га. Немалую поддержку в обществе получила и деятельность правительства по восстановлению границ Венгрии.

Хотя Гарбаи формально оставался главой правительства до 1 августа, фактически основную роль в правительстве играл Бела Кун. Кун радиограммой проинформировал Ленина о том, что в Венгрии установлена диктатура пролетариата и предложил заключить союз между РСФСР и Венгерской советской республикой с целью противодействия Антанте. Однако Советская Россия, втянутая в гражданскую войну, ничего кроме моральной поддержки Венгрии оказать не могла. Венгры оказались предоставлены сами себе.

Красная Гвардия и Красная армия

Для обеспечения защиты республики началось формирование Красной гвардии во главе с Матьяшем Ракоши, позднее реорганизованную в Красную армию. Кроме того, появился отряд, насчитывавший около 200 вооружённых людей во главе с Йожефом Черни, которые называли себя «ленинцами», и был задействованы на селе, где выявлялись контрреволюционные настроения. «Ленинцы», а также подобные им группы, были настроены радикально антиклерикально, что вызывало у консервативного сельского населения резкое неприятие. Кроме того, национализация земли и реквизиции восстановили против правительства большую часть венгерского крестьянства. Результатом этого явились регулярные конфликты, нередко приводившие к вооружённым столкновениям красноармейцев с крестьянами. Ещё одним фактором, который снизил популярность коммунистического правительства, состоял в том, что почти все его члены (Б. Кун, Д. Лукач, Т. Самуэли, М. Ракоши, Э. Герё, В. Бём, Е. Варга и др.) были евреями, в то время как в населении Венгрии евреи составляли лишь небольшой процент (к 1920 году 473.000 человек, около 6 %). Тем временем на оккупированных странами Антанты территориях страны было образовано контрреволюционное правительство графа Дьюлы Каройи, при котором была сформирована Национальная армия Миклоша Хорти.

Установление границ

Кун активно содействовал распространению коммунизма на соседних территориях, ранее принадлежавших Венгрии. После того, как им была одержана победа над войсками Чехословакии, Президент США Вильсон был вынужден направить правительству Венгрии приглашение в Париж на переговоры по установлению границ Венгрии. Кун ожидал «дружественной» интервенции со стороны Советской России, которая смогла бы гарантировать существование его режима, что должно было стать началом всемирной социалистической революции. Одним из проявлений этого процесса можно рассматривать появление 16 июня Словацкой Советской Республики в южной и восточной частях Словакии.

Красный террор

Ситуация в Венгрии начала изменяться после провала мятежа, устроенного 24 июня Народными социал-демократами. Новым коммунистическим правительством были организованы массовые репрессии: было казнено 590 участников мятежа. В стране был развернут «красный террор» и поддержка правительства населением начала ослабевать.

Антанта

В это же время Советская Венгрия столкнулась и с внешней угрозой. Продвижение Красной армии на север было остановлено, и в конце июня под ударами чехословацких войск пала Словацкая Советская Республика. В то же время Румыния, при поддержке Антанты, напала на Венгрию с юго-востока, её армия быстро продвигалась по стране, вскоре отрезав все пути, ведущие к столице. Венгерская красная армия была принуждена дать бой на подступах к Будапешту. Битва была красными проиграна и 1 августа Бела Кун и большинство членов правительства бежали в Австрию. Оставшаяся небольшая часть во главе с Дьёрдем Лукачем, бывшим комиссаром по культуре, приступила к организации подпольной коммунистической партии. Будапештским Советом рабочих депутатов было избрано новое правительство во главе с Дьюлой Пейдлом, однако действовало оно всего несколько дней, до 6 августа, когда вошедшие в Будапешт румынские войска поставили точку в истории Венгерской Советской Республики.

Белый террор

В политическом вакууме, образовавшемся в результате гибели Советской республики и румынской оккупации, быстро набрали силу консерваторы Иштван Бетлен и Миклош Хорти, захватившие контроль над западной Венгрией, не оккупированной румынами. Национальная армия, возглавляемая Хорти, представляющая собой ряд полусамостоятельных вооружённых формирований, начала кампанию террора против коммунистов и других левых которая стала известна как «белый террор». Особой жестокостью отличался отряд Пала Пронаи.

Многие сторонники Советской республики были расстреляны без суда и следствия, значительная часть попала в тюрьму в результате так называемых «комиссарских процессов». Большинство этих заключённых впоследствии были обменены на основании соглашения об обмене между Советской Россией и хортистской Венгрией, заключённого в 1921 г. (по этому соглашению в Россию были выданы 415 заключённых).

Государственное устройство

Высший орган государственной власти — государственное собрание советов (Tanácsok Országos Gyűlése) или Федеральное государственное собрание советов (Szövetséges Tanácsok Országos Gyűlése), избиралось комитатскими рабоче-крестьянскими советами и городскими рабоче-крестьянскими советами городов на правах регионов, между собраниями — Федеральный центральный исполнительный комитет (Szövetséges Központi Intéző Bizottság), избирался государственным собранием советов, исполнительный орган — Революционный Правительственный Совет (Forradalmi Kormányzótanács), избирался государственным собранием советов.

Административное деление

Территория Венгерской советской республики делилась на комитаты (vármegye) и города на правах регионов (törvényhatósági jogú város), комитаты на города (varosi) и общины (községi), города на правах регионов на районы (kerületi).

Высший орган комитата — комитатский рабоче-крестьянско-солдатский совет (Vármegyei munkás-, paraszt- és katonatanácsának), избирались населением, исполнительный орган — комитатский исполнительный комитет (Vármegyei intéző bizottság), избирались комитатскими рабоче-крестьянско-солдатскими советами.

Высший орган города — городской рабоче-солдатский совет (Városi munkás- és katonatanács), избирались населением.

Высший орган общины — общинный рабоче-крестьянско-солдатский совет (Községi munkás-paraszt- és katonatanács), избирались населением.

Венгерская Советская Республика в кино

• Держись за облака (1971)
• Воспоминание о курорте (1976)
• Вкус солнечного света (1999)

См. также

• Дьюла Альпари
• Почтовые марки Венгерской Советской Республики

Ссылки

• [system-of-knowledge.wikia.com/wiki/%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%A1%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%A0%D0%B5%D1%81%D0%BF%D1%83%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%B0,_1919 Венгерская Советская Республика] марксистский анализ.

Литература

• 1919 год в Венгрии М., 1959
• Лебов, Марк Фаркашевич. [books.google.com/books?id=B8EvAAAAIAAJ&q=%22%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%9A%D1%80%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D0%B0%22&dq=%22%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%9A%D1%80%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D0%B0%22&hl=en Венгерская Советская республика 1919 года]. — М.: Соцэкгиз, 1959. — P. 112.
• Б. Кун. Итоги пролетарской революции в Венгрии. М., 1960
• Кун Б. О Венгерской советской республике. — М., 1966.
• Венгерские интернационалисты в Октябрьской Революции и Гражданской войне (сборник документов) 1-2 т. М., 1968
• Липтаи Э. Венгерская советская республика. — М., 1970.
• История венгерского революционного рабочего движения (в 3-х томах) М., 1970—1973.
• Русские интернационалисты в борьбе за Венгерскую Советскую Республику. М., 1972
• Гранчак И. М. Бела Кун. М., 1975
• Липтаи Э. «Красноармейцы, вперед!» (1919). — М., 1986.
• Нежинский, Леонид Николаевич. 133 дня 1919 года: Советская Россия и Венгерская Советская республика. — М.: Политиздат, 1989. — P. 301.

Отрывок, характеризующий Венгерская советская республика

– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»